НУНЦИЙ. Черви разводятся на гнилом мясе.
МОНАХ. Как только Вийон появился в Париже, все подонки подняли голову.
НУНЦИЙ. Подонки подонками и остаются. Их можно купить, можно выслать. Но волнуются суконщики и оружейники. Это похуже. А подмастерья ходят за ним стадом, распевая безбожные песни. Студенты ночи напролет поют его куплеты, и весь Париж становится сумасшедшим домом… Ну, благослови тебя бог… Иди.
Уходят.
Занавес открываются. Площадь перед собором. Народ. Стражники. Появляется монах. Шум стихает.
МОНАХ. Достолюбезные братья и сестры во Христе! Святая римская церковь, общая наша мать, обратила лицо свое к Франции и узрела ее бедствия. Страданья ее народа неописуемы. Бедствия, постигшие эту землю, вот уже сто лет наполняют ужасом сердца христиан. Доколе будете терпеть? Вопрошаю вас! Доколе жизнь ваша будет столь голодна и морозна? Разве не умирают дети ваши, разве не бьет засуха поля ваши?
ГОЛОС. Правда, святой отец!
МОНАХ. Слезы льются у святой церкви! Плачет она и ликует. Плачет от страданий своих детей. Ликует же, ибо знает о том счастье, что ждет в садах богородицы души страждущих, тех, кто земную юдоль проходит по пути стенанья! Грех бродит по миру… (Останавливается.)
Появляются поющие песню Франсуа и Жак.
ГОЛОС. Э, Франсуа… Пришел покаяться?
ГОЛОСА. Тс-с!.. Тише!..
ФРАНСУА. Продолжайте, месье! Я вам помешал! Вы остановились на словах: «Грех бродит по миру».
Хихиханье.
МОНАХ. Грех бродит по миру! Сатана пирует в Париже, и слуги его ликуют! Покайся, неразумный народ! Покайся, народ заблудший и погибающий!
Франсуа вскакивает на бочку.
ФРАНСУА. Почему остановились, отче? Вы хотите, чтобы я продолжил проповедь? Ведь мы же знаем, как это делается. (Обращаясь к народу.) Говорил он вам про ваши бедствия?
ГОЛОСА. Говорил!..
ФРАНСУА. Каяться велел? Ах да, велел. Значит, будет требовать денег. Он скажет, что все беды ваши от того, что римская церковь забыта вами, храмы оскудели и богородица сидит некормленная! А когда вы сами будете есть досыта? Вы будете есть на том свете! Скорее помирайте, люди, и вы будете обедать с ангелами! А почему этот монах сам не хочет помирать? Ему еще есть не хочется!
МОНАХ. Не слушайте еретика! Господь ниспосылает испытания и смерть только тем, кого он любит!
ФРАНСУА. Люди! Теперь вам понятно, почему расплодились монахи? Господь терпеть не может монахов и смерть на них не посылает!
Хохот.
Они гложут вас, дурачье! Они сосут вас и требуют, чтобы их благодарили. Конечно! Дайте им десятину! Дайте им десятую часть и от хлеба, и от вина, и от овец, и от дочерей ваших, а потом покайтесь! В чем каяться, я вас спрашиваю. Не в том ли, что дали им десятину?!
МОНАХ. Еретик! Закон церкви — божественный закон!
ФРАНСУА. Врешь, монах! Каждый божественный закон написан либо в Ветхом, либо в Новом завете; и ни в одном из них я не нашел, чтобы попеченье о светских делах было поручено духовенству! Разве мы звали этих попов? Разве мы сами не сумеем съесть свой хлеб и плодить своих детей? Разве нам нужна помощь? Смотрите: вы в лохмотьях, а от попов разит розовым маслом. Ваши желудки пусты, как и ваши кошельки, а у богачей и попов желудки набиты жареным хлебом и мясом перепелов. Вот стоят оружейники! Где ваша сила, кузнецы? Все съедено синьорами и попами! Вот красильщики! Эй, красильщик! Одежда твоя в лохмотьях, ты грязен и немыт! Весь ты смердишь, как тухлая рыба, и желудок твой съеден черным паром! А кто эти люди, бледные как смерть, которая стоит у них за спинами. Смотри, монах, — это ткачи! Они в подвалах ткут пряжу, чтобы ты ее носил. Они сидят скрюченные, как нерожденные младенцы, упираясь сердцем в свои колени! Стены трясутся от их хриплого дыхания! А вон господин стоит на пороге дома бедного художника… Желаете посмотреть вещи, месье? Ну, пожалуйста, месье! Это все хорошие вещи… Вот эту я делал пятнадцать ночей… Я согласен уступить… Может быть, вот эту, месье! Месье, месье, не уходите! У меня маленькие дети!.. А господин уходит, не взглянув. Смейся, монах!.. Я вижу, как рыдает этот художник… Это хороший художник, потому что нахальная бездарность, заломив перо за спину, торгует в передних у вельмож. Счастье людей у всех под руками, но оно легче дается грабежу, чем жизни трудовой.
МОНАХ. Народ, не слушай его! Это бунтовщик!! Вийон, я проклинаю тебя, а Парижу предрекаю несчастье!
Вийон падает на бочку в корчах. Все в ужасе замирают.
ВСЕ. Чудо… Чудо! Чудо!!!
Монах обалдело смотрит. Вийон поднимается, чистит колпак и раскланивается среди всеобщего изумления.
ФРАНСУА. Вот так они делают чудеса, эти жулики!
Восторженный рев.
Люди, слушайте! Я тоже пророк! Я вижу, что будет с нами, если будем платить десятину римской церкви! Идут черные бури! Выпьют воду из деревенских прудов… Повалят каштаны на сломанные колодцы… ковром смерти уложат саранчу под ноги! Разжиреют вороны и монахи! Вот она, римская ласка!
МОНАХ. Ты лжешь! Сатана! Ты лжешь! Сам король разрешил брать десятину! Молитвы Рима спасли Францию от англичан!
ФРАНСУА. Спасенные владетели приторговывали мясом своих подданных! Вот правда! Вся история Франции состоит в том, что ее продавали правители и выручали простые мужики!
МОНАХ. Ложь! Ложь!
ФРАНСУА. Молчи, монах! Я родился в тот год, когда благодарный король подарил на жаркое англичанам бедную Жанну д'Арк! А ведь эта девочка, сохранив ему корону, спасла его задницу от простуды!
Восторженный рев. На балкон выходит Сен-Поль с солдатами.
НУНЦИЙ. Именем святого престола, приказываю взять бунтовщика и еретика, а также его сообщников!
Стража кидается в толпу. Свалка.
Явление 4
Ночь. Ливень. Мокрые ветки деревьев хлещут по стене, белеющей в постоянных вспышках молний. Подъезжает карета. Из нее высаживают человека. Это Питу.
ПИТУ. Слушаюсь, святой отец.
НУНЦИИ. Его проведут по этой дороге. Ну, смотри… Франсуа пойдет посередине, не промахнись.
ПИТУ. Полагайтесь на меня. Второй раз эта тварь не уйдет.
НУНЦИИ. Да, кажется, у тебя есть свои причины.
ПИТУ. Еще бы. Такой был налет прекрасный. Взяли телегу денег. Кто выдал? Франсуа! Нет, черт возьми, меня трясет от бешенства. Не могу понять, Сен-Поль, зачем он это сделал?
НУНЦИИ. Наивный человек… Из-за тебя его секли на площади…
ПИТУ. Как из-за меня? Хотя можно понять и так… Ну, собака! Ладно, поезжайте.
НУНЦИЙ. Смотри…
Уезжает.
ПИТУ. Неужели Франсуа нас выдал? Питу, ты перестал понимать людей. Ого… Идут…
Скрывается. Входят Гильом и Генрих, кутаясь в плащи.
ГЕНРИХ. Какого черта ты вызвал меня сюда?!
ГИЛЬОМ. Сейчас, сейчас, Генрих! Сейчас. Вот уже пришли. Это здесь. Вот по этой дороге поведут Франсуа.
ГЕНРИХ. Опомнись, он сидит у Сен-Поля в подвале.
ГИЛЬОМ. Король потребовал, чтобы его судили открытым судом, а не церковным. Народ волнуется… престиж короля и прочее…
ГЕНРИХ. Его же взяли как еретика.
ГИЛЬОМ. Нет, его будет судить уголовный суд.
ГЕНРИХ. Та-ак… Что же делать?
ГИЛЬОМ. Генрих, ты понимаешь, если всплывет история с ограблением епископской казны, то тебе головы не сносить. Мы не успеем уехать. Они нас догонят.
ГЕНРИХ. Что же делать? Что же делать? Боже!
ГИЛЬОМ. Генрих, сейчас все зависит от тебя.
ГЕНРИХ. Что же делать?!
ГИЛЬОМ. Генрих, есть единственное средство. Прикажи Катерине уговорить Франсуа не упоминать о нас на суде…
ГЕНРИХ. Катерина?! Ты с ума сошел!
ГИЛЬОМ. Генрих, Генрих! Это необходимо!
ГЕНРИХ. Молчи, тварь! Ты забыл, кто я! Ты хочешь, чтобы я торговал своей любовницей? Только ты мог придумать это! Подлец!
ГИЛЬОМ. Я подлец? Ладно… Гильом дрянь! Гильом хитер! Но ты, благородный Генрих, будешь в ногах валяться у Гильома, чтобы я спас твою шкуру! Я ухожу, но если из-за тебя нас схватят, я тоже не промолчу о том, как ты выдал собственных бандитов, чтобы поделить со мной деньги!
ГЕНРИХ. Молчи, тварь, или я прикончу тебя!
ГИЛЬОМ. Поздно, Генрих! Теперь не прикончишь! Ты уже не граф божьей милостью. Я ухожу.
ГЕНРИХ. Постой…
ГИЛЬОМ. Живей… остаются считанные минуты!
ГЕНРИХ. Франсуа поведут солдаты?
ГИЛЬОМ. Не бойся, Генрих, они подкуплены… Ты не огорчайся, все будет хорошо. Франсуа никогда не мог устоять перед Катериной.
ГЕНРИХ. Прочь! Мразь! Прочь!
ГИЛЬОМ. Хорошо… Хорошо… Иду…
Уходит. Катерина де Вессель.
