немного, скоро минуют дни твоих страданий. Из-за облаков уже пробивается солнце твоего счастья, скоро оно само явится перед тобой».
С. 567. В обоих – начало войны… – В машинописном тексте имеется пометка: «Вот результат… до победы и т. д.». Следовательно, этот текст был дополнен текстом первой редакции.
С. 587. Бургдорф (Гитлеру)… В машинописном варианте имеется только примечание: «Потом сцена примерно та же, что на с. 45 первого варианта». Следовательно, текст был дополнен из первой редакции второго машинописного варианта. Заменен был кусок «Гитлер видит, что у Рихарда течет кровь. Треплет (sic!) его по щеке: «Лечить амбулаторно в госпитале бункера. Если может ходить, предоставить отпуск два дня (или больше)».
С. 667. Сцена «Солдатская столовая. Начинается оргия». – В машинописном тексте имеется только примечание: «Оргия как на с. 9 последнего действия. (Гробы для детей Геббельса позднее.)» То есть сцена была дополнена по машинописному варианту этого действия.
С. 674. Сцена «Два выстрела в бункере». К ней в машинописи имеется примечание Ремарка: «Возможно, эту сцену оставить здесь, тогда на с. 100 (машинописного варианта) опустить». В соответствующем месте в тексте была вычеркнута сцена:
Неожиданно звучат два выстрела. Все вздрагивают. Два человека поднимают руки в гитлеровском приветствии. Кричат с серьезными лицами: «Хайль Гитлер!» Остальные снимают фуражки.
Кребс (входящему Гюнше). Свершилось, не так ли?
– Что? – спрашивает Гюнше.
– Фюрера и его жены больше нет? Эти два выстрела…
– Нет-нет, – отвечает Гюнше. – Это всего лишь собаки фрау Гитлер и фрау Кристиан. Он приказал их застрелить.
– А фюрер?
– Фюрер еще жив.
С. 678. После сцены Кемпки и Бормана. В машинописном варианте снова следует сцена с детскими гробами. Здесь был опущен следующий текст:
По коридору несут пять маленьких белых гробов. Гитлер идет им навстречу. Отшатывается.
– Что это?
Один из носильщиков:
– Они еще пустые, мой фюрер. Их потребовал принести господин министр Геббельс.
С. 682. Сцена «Комната в бункере. Собрались все». Эта сцена была записана дважды, оставлен был второй вариант. Следующий текст был опущен:
В этом месте можно дать сцену второго прощания. Но тогда кто-нибудь должен сказать:
– Вот он опять, чего он хочет еще?
Другой:
– Попрощаться второй раз.
Веннер Рихарду или кому-то другому:
– Актеры тоже так делают.
Потом: Гитлер, бормоча, еще раз проходит вдоль строя.
Фрау Геббельс:
– Мой фюрер, вы нужны миру…
Гитлер с отсутствующим видом продолжает бормотать, смотрит на Геббельса:
– Сжечь… Мое тело… и мою жену тоже… не хочу, как Муссолини…
Гитлер уходит.
Геббельс и его жена. Геббельс предлагает ей руку.
– Настало время для детей…
Фрау Геббельс:
– Мой ангел, я… я не знаю, смогу ли… Дети…
Геббельс:
– Что? Фюрер дал тебе свой золотой партийный значок, а ты собираешься проявить слабость? Идем! Дети сами бы это сделали, если бы были взрослыми.
Фрау Геббельс сломлена. Они уходят. Мимо них идут люди с канистрами бензина.
Очевидные опечатки, неточности в орфографии и пунктуации, если они однозначно принадлежат переписчику (или переписчикам), были исправлены. Имена собственные, если в машинописном тексте имелись разночтения, были исправлены в соответствии с принятым написанием.
Мы старались сохранить смешанный характер текста, проявляющийся в чередовании художественной прозы, текста, написанного как пьеса, и того, что Ремарк назвал «врезками». Однако соответствующая манера изложения при подготовке к опубликованию везде была стандартизирована, т. е. указания для режиссера в тех местах, которые написаны как пьеса, даны в скобках и курсивом даже в тех случаях, когда в машинописном варианте эта форма не соблюдена. Разделение на сцены при переписывании и перепечатывании частично утрачено, так что и в этом отношении пришлось стандартизировать текст. В некоторых местах, когда действующие лица в рукописи обозначены нечетко, эти обозначения были добавлены.
Последняя остановка
С начала пятидесятых годов Ремарк все чаще выражал в дневнике желание закончить период «романов на злобу дня» и сформулировать «драматизм времени» в театральной пьесе. С сентября 1952 года это желание воплотилось вначале в создании наброска, а потом и в написании пьесы «Возвращение Еноха Дж. Джонса». Пьеса объединяет возвращение с корейской войны считавшегося погибшим солдата и резкую критику власти СМИ, а также скрытого милитаризма общества США.
Но конкретную работу над пьесой Ремарк начал предположительно только после окончания романа «Время жить и время умирать» и сценария «Последний акт». На то, что сценарий и пьеса, называвшаяся вначале «Берлин, 45-й год», задумывались параллельно или сразу друг за другом, указывает не только расположение рукописей – в архиве автора рукописи обоих текстов перемешаны, – но и совпадение времени (апрель – май 1945 года) и места (Берлин) действия. Само собой напрашивается желание интерпретировать «Последний акт» и «Последнюю остановку» как взгляд с разных сторон на политические события и на развитие судеб простых людей в Берлине в конце Второй мировой войны.
В конце 1955 – начале 1956-го, вероятно в целях защиты авторского права, в парижском агентстве «Martonplay» появилась перепечатанная на гектографе сброшюрованная копия под названием «Пьеса в двух действиях. Берлин, 45-й год». Но Ремарк продолжал непрерывно работать над пьесой, что хорошо видно по сохраненному в марбахском Немецком литературном архиве экземпляру этой пьесы, в котором имеется значительная авторская правка.
Как и другие произведения первой половины пятидесятых годов, «Последняя остановка» содержит много намеков на современные события в Германии. Пьеса была задумана не только как исторический отчет о ситуации весной 1945 года в завоеванном Красной армией Берлине, но во многих местах действия как символический намек на современную ситуацию в Германии в середине пятидесятых годов. Попытка эсэсовца Шмидта присвоить себе новую биографию, раздобыв новую одежду и документы заключенного концлагеря, тоже намекала на широко распространенную новую оценку вины – если не полную реабилитацию – военных преступников в ФРГ. А появление на сцене красноармейцев подхватывало дискуссию о том, что же случилось с Германией – «проиграла» она войну или «была освобождена». В «Последней остановке» только красноармейцы в состоянии решить, кто из немцев является жертвой, а кто – преступником. Правда, в пьесе показаны и ужасы, связанные в памяти немцев с вступлением Красной армии, однако Ремарк – и это в разгар «холодной войны» – дает в пьесе дифференцированное представление об освободителях, уже снова ставших «врагами». Ремарку казалось особенно важным подчеркнуть, что сами немцы были в определенном смысле не способны ни освободиться от национал-социализма во время войны, ни избавиться от него в результате необходимого «обновления» после войны.
До начала сентября Ремарк продолжал работу над различными редакциями текста (в архиве автора существует примерно две тысячи рукописных и машинописных страниц разных редакций)
