Вторая
Пусть все мои браслеты перельют,
Чтоб сделать наконечник для веревки.
Третья
О, как прекрасна госпожа веревка!
Первая
Вторая
Как шелковые косы девы–нага!
Третья
Гибка, как хобот мудрого Ганеши!
От счастья даже слезы на глазах.
Входит саньяси.
Первая женщина
Отец, хотим веревке помолиться,
Но жрец молчит. Кто прочитает мантры?
Саньяси
Что могут мантры?!
Для времени стал путь непроходим,
Весь в рытвинах, в ухабах, в ямах, в кочках.
Не выровняем путь — нас ждет беда.
Третья женщина
Такого отроду я не слыхала!
Всегда подчинены верхам низы,
И колесница по мосту всегда
Катилась снизу вверх.
Саньяси
Все глубже пропасть, трещина все шире,
Устои сгнили, беспорядок в мире,
Толчок — и рухнет мост.
Уходит.
Первая женщина
Помолимся же божеству дороги
И богу трещин жертву принесем.
А вдруг прогневаются эти боги?
Ведь пропастей немало на пути.
Богиня милосердная, прости!
Не нас — так наших деток пожалей.
Женщины уходят.
Входят воины.
Первый воин
Веревка все лежит на прежнем месте,
Растрепана, как ведьмина коса.
Второй
Какой позор! Сам махараджа брал
Веревку в руки. Помогали мы.
А оси и не скрипнули. Позор!
Третий
Но разве это наше дело, братья?
Мы кшатрии — не буйволы, не шудры.
Всегда стояли мы на колеснице,
А чернь презренная ее везла.
Первый горожанин
Мы прокляты, мы время оскорбили.
Третий воин
О чем болтает этот человек?!
Первый горожанин
Когда–то шудры вздумали сравняться
С жрецами, брахманами. Наглецы!
Такие же в то время были смуты,
И время стало. Замерли минуты.
Но Рама шудре голову отсек,
И снова воцарился мир в стране.
Второй
Все эти шудры — стали грамотеи.
Попробуй книги отобрать — кричат:
Что мы — не люди?!
Третий
Еще не то придется слышать нам!
Однажды скажет чернь: пустите в храм!
Иль скажет: с воинами и жрецами
Хотим купаться вместе.
Первый
Раз так — то неподвижность колесницы
На благо нам,
Приди она в движенье — мир погибнет
Под тяжким колесом.
Первый воин
Читает шудра книги! О безумье!
А завтра брахман будет сеять рис.
Второй
Ворвемся в их лачуги и докажем,
Кто человек, а кто не человек.
Второй горожанин
Один мудрец сказал однажды радже:
В наш век бессильны и мечи и шастры,
Вся сила — в золоте. И царь призвал купца,
Первый воин
Коль сдвинут колесницу торгаши,
Я утоплюсь во всем вооруженье.
Второй
Зря кипятишься, брат, теперь иные
Настали времена.
Не бог любви — стрелу торговец пустит,
И тетива протяжно запоет,
А если стрел не заострит купец,
Им не достигнуть никогда сердец.
Третий
Ты прав. В наш век над всем стоит правитель,
За ним — купец. Царит полукупец —
Полувладыка.
Входит саньяси.
Первый воин
Отец, послушай! Почему не в силах
Мы сдвинуть колесницу?
Саньяси
У вас в руках веревка обветшала.
Все ваши стрелы ранили ее.
Она едва жива, вот–вот порвется,
А вы ее разите вновь и вновь.
Кичитесь силой, оскорбляя время,
Тиранством ослабляете его,
Уйдите прочь с дороги!
Исчезает.
Входят торговцы.
Первый торговец
Проклятье! Обо что я зацепился?
Второй
Да это же постромки колесницы.
Четвертый
Страшна веревка, словно змей Васуки.
Первый воин
Второй
У них на пальцах золотые перстни,
Блеск бриллиантов так и бьет в глаза.
Первый горожанин
Первый торговец
Призвал властитель одного из нас.
И все надеялись: он сдвинет колесницу.
Второй воин
Кто это — все? О ком ты говоришь?
Кто и на что надеялся, скажи?
Второй торговец
Все люди знают, что движенье мира
Всегда подчинено рукам богатых.
Первый воин
Но так ли это? Показать могу я,
Как меч мой движется в моих руках.
Третий торговец
Скажи, а кто твоей рукою движет?
Первый воин
Второй торговец
Ты нам велишь молчать?!
Но всюду слышен голос только наш.
Первый воин
Ты думаешь, клинок мой не звенит?
Второй торговец
Звенит, послушный нашему приказу,
В любой стране, на суше и на море.
Первый горожанин
С богатыми не стоит в спор вступать.
Первый воин
Ты говоришь: не стоит?
Но звон оружья — лучший довод в споре,
Первый горожанин
Оружье можно, как и все, купить,
А это значит: золото — главнее.
Первый торговец
Вы слышали? — отшельника призвали,
Чтоб шел на помощь с берегов Нарбады.
Второй торговец
Слыхали. Говорят, посланец раджи
Пришел в пещеру, смотрит, а подвижник
Лежит недвижно, ноги подогнул,
Хоть звук трубы нарушил созерцанье,
Колени старца одеревенели.
Первый горожанин
К чему же нам винить святые ноги?
Не двигался он шестьдесят пять лет.
Так что же он сказал?
Второй торговец
Сказал? Ему претила болтовня,
И он давно отрезал свой язык.
Первый торговец
Второй
