Мари (плача). 432-24-37, каждый раз одно и то же.
Блэз. Ну успокойтесь, нечего плакать! У вас еще все впереди!
Мари. Мне надо зарабатывать на жизнь, мсье д'Амбрие!
Блэз. Да, конечно, к несчастью, всем нам надо, бедняжка моя, но… Занято! (Смотрит на часы.) Уже почти двенадцать, с минуты на минуту должны прийти гости.
Мари (продолжая плакать). Может быть, разрешите мне попробовать? У моей тети, в Плувенезе…
Блэз. Очевидно, сейчас у меня уже нет другого выхода.
Мари (быстро утешившись). Так я остаюсь?
Блэз. На пробу. Как вас зовут?
Мари. Мари Мадлен Лейауанк.
Блэз. Если вы не против, я вас буду называть просто Мари. Снимайте пальто.
Мари (собирается взять чемодан и сумку, но передумывает). У меня в сумке письмо от тети.
Блэз. Как мило!
Мари. Она сказала мне, чтобы я отдала его тому, кто меня возьмет на работу. (Протягивает ему письмо.)
Блэз. Ну-ка… (Читает). «Мадам…»
Мари (сдерживается, чтобы не расхохотаться). Тетечка думала, что я устроюсь к даме!
Блэз (читает). «Вверяю вам судьбу моей внучатой племянницы, которая еще ничего не умеет!» Да! Повезло!… (Продолжая читать.) «Прошу вас, следите за ней. Если вы дадите ей выходной, отпускайте ее только с двоюродной сестрой, которая будет за ней заходить».
Мари. Тетечка говорит, что Париж очень опасный город, и она боится, что я буду выходить из дому по вечерам. И все из-за того, что один раз в Плувенезе мы с Одилией пошли в кино, а потом пили лимонад в кафе, и я поздно вернулась.
Блэз. Нет, мадемуазель, решительно это невозможно. Я – не ваша тетя. Париж в самом деле опасный город, и я не могу взять на себя ответственности… дать гарантии… Сейчас звоню в бюро по найму и отказываюсь. (Снимает телефонную трубку, снова забыл номер.)
Мари (в слезах). 432-24-37. (В то время, как Блэз набирает номер.) Если я не найду места, мне придется возвращаться в Плувенез. Тетечка ругает меня, что я не зарабатываю, и она меня кормит, а я ничего не делаю… Но я же не сижу сложа руки!
Блэз (с жалостью). Ваша тетя с вами плохо обращается?
Мари. Не то чтобы плохо, но…
Блэз. Родителей у вас нет?
Мари. Понимаете, моя мама поехала работать в Париж. И после этого… Словом, когда она вернулась в Плувенез… Она была, как бы это сказать… Потому тетечка и боится…
Блэз. А! Вот оно что!
Мари. Она потом уехала, и с тех пор…
Блэз. Алло?… Бюро по найму?… Говорит Блэз д'Амбрие… Блэз д'Амбрие… Я заходил к вам вчера насчет… Да, да, я!… Я вам как раз по этому поводу и звоню… Это совсем не то, что я у вас просил!
Мари сдерживает слезы.
Вечером! Но вечером – поздно! Поймите, я жду гостей к обеду!… Ну да, сегодня, через десять минут!… Что?… Да, она очень славная, ничего не говорю, но… Да-да, эту часть своей жизни она мне уже рассказала… Я с вами согласен, но… Нет, но я вас очень хорошо понимаю… дело не в том, что… Это, скорее, я… Что? Конечно-Конечно, конечно… Да, разумеется, что делать?… Ладно, посмотрю… Да, да, обязательно… Вот именно… До свидания, мадам! (Смотрит на Мари, которая с интересом слушала весь разговор.) Так!… Делать нечего! Идите снимайте пальто!
Мари. Я правда остаюсь?
Блэз. Пока что – да!
Мари. О! Спасибо, мсье д'Амбрие!
Блэз (встает). С этим вопросом – все. Скоро двенадцать, к обеду ничего не готово.
Мари (со рвением). Сбегать на рынок?
Блэз. Нет, не надо. Я заказал готовые блюда, их сюда доставят. Пока что снимайте пальто, и если память мне не изменяет, на кухне вы найдете фартук. А потом поможете мне все подготовить здесь. Быстрее. (Показывает Мари, как пройти в кухню. Затем выбирает одну из своих картин. Влезает на стул и снимает со стены висевшую там картину.) О-ля-ля! Если бы мне сказали, что я окажусь в подобном положении!
Мари возвращается и видит Блэза на стуле.
(Спускается со снятой картиной и указывает Мари на свою картину.) Сюда повесьте вот эту! (Взяв снятую картину, идет к библиотеке.)
Мари. Почему? Мне та больше нравится!
Блэз. Вашего мнения никто не спрашивает!
Мари влезает на стул. Блэз заходит в библиотеку и возвращается, толкая перед собой бар на колесиках. Видит, как Мари пытается повесить картину, выполняя акробатические трюки.
Не получается?
Мари. Я слишком маленькая для этого гвоздя. (Сделав еще одну попытку, вешает картину, но соскальзывает со стула и падает на Блэза, который в последний момент успевает ее подхватить.) К счастью, вы подвернулись! (Хохочет.)
В этот момент появляется Женевьева.
Женевьева (удивленно). Что происходит?
Блэз. Мы пытались повесить картину.
Женевьева. Кто это особа?
Блэз. Прислуга.
Мари (все еще у Блэза на руках, протягивая руку Женевьеве). Здравствуйте, мадам.
Блэз (осознает ситуацию и ставит Мари на пол). Пойдите в столовую и накройте стол на четыре персоны. Туда. Все что нужно – в буфете: тарелки, рюмки… Вы умеете накрывать на стол по крайней мере?
Мари. Неужели! (Выходит.)
Женевьева. Это же комедия!
Блэз (перенося стул, чтобы заменить еще одну картину). Ты думаешь, у меня есть хоть малейшее желание шутить?
Женевьева. Ты что, не объяснил в бюро, что тебе нужен метрдотель, и очень внушительный?
Блэз (встав на стул). Конечно, объяснил! Но теперь людям что ни объясняй, они ничего не понимают.
Женевьева (приближаясь к нему). Это не причина, чтобы забыть меня поцеловать! (Обнимает его за шею.) Кто скажет «спасибо» своей козочке? (Целует его.)
Появившаяся в этот момент Мари предупредительно кашляет. Блэз и Женевьева отходят друг от друга.
Блэз (очень смущенно). Мари… мне нужно сразу же вас предупредить… Эта мадемуазель… Как бы вам сказать… Словом, вы знаете, что Париж за город…
Мари. Меня можете не стесняться, я привыкла. У нас во время сенокоса многие так целуются.
Блэз. Вот как?! Ну, тогда у меня гора с плеч!
Мари. Это как в кино. Вы видели «Техасского наездника»?
Блэз. Нет, но если он идет неподалеку…
Мари. Иногда я воображаю себя сказочной принцессой.
Блэз. Об этом мы с вами поговорим в другой раз. (Видит, что Мари что-то ищет.) Что вы ищете?
Мари. Клеенку.
Блэз. Какую клеенку?
Мари. Стол застелить, неужели не понятно!
Блэз (хватается за голову и почти рыдает). О! Боже мой, боже мой!
Мари. Мсье, вам нехорошо?
Блэз. Скатерть!
Мари. Не поняла?
Блэз. На стол постелите скатерть!
Мари. Так бы сразу и сказали! (Выходит, подпрыгивая, как школьница.)
Женевьева. Нельзя сказать, что это идеальный тип горничной!
Блэз. Все из-за этой ненормальной Арианы Кларенс, которая должна была освободить мне квартиру в субботу. Я пригласил Карлье на сегодня и уже не могу отложить.
Женевьева. Во всяком случае, Мишель нашел не квартиру, а золото!
Блэз. Золото, ты правильно подметила! Так знай же – она обошлась в сто двадцать тысяч франков. Дороговато за денек!
Женевьева. Мишель сказал мне – восемьдесят.
Блэз (в ярости). Плюс мелкие расходы.
Женевьева. Ты вроде бы недоволен?
Блэз (с иронией). С чего ты взяла? Наоборот, это лучший день моей жизни.
Женевьева. Вечно тебе все не так! Все же устраивается – так, как мы хотели!
Блэз. Как ты хотела!
Женевьева. Как бы там ни было, если ты не сваляешь дурака, то скоро женишься на одной из самых богатых наследниц Парижа. Клебер только об этом и мечтает!
Во время разговора они снимают висящие на стенах картины и заменяют их картинами Блэза.
Блэз. Если тебе не трудно, не называй его при мне Клебером!
Женевьева. А как прикажешь его называть?
Блэз. Как хочешь или не называй вовсе, это будет еще лучше. Я тебе уже говорил, что мне в высшей степени неприятно слышать от тебя имя Клебера, поскольку я не могу не знать, что он твой любовник.
Женевьева. Любовник! Сразу какие слова! Ты мой любовник. А он – знакомый, помогающий мне справляться с моими жизненными трудностями.
Блэз. Так вот, если говорить о твоих трудностях, то не трудись напоминать мне о нем!
Женевьева. Поневоле приходится, поскольку благодаря мне ты скоро женишься на его дочери.
Блэз. Я еще не сказал последнего слова.
Женевьева. Снова начинается!
Блэз. Женевьева… Создалась ситуация, которую моя бедная мать назвала бы возмутительной. Жизненные обстоятельства вынуждают нас иногда совершать поступки, несовместимые с моралью, и вследствие этого…
Женевьева. Послушай, мальчик мой, сейчас двенадцать дня, а подобную философию я могу выслушивать не раньше двенадцати ночи, да и то со стаканом виски в руках. Блэз. Но посуди сама, моя козочка, вдумайся: ты говоришь, что любишь меня, а хочешь, чтобы я женился на дочери твоего любовника, причем ты по-прежнему останешься моей любовницей. Что ж в таком случае аморально, если не это?!
