все, кроме Ани и Дуняши.
Дуняша. Заждались мы… (Снимает с Ани пальто, шляпу.)
Аня. Я не спала в дороге четыре ночи… Вроде не перенюхала… Теперь колбасит меня… поплющивает немножко.
Дуняша. Вы уехали под Новый год, тогда был снег, был мороз, а теперь? Милая моя! (Смеется, целует ее.) Заждалась тебя, радость моя, светик… Я скажу вам сейчас, одной минутки не могу утерпеть…
Аня (вяло). Опять что-нибудь? Я больше девками не интересуюсь…
Дуняша. Да я тоже. Наш мажордом Епиходов после корпоратива на Восьмое марта мне предложение сделал.
Аня. Ты все об одном… (Поправляя волосы.) Я посеяла спьяну шпильки, булавки, мобильник… И лифчик Ла Пёрла… Может, маман попёрла? (Она очень утомлена, даже пошатывается.)
Дуняша. Уж я не знаю, что и думать. Он меня любит, так любит! И может по пять раз за ночь!
Аня (глядит в свою дверь, нежно) . Моя комната, мои окна, как будто я не уезжала. Я дома! Завтра утром встану, побегу по нашей Барвихе, по магазинам… О, если бы я могла уснуть! Я не спала всю дорогу, томило меня беспокойство: кто из наших свалил за бугор, кто остался, кого посадили, кого завалили…
Дуняша. Третьего дня Петр Сергеич вернулись. Выгнали из Лондона из-за санкций.
Аня (радостно). Петя!
Дуняша. В бане спят, там и живут. С другом. Моются каждый день. Боюсь, говорят, стеснить. (Взглянув на свои электронные часы.) Надо бы их разбудить, да Варвара Михайловна не велела. Ты, говорит, их не буди, к ним вообще не ходи, не смущай.
Входит Варя , на поясе у нее связка ключей.
Варя. Дуняша, эспрессо поскорей… Мамочка капучине просит, с пенкой.
Дуняша. Айн момент. (Уходит.)
Варя. Ну слава богу, приехали. Опять ты дома. (Ласкаясь.) Душечка моя приехала! Кисонька приехала! Скучала по моей киске?
Аня. Натерпелась я от этих француженок. Не подмываются.
Варя. Воображаю!
Аня. Выехала я на Страстной неделе, тогда было холодно. Шарлотта всю дорогу говорит, представляет фокусы, всё норовит с первым встречным в картишки перекинуться. И зачем ты навязала мне Шарлотту, она только в покер режется, и то мухлюет безбожно…
Варя. Нельзя же тебе одной ехать, душечка. В семнадцать лет!
Аня. Приезжаем в Париж, там холодно, снег, арабы, негры, всё дорого. По-французски говорю я крипово, а по-английски эти лягушатники вообще ни бельмеса. Маман живет на пятом этаже в Шестнадцатом арондисмане, прихожу к ней, у нее какие-то французы облезлые, дамы недотраханные, старый падре-педераст с книжкой, и накурено, вонь гадкая от сигар с дурью, всё в жирной какой-то копоти, неуютно. Кокс везде рассыпан, бутылки валяются из-под брютов, кальвадоса и абсента. Но и водки куча бутылок по углам стоят недопитые. Она ж русская, слегка банку баст – и за всю эту сволочь платит, гуляй рванина, от рубля и выше. Мне вдруг стало жаль мамы, так жаль, я обняла ее голову, сжала руками и не могу выпустить. Мама потом все ласкалась, плакала…
Варя (сквозь слезы). Не говори, не говори…
Аня. Дачу свою в Ментоне она уже продала, апартаменты в Монако продала, лодку продала, Феррари и Роллс продала, и у нее ничего не осталось, ничего, по буквам: николай, иван, харитон, ульяна, яков. У меня тоже не осталось ни копейки, едва доехали. И мама не догоняет! Сядем в аэропорту пожрать, и она требует самое дорогое, на чай халдеям раздает по сто евро. Шарлотта тоже жрёт икру от Петросяна в три горла. Яша тоже требует себе порцию, по двадцать устриц за раз и шабли. Просто ужасно. Ведь у мамы как бы мальчик-помощник Яша, мы привезли его сюда…
Варя. Видела паскуду, типичный жиголо.
Аня. А проценты заплатили?
Варя. С каких шишей?
Аня. Боже мой, боже мой…
Варя. В августе будут продавать всё наше землевладение, тысячу сто гектар лесов, пахоты и водоохранной зоны…
Аня. Твою мать! Доигрались в сельское хозяйство.
Лопахин (заглядывает в дверь и пьяно мычит) . Ме-е-е… Блямс! (Уходит.)
Варя (сквозь слезы). Сдуру дала ему… Тест теперь положительный… (Грозит кулаком.)
Аня (обнимает Варю, тихо). Варя, он жениться собирается, сделал предложение? (Варя отрицательно качает головой.) Ведь он же тебя любит… Отчего вы не объяснитесь, чего вы ждете?
Варя. Ничего у нас не выйдет. Он при делах серьёзных, каждый вечер зависает в кабаках со шлюхами, в ночных клубах тусит, ему не до меня… И внимания не обращает, так, разок присунул, колечко с брюликом подарил, и Биркин битую. Ну, БМВ ещё трёху подогнал, но тоже не новую. Да Бог с ним совсем, тяжело мне его видеть… Все говорят о нашей свадьбе, все поздравляют, а на самом деле ничего нет, всё как дурной сон… (Другим тоном.) У тебя брошка вроде как пчелка.
Аня (печально) . Это мама спёрла в Эрмесе. Или у кого-то из знакомых. (Идет в свою комнату, говорит весело, по-детски.) А в Париже я на воздушном шаре летала!
Варя. Киска моя приехала! Красотулечка!
Дуняша уже вернулась с эспрессо-машиной и варит кофе.
(Стоит около двери.) Хожу я, ядрёна вошь, целый день по бутикам и мечтаю. Выдать бы тебя за олигарха или чиновника категории “А”, и я бы тогда была покойной, пошла бы себе в одну пустынь, типа Оптиной, потом в Киевско-Печёрскую лавру… Не, в жопу Киев, это я не подумавши ляпнула, потом в Питер, оттуда в Псовско-печёрскую, потом в Дивееву под Нижний, потом в Сергиев Посад, и так бы все ходила по святым местам… Ходила бы и ходила. Благолепие!..
Аня. Птицы разорались в саду. Который час?
Варя. Полчетвёртого утра. Тебе пора спать, душечка. (Входя в комнату к Ане.) Лепота!
Входит Яша с пледом, дорожной сумочкой.
Яша (идет через сцену, деликатно). Тут можно пройти-с?
Дуняша. Вас не узнать, Яша. Какой вы стали за границей.
Яша. Гм… А вы кто?
Дуняша. Когда вы уезжали из России, я была этакой… (Показывает от пола.) Дуняша, Федора Козлодоева дочь. Вы не помните!
Яша. Гм… Хочешь погрызть мой огурчик?! (Оглядывается и обнимает ее; она вскрикивает и роняет блюдечко. Яша быстро уходит.)
Варя (в дверях, недовольным голосом) . Что еще тут?
Дуняша (сквозь слезы). Веджвуд кокнула…
Варя. Раззява! Да и хрен с ним, на счастье.
Аня (выйдя из своей комнаты) . Надо бы маму предупредить: Петя здесь…
Варя. Я приказала его не будить.
Аня (задумчиво) . Шесть лет тому папаша наш склеил ласты от цирроза, через месяц утонул в реке братец Гриша, ангелочек семилетний.
