Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в одном томе

У нас вчера с позавчера
шла спокойная игра —
Козырей в колоде каждому хватало,
И сходились мы на том,
что, оставшись при своем,
Расходились, а потом — давай сначала!

Но вот явились к нам они — сказали «Здрасьте!».
Мы их не ждали, а они уже пришли…
А в колоде как-никак — четыре масти, —
Они давай хватать тузы и короли!

И пошла у нас с утра
неудачная игра, —
Не мешайте и не хлопайте дверями!
И шерстят они нас в пух —
им успех, а нам испуг, —
Но тузы — они ведь бьются козырями!

А вот явились к нам они — сказали «Здрасьте!».
Мы их не ждали, а они уже пришли…
А в колоде как-никак — четыре масти, —
И им достались все тузы и короли!

Шла неравная игра —
одолели шулера, —
Карта прет им, ну а нам — пойду покличу!
Зубы щелкают у них —
видно, каждый хочет вмиг
Кончить дело — и начать делить добычу.

А вот явились к нам они — сказали «Здрасьте!».
Мы их не ждали, а они уже пришли…
А в колоде как-никак — четыре масти, —
И им достались все тузы и короли!

Только зря они шустры —
не сейчас конец игры!
Жаль, что вечер на дворе такой безлунный!..
Мы плетемся наугад,
нам фортуна кажет зад, —
Но ничего — мы рассчитаемся с фортуной!

И вот явились к нам они — сказали «Здрасьте!».
Мы их не ждали, а они уже пришли…
Но в колоде все равно — четыре масти, —
И нам достанутся тузы и короли!

Небо этого дня —
ясное,
Но теперь в нем — броня
лязгает.
А по нашей земле —
гул стоит,
И деревья в смоле —
грустно им.

Дым и пепел встают
как кресты,
Гнезд по крышам не вьют
аисты.

Колос — в цвет янтаря, —
успеем ли?
Нет! Выходит, мы зря
сеяли.
Что ж там, цветом в янтарь,
светится?
Это в поле пожар
мечется.

Разбрелись все от бед
в стороны…
Певчих птиц больше нет —
вóроны!

И деревья в пыли
к осени.
Те, что песни могли, —
бросили.
И любовь не для нас, —
верно ведь,
Что нужнее сейчас
ненависть?

Дым и пепел встают
как кресты,
Гнезд по крышам не вьют
аисты.

Лес шумит, как всегда,
кронами,
А земля и вода —
стонами.
Но нельзя без чудес —
аукает
Довоенными лес
звуками.

Побрели все от бед
на восток,
Певчих птиц больше нет,
нет аистов.

Воздух звуки хранит
разные,
Но теперь в нем — гремит,
лязгает.
Даже цокот копыт —
топотом,
Если кто закричит —
шепотом.

Побрели все от бед
на восток, —
И над крышами нет
аистов…

Лукоморья больше нет,
От дубов простыл и след, —
Дуб годится на паркет —
так ведь нет:
Выходили из избы
Здоровенные жлобы —
Порубили все дубы
на гробы.

Ты уймись, уймись, тоска,
У меня в груди!
Это — только присказка,
Сказка — впереди.

Распрекрасно жить в домах
На куриных на ногах,
Но явился всем на страх
вертопрах, —
Добрый молодец он был —
Бабку Ведьму подпоил,
Ратный подвиг совершил,
дом спалил.

Тридцать три богатыря
Порешили, что зазря
Берегли они царя
и моря, —
Кажный взял себе надел —
Кур завел — и в ём сидел,
Охраняя свой удел
не у дел.

Ободрав зеленый дуб,
Дядька ихний сделал сруб,
С окружающими туп
стал и груб, —
И ругался день-деньской
Бывший дядька их морской,
Хоть имел участок свой
под Москвой.

Здесь и вправду ходит Кот, —
Как направо — так поет,
Как налево — так загнет
анекдот, —
Но, ученый сукин сын,
Цепь златую снес в торгсин
И на выручку — один —
в магазин.

Как-то раз за божий дар
Получил он гонорар, —
В Лукоморье перегар —
на гектар!
Но хватил его удар, —
Чтоб избегнуть божьих кар,
Кот диктует про татар
мемуар.

И Русалка — вот дела! —
Честь недолго берегла —
И однажды, как смогла,
родила, —
Тридцать три же мужука
Не желают знать сынка, —
Пусть считается пока —
сын полка.

Как-то раз один Колдун —
Врун, болтун и хохотун —
Предложил ей как знаток
дамских струн:
Мол, Русалка, все пойму
И с дитем тебя возьму, —
И пошла она к ему
как в тюрьму.

Бородатый Черномор —
Лукоморский первый вор —
Он давно Людмилу спер, —
ох, хитер!
Ловко пользуется, тать,
Тем, что может он летать:
Зазеваешься — он хвать! —
и тикать.

А коверный самолет
Сдан в музей в запрошлый год —
Любознательный народ
так и прет!
Без опаски старый хрыч
Баб ворует, хнычь не хнычь, —
Ох, скорей ему накличь
паралич!

Нету мочи, нету сил, —
Леший как-то недопил —
Лешачиху свою бил
и вопил:
«Дай рубля, прибью а то, —
Я добытчик али кто?!
А не дашь — тады пропью
долото!»

«Я ли ягод не носил?! —
Снова Леший голосил. —
А коры по скольку кил
приносил!
Надрывался — издаля,
Всё твоей забавы для, —
Ты ж жалеешь мне рубля —
ах ты тля!»

И невиданных зверей,
Дичи всякой — нету ей:
Понаехало за ей
егерей…
В общем, значит, не секрет:
Лукоморья больше нет, —
Всё, про что писал поэт,
это — бред.

Ты уймись, уймись, тоска, —
Душу мне не рань!
Раз уж это присказка —
Значит, сказка — дрянь.

На краю края земли, где небо ясное
Как бы вроде даже сходит за кордон,
На горе стояло здание ужасное,
Издаля напоминавшее ООН.

Все сверкает как зарница —
Красота, — но только вот
В этом здании царица
В заточении живет.

И Кощей Бессмертный грубую животную
Это здание поставил охранять, —
Но по-своему несчастное и кроткое,
Может, было то животное — как знать!

От большой тоски по маме
Вечно чудище в слезах, —
Ведь оно с семью главами,
О пятнадцати глазах.

Сам Кощей (он мог бы раньше — врукопашную)
От любви к царице высох и увял —
Стал по-своему несчастным старикашкою, —
Ну а зверь — его к царице не пускал.

«Пропусти меня, чего там,
Я ж от страсти трепещу!..»
«Хочь снимай меня с работы —
Ни за что не пропущу!»

Добрый молодец Иван решил попасть туда:
Мол, видали мы кощеев, так-растак!
Он все время: где чего — так сразу шасть туда, —
Он по-своему несчастный был — дурак!

То ли выпь захохотала,
То ли филин заикал, —
На душе тоскливо стало
У Ивана-дурака.

Началися его подвиги напрасные,
С баб-ягами никчемушная борьба, —
Тоже ведь она по-своему несчастная —
Эта самая лесная голытьба.

Сколько ведьмочков пришипнул! —
Двух молоденьких, в соку, —
Как увидел утром — всхлипнул:
Жалко стало, дураку!

Но, однако же, приблизился, дремотное
Состоянье превозмог свое Иван, —
В уголку лежало бедное животное,
Все главы свои склонившее в фонтан.

Тут Иван к нему сигает —
Рубит головы спеша, —
И к Кощею подступает,
Кладенцом своим маша.

И грозит он старику двухтыщелетнему:
«Щас, — говорит, — бороду-то мигом обстригу!
Так умри ты, сгинь, Кощей!» А тот в ответ ему:
«Я бы — рад, но я бессмертный — не могу!»

Но Иван себя не помнит:
«Ах ты, гнусный фабрикант!
Вон настроил сколько комнат, —
Девку спрятал, интриган!

Я закончу дело, взявши обязательство!..» —
И от этих-то неслыханных речей
Умер сам Кощей, без всякого вмешательства, —
Он неграмотный, отсталый был Кощей.

А Иван, от гнева красный, —
Пнул Кощея, плюнул в пол —
И к по-своему несчастной
Бедной узнице взошел!..