МАКСИМОВ. Хватит о ней. Замнём.
БЕВЗЕНКО. Замнём, не я начал. Вернемся к завтрашнему рейду. Понял, почему приказано взять больше молодых и необстрелянных? Ничего опасного не предвидится или решили поберечь дембелей, что вдоволь настрелялись?
МАКСИМОВ. Скорее всего. Молодым, перед возвращением в Союз, полезно совершить марш — бросок в условиях, приближенных к боевым. Засиделись в части.
БЕВЗЕНКО. Ты как хочешь, я возьму проверенных парней, на салаг полагаться боюсь. Кто знает, что там, в ущелье, ждет. Год назад как раз там полроты полегло.
МАКСИМОВ. Во взводе объявил, беру всего десятерых, так они бучу подняли, кому идти. Столько добровольцев и все больше необстрелянные, молодые. Надоело грузить оборудование, работать на базе, вот и рвутся на волю.
Появляется Далила, она проходит невдалеке от офицеров.
БЕВЗЕНКО. Какая уж там воля, когда война продолжается… Смотри! Она! Давай, иди! Попытка не пытка.
МАКСИМОВ. А что скажу? Что понравилась, снилась?
БЕВЗЕНКО. Так и скажи, не укусит. Скажешь, без ума от неё. Не дрейфь! (Уходит)
МАКСИМОВ. (оставшись один, какое-то время стоит в нерешительности, затем направляется к девушке). Извините, вы и есть член ЦК, за вас мы с Бевзенко отвечаем головами?
ДАЛИЛА. Головы оставьте при себе, пригодятся. За себя сама постою. К тому же со мной товарищи, целый взвод аскеров.
МАКСИМОВ. Хочу обсудить с вами детали предстоящего рейда.
ДАЛИЛА. Боевые задачи решает Али Авзар, должны знать его. С ним и решайте. (Собирается уйти, Максимов непроизвольно останавливает ее за руку). Ещё чего!
МАКСИМОВ. Подождите минуточку. Скажите, как дела со школой, которую строили. Начались занятия? Мы с вами там встречались, помните?
ДАЛИЛА. Не помню. Если встречались, что из этого? Можно хватать за руки?!
МАКСИМОВ. Извините, не хотел обидеть. Вы учительница той школы?
ДАЛИЛА. Я не учительница, а если интересует школа, — занятия уже идут.
МАКСИМОВ. Так хорошо говорите по-русски. Не поверил, что афганка, считал из наших, из Средней Азии. Таджичка или узбечка.
ДАЛИЛА. Афганка, убедились? До свидания. У вас завтра тоже ранний подъем.
МАКСИМОВ. Я не понял цели вашего участия в операции. Не исключается, моджахеды устроили засаду, быть тогда стрельбе. Мне, кажется, девушке туда не следует соваться.
ДАЛИЛА. Когда кажется, в России крестятся.
МАКСИМОВ. Наши обычаи знаете? Любопытно. А у вас падают на колени и, вознесши руки к небу, спрашивают совета у Аллаха?
ДАЛИЛА. Понятия не имею. В атеистической семье выросла.
МАКСИМОВ. Всё не то говорю… Когда в школе вы объясняли про кирпичи, на вас были светлые джинсы, голубая блузка и на шее косынка в тон, правильно?
ДАЛИЛА. (улыбнулась). Запомнили. Я уж забыла. Помню, стоит появиться среди русских, — тут же пристают. Вот и вы. Решили закадрить, так у вас в России говорят? Пустой номер.
МАКСИМОВ. Вам не следовало снимать паранджу и волновать людей. Увидел и обалдел. Да я один, разве? Каждый, кто увидит вас, не в силах отвести взгляда. У меня сердце остановилось. Поразила удивительная ваша красота. Поверьте, подобное со мной не случалось. Красивее девушки в жизни не встречал! И что вы, афганка не поверил.
ДАЛИЛА. Всё! Больше не слушаю. С меня достаточно. (Решительно уходит.)
МАКСИМОВ. (В след ей) Мы так и не представились друг другу.
ДАЛИЛА. В следующий раз.
З а т е м н е н и е
Резиденция одного из главарей афганской контрреволюции в Пакистане. По-европейски обставленный кабинет, на стене портрет Хомейни, черно-красно-зеленый флаг в углу. Хозяин кабинета Мухаммед-шах — благообразный старик в чалме. Несмотря на имеющиеся в кабинете стулья, он и два чернобородых командира душманских банд, сидят на ковре, хозяин курит длинную трубку.
МАХАММЕД-ШАХ. (вынимает трубку, после долгого молчания). Ничего не поделаешь, такова воля Аллаха. Пострадает оборудование — американцы потом поставят другое.
ЗУХУР. Если не поставят?
АББАС-ХАН. Без электричества не останешься.
МУХАММЕД-ШАХ. Мы с первых дней оккупации вашей страны участвуем в борьбе с неверными. Не оставим и в будущем.
АББАС-ХАН. (Зухуру). Больно разговорчивым стал. С нового правительства пример берешь?
Входит слуга.
СЛУГА. Американские корреспонденты пришли.
Мухаммед-шах знаком показывает: приглашай. Все трое встают навстречу американцам.
МУХАММЕД-ШАХ. Рад приветствовать вас, господа.
ХАДСОН. Хадсон.
ГРИН. Грин.
МУХАММЕД-ШАХ. Как добрались, надеюсь, хорошо?
ХАДСОН. Благодарим, всё о'кей. Надеюсь, и дальше так пойдет. Наслышаны о ваших боевых успехах. Не будем терять дорогое время, приступим к делу.
МУХАММЕД-ШАХ. Вечно вы, американцы, спешите… Мы с командирами как раз обсуждали ваше предложение. Ближайшая операция в ущелье Кара-су, я предлагаю подождать следующую. За это время найдем русских пленных, которые приняли Ислам. Ваше присутствие на операции будет не безопасным. Караван сопровождает большой отряд правительственных войск и шурави. Чем все закончится, трудно предсказать.
ХАДСОН. Вам хорошо заплатили. Обещали взять на первую операцию. Будем выполнять договоренность. Что за караван?
АББАС-ХАН. Оборудование разное. Я готов взять корреспондентов, гарантирую безопасность.
МУХАММЕД-ШАХ.(Грозно посмотрев на Аббас-хана). Не с тобой разговаривают. Я несу ответственность за их жизни.
ХАДСОН. Не пугайте, вопрос решенный. Мы и так задержались. Идем с ними.
МУХАММЕД-ШАХ. Тогда к делу, раз настаиваете. (Подходят к карте). Оборудование шурави везут сюда. Отряд Мурабика пытался разбить караван у Кундуза — вот здесь. Другая группа пыталась на Саланге, — не удалось. Сейчас караван в Кабуле и сегодня — завтра выйдет по Джалалабадскому шоссе, направится в район Сароби. Здесь, где ущелье выходит к шоссе, Аббас-хан встретит его.
ГРИН. Что за груз в караване?
ХАДСОН. Нам-то, что за дело? Главное показать: народ против Наджибулы. Дикие горцы не принимают коммунистических порядков.
АББАС-ХАН. Несколько лет назад его люди (показывает на второго, продолжающего молчать командира) взорвали гидростанцию, теперь русские восстанавливают.
ХАДСОН. Им это зачем? Выходит, груз мирный. Пусть восстанавливают, для вас стараются. Нам это не интересно.
ГРИН. Для репортажа нужен бой, перестрелка, взрывы. Эффектное зрелище, несколько русских пленных.
МУХАММЕД-ШАХ. На будущей неделе планируется крупная операция под Джелалабадом. Советую туда поехать. Там можно будет снять настоящее кино.
АББАС-ХАН. И в ущелье Кара-су найдется, что снимать корреспондентам. Будут и пленные, обещаю.
ХАДСОН. Сказали, караван сопровождает отряд Наджибулы, а русские?
АББАС-ХАН. И русские будут. Пленные будут.
ГРИН. Долго задерживаться не собираемся. Если большой костер устроите, что-то получится.
ЗУХУР. Про пленных не договаривались. С русскими дороже.
ХАДСОН. Наша компания перед расходами не стоит.
МУХАММЕД-ШАХ. (Зухуру). Заплатят тебе.
ГРИН. Нужна стрельба, взрывы, раненные, и, конечно, красивый антураж: горы, ущелье.
АББАС-ХАН. Все будет.
З а т е м н е н и е
Неширокое ущелье, выходящее к шоссе. Высокие отвесные горы, вдали белеют снежные вершины. Несколько глинобитных мазанок — дувалов, притулившихся к скалам, словно ласточкины гнезда. Крыша одного — двор следующего жилища. Несколько чахлых деревьев. Тишина нарушается гулом подъезжающих БТР и тяжелых грузовиков, голосами солдат.
Во двор входят двое саперов — ефрейтор Новиков и рядовой Титов. Натренированными движениями щупом миноискателя они проверяют закутки двора, обходят дом, заглядывают вовнутрь.
ТИТОВ. Если какая банда собирается напасть на караван, лучшего места не придумать. И нам встретить их удобно. Внизу арык, дома пустые. До шоссе несколько минут. Сверху страхует взвод Бевзенко.
НОВИКОВ. Наши знают, где ждать духов. Место знакомое. Не представляешь, сколько здесь наших полегло прошлой зимой! Зачищали кишлак от духов, — рота наполовину поредела. Духи как тараканы появлялись в самых неожиданных местах. Между дувалами и ярусами у них прорыты подземные ходы — кяризы. Пустить отравляющий газ — всех бы выкурили, но нельзя — конвенцию о неприменении подписали. Вот духи и положили половину роты. Вылезут из подземелья — выпустят очередь в спину и снова под землю. А мы, три недели как окончили "курс молодого бойца", еще пару дней в Ташкенте — и сразу сюда. Что мы, пацаны, умели, если рожка автоматного не успели расстрелять? Ни опыта, ни реакции. Чеку из гранаты выдернуть не все умели. Один на моих глазах копался — копался и бабах — одни ноги остались, все остальное — кровавое месиво: куски мяса, кости, тряпки обгорелые. Головы так и не нашли — всю разнесло. Ужас! Позже насмотрелся и крови, и трупов развороченных, а тогда испугался.
