Когда я осталась наедине с Массимо, на меня неожиданно нахлынула дикая ярость, и, я, что есть сил, принялась пинать ногой его полотна, сваленные в прихожей на полу. Массимо завопил как дикий зверь; тогда я, испугавшись, заперлась в своей комнате на ключ и начала потихоньку расчесывать парик. Немного погодя, видимо, успокоившись, Массимо стал просить меня, чтобы я ему открыла дверь; он чуть ли не плакал, попросил прощения и стал умолять, чтобы я поехала с ним в Тоди, потому что в моем присутствии он чувствует себя, якобы, более решительным. Не понимаю, каким образом я могу вселять в него решительность, если я постоянно, в самой различной форме, повторяю, что его картины мне не нравятся, и, что его глаз это ничто иное, как паясничание. В общем, я согласилась поехать, но правильнее было бы, если я осталась дома, потому что, едва мы выехали из Рима, как тут же снова поссорились. Мама, да, я это знаю. Он не вредный. Добрый и безвольный. Хотя и задиристый, но совершенно безвольный. Я это знаю. Но я его больше не выношу. Да, он имеет успех. Довольно-таки. Да, значительный успех. Конечно. Да, он совершенно здоров. И я тоже совершенно здорова. И девочки. Мама, но причем тут здоровье? Да, я это знаю. Однако, я его больше не переношу. Я знаю, что он отец моих девочек, но, что делать, если я его больше не переношу. Мама, я должна сказать тебе правду — у меня есть некто. Что? Нет, Массимо в курсе дела. Я рассказала ему все, со всеми подробностями. Нет, нет же. Только не причитай, или же я тебе больше ничего не скажу. У меня есть некто. Его зовут Франческо. Какой там любовник! Любовник — не то слово. Он почти не уделяет мне внимания. Разве, что иногда. У него просто нет на то времени. Он очень занятый человек. Руководит каким-то журналом. Увлечен политикой. Да, известен. Богат ли? Что ты! — полностью сидит на мели. Ему приходится содержать всех этих детей. Своих. У него их шестеро. Нет совсем не красавец — парень. О нем не скажешь, что он красив. Он даже не парень. Ему сорок девять лет. Да, мама, нельзя сказать, что он красив, поскольку он лысоват, и, кроме того, у него огромный нос. Да, огромный. Что я нахожу в нем? Право, я и сама этого не знаю.
Но я вовсе не собираюсь разбивать его семьи. Его жене абсолютно наплевать на все. Они живут даже в какой-то мере порознь. Он занимает весь верхний этаж. У него громадная квартира. На улице Виа Джезу [Христа]. На нижнем этаже живет жена с детьми. Однако, дети все время поднимаются наверх. В этой квартире творится жуткий беспорядок. То и дело раздаются звонки, слышится треск пишущих машинок, все время к телефону подходят какие-то люди, снуют дети. Невозможно пройти, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из детей.
Да и жена тоже постоянно поднимается наверх со своими покупками, поскольку стряпают они порознь. Жена? Да, со мной она вежлива. Она довольно-таки приятная женщина, хотя немного и толстовата. Они буквально помешаны на стряпне, он и она. Так, несмотря на свою занятость, он то и дело бегает на кухню взглянуть на свой соус. Они, к тому же, еще и ревностные католики. Левые, но, тем не менее, католики. Видно, судьба моя, провести остаток моей жизни с этими двумя католиками.
Самое неприятное, это то, что я боюсь, что я забеременела. Нет не от Массимо. От Франческо. Нет, он почти не уделял мне внимания, однако, и одного раза хватило, чтобы я забеременела. Это было в воскресенье. Мы закрыли дверь на щеколду. Нет, это было не в нашем доме; в его доме. На улице Джезу. Дети звонили беспрестанно, но мы не открывали; Это был какой-то ужас. Я говорю тебе тихо, потому что Массимо еще не знает об этом. Нет, о моей беременности он ничего не знает. Я ему еще ничего не сказала. Я скрываю это даже от Франческо. Когда вернусь в Рим, обязательно скажу ему об этом. Нет, я не хочу делать аборта. Даже и не подумаю. Я хочу этого ребенка. Согласна, мама, у него будет огромный нос, но меня это ничуть не беспокоит. Я хочу жить с Франческо. Нет, я не потеряла голову, Я влюблена. Проблема в том, что он не воспринимает всего этого. Он занят своими делами по горло. И у него совершенно нет места для меня. Нет, квартира у него огромная; если я уйду к нему, найдется место и для меня, и для детей, — комнат там полно. Просто, для меня нет места в его жизни. А жизнь у него бурлит. Так и бьет через край. Просто не знаю, что делать. Я — в отчаянии. Это пройдет; и это мне говоришь ты, что это пройдет! Но я хочу жить с ним, во что бы то ни стало! Я настроена решительно. К сожалению, он не хочет. Но я постараюсь все же его убедить. Ведь и он тоже сильно влюблен в меня; однако, он крайне нерешителен и до сих пор не считает вопрос окончательно решенным. К тому же он полагает, что у нас с ним будет там самый настоящий детсад. Ты поняла?
Что ты собираешься делать? Приехать в город и переговорить с кем, с Массимо? Тебе совершенно не о чем говорить с Массимо. Нет. Никуда не двигайся. Сиди на месте. Сиди на месте и лучше пошли мне этот денежный перевод. Обязательно телеграфом. Все, мама чао! Должна тебя оставить. Ты напугана? Да, нет же. Не пугайся. Вот увидишь — все уладится. Как именно, я этого не знаю. Нет, я не сошла с ума. Мне, наверно, будет лучше попрощаться с тобой — этот разговор будет стоить нам кучу денег. Очень прошу тебя за перевод. Гостиница Коллодоро. Коллодоро. Да, спасибо, мама.
Женщина кладет трубку телефона на аппарат, возвращается к зеркалу и продолжает наводить красоту.
Массимо! Обрадую тебя — моя мать завтра вышлет нам деньги. Бедная мама. Она была немного напугана. И потрясена. Напугана и потрясена. Я ей рассказала все. Я даже сказала ей нечто такое, чего ты еще не знаешь. Что я — беременна. И занимались-то мы с Франческо любовью всего каких-нибудь пару раз, а вот возьми, да и забеременела. Ты меня слышишь? Да, должно быть слышишь, потому что перестал насвистывать.
Этот снег, наверно, никогда не прекратится. Что будем делать сегодня — одному Богу известно. Ну, и влипли — же мы с этой дырой! Был бы, хотя бы энигматический еженедельник — еще куда ни шло! Массимо! У нас здесь целое озеро; вода из ванны уже добралась до меня. И замочила немного твои картины. Я их протру сейчас осторожно ваткой. Видишь, я забочусь о твоих картинах, хотя они мне и не нравятся. Ты же, наоборот, с моими вещами обращаешься прескверно. Ты их берешь и уничтожаешь. Мой бедный парик, в чего ты его превратил?! Без слез — не взглянешь! А ведь мне его купил — ты! Ты помнишь? На деньги, вырученные от продажи твоей картины. Одной из твоих первых картин. На ней изображался ничем не примечательный луг. Однако, уже тогда можно было различить там маленький глазок, прямо над цветком, похожий на майского жука. Это было четыре года назад. Мы тогда были так счастливы. Иногда я вспоминаю с грустью о тех временах. Я так любила тебя. У тебя еще не было этих длиннющих усов. Не было и этой беспорядочной гривы. Волосы у тебя были ежиком. Словно зубная щеточка. Знаешь, я не верю, что синьор, к которому мы едем, сможет купить у тебя хотя бы одну картину. Это просто фантазия Розарии. Не имело смысла ехать сюда. Мне невероятно холодно. Послушай — а, ну, вылезай из своей ванны, или я пристрелю тебя. Я беременна, тебе это понятно? И забеременела я от Франческо. Девочек я обязательно заберу с собой. Ты все равно ими не очень-то интересуешься.
Ты же можешь оставаться себе спокойно в нашем доме на виа Черви, я тебе это разрешаю. Дома я тебе не могу подарить, так как он принадлежит девочкам. И будешь мне платить за аренду. Шестьдесят тысяч в месяц. Нет, восемьдесят. Я же перееду на улицу виа Джезу. О, боже, у меня снова из носа пошла кровь. Да, выйди же из этой ванны, помоги мне, дай мне полотенце, я перепачкала весь свой свитер. А другого свитера у меня больше нет.
Женщина сильно стучит в дверь ванны. Затем решительно толкает дверь и та открывается.
О, Мадонна, да его здесь нет и в помине! Куда это он мог запропаститься? Одежды — не видно. Должно быть, вышел через дверь, ведущую на террасу. Не может быть, чтобы он уехал. Не мог же он оставить меня одну в этой идиотской деревушке! (Подходит к телефону).
Алло, синьорина? Случайно, не видели моего мужа? Да? Он там, в обеденном зале? И, что он там делает? Пьет кофе с молоком? Скажите ему, чтобы он тут же поднимался наверх. Скажите, что мне плохо. Очень плохо. Скажите, чтобы он тут же прекратил есть и срочно поднялся наверх Я здесь совершенно схожу с ума. Мне плохо и холодно, и всё ужасно надоело. К тому же — я в полном отчаянии, если он тут же не поднимется наверх, я возьму ножницы и изрежу все эти его глупейшие картины на мелкие кусочки!
Январь 1971
