— Дело, конечно, сделано. Но вам с Вампиловым эту пьесу еще припомнят.
Так оно и случилось. Главный герой «Утиной охоты» Зилов и вся мужская часть его компании, кроме официанта Димы, трудятся в некоем Бюро технической информации. Надо же было такому случиться, что в Иркутске в то время было всего лишь одно такое бюро, точно с таким же названием. И сотрудники этой замечательной организации закипели благородным возмущением, налились гневом и, дабы все знали, что они не Зиловы, не саяпины, не кушаки, нашли самый верный способ доказать, что они ангелы (не те, что нарисованы Вампиловым в другой пьесе). Лучшим средством обороны, как известно, является донос.
Письмо возмущенных сотрудников Бюро технической информации было передано в обком, там заинтересовались этой отнюдь не технической информацией. Меня, как редактора альманаха и автора предисловия, пригласил Антипин (тогдашний третий секретарь Иркутского обкома КПСС. — Т.Г.). Он дал мне прочитать донос, потом мы поговорили.
Может быть, Антипину не хотелось раздувать дело, ведь это как бумеранг, разносишь других, а попадет самому — недосмотрел. Мы посмеялись. Жалобщикам было отвечено, что Вампилов не имел в виду Иркутск и, конкретно, тех людей, которые приняли пьесу на свой счет. Но ангелы из Бюро технической информации послали донос повыше — аж в ЦК КПСС!
И на наше отчетно-выборное писательское собрание, его срок как раз приспел, явился гость из отдела культуры ЦК КПСС. Стало ясно, что противники «Утиной охоты» воспользуются этим. Однако разгрома не получилось — собрание встало на защиту Вампилова» (Звезда. 1997. № 8. С. 328).
Даже после смерти Вампилова его пьеса вызывала неприятие у тех, от кого зависела ее дальнейшая судьба. Марк Сергеев в своих воспоминаниях рассказывает и о подготовке к изданию первого однотомника произведений Вампилова:
«В октябре 1972 года однотомник был передан мною в Восточно-Сибирское издательство. Месяца через два или три меня вызвал к себе директор издательства и сказал: „Можно издать, но без „Утиной охоты““.
Я понял, что невидимкой стоит за его спиной иркутская цензура. И принял неожиданное решение: забрал рукопись, написал бумагу директору издательства «Искусство» Тараканову. Причем, зная манеру цензуры, я подумал о том, что нужно обязательно послать неугодную пьесу «Утиная охота» в расклейке, чтобы издатели обратили внимание, что пьеса УЖЕ ВИДЕЛА СВЕТ.
Прошло какое-то время, и мне позвонил наш главный цензор — Николай Григорьевич Козыдло:
— Марк Давидович, скажи: как получилось, что в альманахе «Ангара» была напечатана «Утиная охота»? Я что-то не припоминаю, когда давал разрешение на печать.
«Еще бы! — подумал я. — Вы и не можете этого помнить». Однако сказал:
— Есть причина для этого звонка?
— Да. Понимаешь, московская цензура остановила корректуру книги Вампилова, удивилась, что эта вещь опубликована, и позвонили…
Я лихорадочно думал, как спасти положение? Если рассказать Николаю Григорьевичу правду — пьеса сгорит. И тут, как часто бывает в экстремальной ситуации, память мне подбросила один давний эпизод. Возникла однажды подобная сложность: иркутская цензура задержала повесть Валентина Распутина «Деньги для Марии», тоже в корректуре альманаха «Ангара». Назавтра я отправился в обком.
… Кончилось тем, что Антипин попросил свою секретаршу связать его с Н.Г. Козыдло, и разговор вышел такой:
Козыдло: Слушаю вас, Евстафий Никитич.
Антипин: Мы вот тут сидим с Марком Давидовичем и рассуждаем о повести Валентина Распутина «Деньги для Марии». У нас с Марком Давидовичем проблем нет! — И положил трубку.
Уже через час корректура альманаха была возвращена в издательство с соответствующим штампом цензуры, и «Ангара» с повестью вышла в свет.
… я решил блефовать.
— Вы помните, Николай Григорьевич, такой случай. Вам позвонил Евстафий Никитич и сказал: «Вот мы тут с Марком Давидовичем рассуждаем о пьесе „Утиная охота“, и у нас с Марком Давидовичем никаких проблем нет!»
— Помню, помню! — воскликнул Николай Григорьевич. И сообщил в Москву, что «Утиная охота» опубликована с благословения обкома.
Надо сказать, что чиновники различных московских структур побаивались вступать в конфликт с местными обкомами, ведь секретари большинства из них были членами ЦК.
Однотомник с крамольной пьесой был подписан к печати» (речь идет об «Избранном» А. Вампилова, вышедшем в изд-ве «Искусство» в 1975 г. — Т.Г.).
В 1976 г. на совещании в Союзе писателей по поводу современного состояния драматургии тогдашний начальник Управления театров Министерства культуры СССР Г.А. Иванов так отозвался о лучшей пьесе Вампилова: «В Семипалатинске пьесу поставили и сняли. Когда нам два часа показывают законченного подонка, когда он измывается садистически, то выдержать это зритель отказывается, потому это произведение останется только литературным произведением… И только» (из архива участницы совещания, тогда заведующей литературной частью театра «Современник» Е.И. Котовой).
Впервые «Утиная охота» увидела свет рампы в молдавском театре «Лучаферул» в 1976 г. (поставил спектакль В. Апостол). Спектакль шел на молдавском языке. По-русски герои Вампилова впервые заговорили на сцене Рижского театра русской драмы (режиссер А. Кац; 1976 г.). К пьесе обращались многие очень крупные театральные мастера. В Москве в 1979 г. поставили спектакли В. Андреев (в Театре им. М.Н. Ермоловой) и О. Ефремов (во МХАТе), собирался ставить Ю. Любимов (идея осталась неосуществленной). В 1979 г. по пьесе был поставлен фильм «Отпуск в сентябре» (режиссер В. Мельников, «Ленфильм»; премьера фильма состоялась летом 1987 г.). Роль Зилова сыграл О. Даль.
В раннем варианте пьесы сцена прощания Зилова (здесь он — Рябов) и Галины и встречи с Ириной строилась иначе: «Солнечное летнее утро. Перрон. Рябов и Галина. В стороне сидит человек в черных очках. Рядом с ним на скамейке лежит гитара.
ГАЛИНА. Ну вот… Спасибо, что проводил.
РЯБОВ. Место внизу освободится в Красноярске. Не прозевай.
Молчание.
Смотри, как печет. А что будет днем?.. Будет дождь. Должен быть.
ГАЛИНА. Никакого дождя не будет.
РЯБОВ. Почему ты так думаешь?
ГАЛИНА. Твои прогнозы никогда не оправдывались.
РЯБОВ. Ты права. Ничего нельзя знать заранее.
Молчание.
ГАЛИНА. Ну вот… Нам уже нечего сказать. Мы уже все сказали. Так?
РЯБОВ. Да. За десять лет мы даже наговорили друг другу лишнего.
ГАЛИНА. И все-таки. Ведь это как-никак — навсегда. Мог бы что-нибудь сказать.
РЯБОВ. Желаю тебе всего хорошего.
ГАЛИНА. Спасибо… Наверное, такие дела делаются вечером, на закате. Как ты думаешь?
РЯБОВ. Не знаю. Поезда ходят утром и вечером.
Молчание.
ГАЛИНА. Если позвонит мама — ничего ей не говори. Я им напишу.
РЯБОВ. Хорошо. Ты подала ему телеграмму?
ГАЛИНА. Да. Вчера.
Молчание.
Ну вот… Вроде бы все…
РЯБОВ. Да, все. Разводом займемся в сентябре, ничего?
ГАЛИНА. Хорошо. Детей у нас нет. Нас разведут заочно.
РЯБОВ. Да. Сейчас это просто.
Молчание.
ГОЛОС ДИКТОРА. Внимание! До отхода поезда номер сорок один остается две минуты. Пассажиры, займите свои места, а провожающие выйдите из вагонов.
ГАЛИНА. Ну вот и все.
ГОЛОС ДИКТОРА. Повторяю, до отхода поезда сорок один осталось две минуты.
Галина делает к Рябову шаг и они обнимаются.
ГАЛИНА. Прощай. (Плачет.)
РЯБОВ. Напиши мне. Что и как — напиши…
ГАЛИНА. Не забывай меня.
РЯБОВ. Да.
Галина быстро уходит. Рябов один. Шум уходящего поезда. Он идет по перрону, останавливается, смотрит на часы. Возвращается, подходит к скамейке.
СЛЕПОЙ. Товарищ! Который час?
РЯБОВ. Двадцать минут десятого.
СЛЕПОЙ. Благодарю. Не найдется ли папироски?
РЯБОВ. Возьмите.
СЛЕПОЙ. Вот благодарю. (Закуривает, потом играет на гитаре.)
Молчание.
Слепой играет плясовую, подпевает невнятно.
РЯБОВ Послушайте, спойте что-нибудь.
СЛЕПОЙ. Сейчас?.. Рабочий день еще не начался. Придет электричка, вот тогда…
РЯБОВ. Спойте. Я заплачу. (Дает ему деньги.)
СЛЕПОЙ. Вам — что? Веселое, грустное, старинное или что-нибудь блатное?
РЯБОВ. Не знаю. Все равно.
