Падает без чувств на руки Ксении.
Еще несколько воинов, несущих посадника
Москва! Москва! Спасайтеся! Москва!
Слышатся вдали трубы. Марфу уносят на руках.
Все граждане разбегаются с криком
Москва! Москва! идут! конец, конец!
Старик, оставшийся один на сцене
Скончался наш отец великий Новгород! Память, тебе вечная! Господи! Приими дух наш с миром!
Упадает без чувств.
С другой стороны выходят несколько нарядных граждан с хлебом и солью на блюдах. Задние новгородские воины, увидя их, возвращаются и вышибают из рук хлеб-соль, ругаясь.
Куда, негодные! Успеете
Накланяться еще!
Граждане
Трубы приближаются, и воины оставляют их в покое. Их набирается больше и больше. Овин.
Первый гражданин
Где встретить князя нам: за воротами
Иль здесь?
Второй
Нет, лучше у ворот уж самых:
Виднее, ближе там; князь нас заметит.
Войска вступают торжественно в город. Овин и прочие беспрестанно кланяются. Показывается Иоанн на коне. Граждане падают пред ним на колени.
Овин
Отец наш, православный государь!
Прими рабов в свою державу верных
С великим Новградом!
Другие
Спаси, помилуй!
Насилу дождалися мы тебя!
Насилу бог прислал спасителя!
Иоанн, не говоря ни слова, проезжает мимо их. Его воины бросаются на граждан и отнимают их приношения.
Вот мы вас, гущееды, погодите!
Ночь. Покои Марфы. Пред образною теплится лампада. Марфа, закрыв руками лицо, плачет. Ксения стоит над нею.
Ксения
Родительница! успокойся. Ночь
Без памяти всю провела ты.
Марфа
Скоро
Я успокоюся в сырой земле.
Ты знаешь ли видение Зосимы,
Игумена в пустыне Соловецкой?[64]
Ксения
Об нем мне сказывала что-то мама[65]
Неясное. Она сама не знает
Всего порядочно.
Марфа
За Белым морем,
На острову, в стране глухой и дикой,
Где нет людей и чуть ведутся звери, —
Где хлад такой, что птицы замерзают
На всем лету, — где длится ночь полгода,
А небо освещается зарями,
Блестящими, прекрасными, цветными, —
Где чудеса на всякий день творятся
Неимоверные, о коих страшно
И слышать здесь, — на крае будто мира,
Есть строгая, пустынная обитель.
И слух туда далеко не доходит
О суетах мирских. Отцы святые,
В трудах, посте, молитве подвизаясь,
По целым дням без пития и пищи,
Забывши мир, беседуют лишь с богом,
И внемлет он их глас, и отвечает
Святым…
Ксения
Ах, если б там мне помолиться!
Поедем, матушка. Там к людям ближе
Господь: услышит он…
Марфа
Быть может, скоро
Желание твое свершится — слушай:
Насельники[66] и слуги новгородски,
На Белом море промышляя ловлей,
В грозу на остров занеслися ветром.
Пристали за запасами к монахам.
И, получив лишь несколько просфир,
Голодные, с сердцов, избили старцев,
Переломали утвари, одежды
Все изорвали и грозились в буйстве
В другой раз кельи разорить и церковь.
Отшельники, трепещущи от страха,
Свого игумена послали в Новград
Просить у нас уйму и заступленья.
Зосима, быв у всех бояр и житых,
Пришел ко мне… поверя злобным смердам,
Оклеветавшим мне святого мужа,
Велела я прогнать его с бесчестьем.
Ксения
Ах, что ты, что ты сделала?
Марфа
Но после,
Узнавши от бояр новогородских
О святости и подвигах его,
О правой жалобе, я пригласила
Его к себе обедать со властями,
Посадниками, тысячским, желая
Просить его пред всеми о прощенье.
Пришел он. Многолюдною беседой
За трапезу мы сели — все, что Новград
И области его представить могут,
Все было на моем столе. Сыны
С слугами наравне кругом ходили,
Прося и потчуя гостей довольных
Сластями, яствами, вином заморским.
Насытилися, напилися гости.
Поднялся пир и шум, и смех веселый,
Раздался крик в честь Новграду, хозяйке,
Сердечное, живое ликованье.
Один мой дальний гость сидел смиренно,
Потупив взор, от брашен[67] не вкушая,
Средь бархатов, парчей в раздранной рясе,
Меж светлых, шумных бледный и безмолвный.
И долго на него я с наслажденьем
Смотрела, думала о суете,
О наших тщетных замыслах, желаньях,
О том пристанище, что безмятежный
Достигнул он победою над плотью.
Как вдруг он будто бы очнулся, взором
Окинул все собранье, прослезился
И опустил главу. Его движенья
Внезапного в пирующей беседе
Никто, кроме меня, не мог заметить.
Я, удивленная, глаз не спускаю
С отшельника, — гляжу, — опять он поднял
Поникшую главу, опять взглянул
На всех, опять заплакал и склонился.
И также в третий раз; я испугалась, —
Как будто канули на сердце слезы
Зловещие, и робкое заныло.
Лишь кончился обед, я в образную
Святого повела и с ужасом спросила
О горести безвременной его.
Молчал он долго; наконец уж, сжалясь
Над лютыми терзаньями моими,
Сказал: блюдися, чадо, от напасти.
Грядут дни злобные на новгородцев.
Я видел за столом гостей безглавых…
Ксения
Тебя… как… увидал угодник божий?
Марфа
Мою несчастную судьбу в неясных
Он предсказал словах —
но тем утешил,
Что Иоанна ждет конец страшнее,
И я должна ему поведать гибель
В последний день свободы новгородской.
Я пала в ноги божьему пророку,
Просила заступиться перед небом —
Молитва праведника много может.
Он, осенив меня своей десницей,
Изрек: молися богу днем и нощью,
Спасение и милость у него. —
Я обнадеялась, богатый вклад
Поместьями и деньгами в обитель
Святую подала и, занятая
Гражданскими делами, позабыла
Пророчество отшельника, а ныне
Оно свершается. — Я ожидаю Веленья
Князева к нему явиться:
Святое слово да не идет мимо.
Ксения
О мать моя! тебе сказал угодник:
У господа спасение и милость.
Он вступится за нас. Ты не погибнешь.
Марфа
А Новград, — род Борецких пресеченный, —
Мои сыны, погибшие во цвете, —
Мой Алексей, последняя надежда,
У стен отечества истекший кровью…
Ксения
Он жив; в беспамятстве ты позабыла!
Марфа
Он жив! Несчастная! что ты сказала?
Зачем напомнила… — Да! да! он жив…
Он изменил. Я родила Новграду
Предателя. Меня, меня назвали
Изменницею. — Боже! Боже! Боже!
За что такою лютой, горькой казнью
Казнить меня. — Неужли я на свете
Грешнее всех людей?
Боярин Федоров с несколькими новгородцами входят поспешно.
Боярин
Посадница!
Ганзейские купцы провезть берутся
Тебя с товаром безопасно в Любек.
Беги!
С твоим имением, богатством
Ты можешь там во всяком удовольстве
Скончать свой век — забыть Москву и князя,
Забыть неблагодарных сограждан.
Спасайся!
Марфа молчит.
Боярин
