Аттингаузен
Вот едут рыцари из старых замков
Присягу дать на верность городам
И в Юхтланде и в Тургау, повсюду.
Подъемлет Берн державную главу,
И Фрейбург создает оплот свободы,
Прилежный Цюрих граждан снаряжает
В кровавый бой… И силы королей
О вековые стены разобьются…
(Продолжает, как ясновидящий, все более и более вдохновляясь.)
Князей и рыцарей вдали я вижу.
Они идут, сверкая сталью лат,
Сломить отважных сыновей свободы[24] —
Борьба на жизнь и смерть! Кровавой сечей
Здесь не одно прославится ущелье.
Вот, не щадя себя, с открытой грудью,
На копья дерзко ринулся крестьянин[25] —
И брешь пробил — погиб дворянства цвет,
И стяг победы подняла свобода.
(Взяв за руки Фюрста и Штауффахера.)
Держитесь вместе… вечно, нерушимо…
Свобода одного — свобода всех.
Дозоры на вершинах гор поставьте,
Друг другу помогайте. И да будет
Союз ваш век… един… един… един…
(Откидывается на подушки; но, бездыханный, он еще держит их руки.)
Фюрст и Штауффахер некоторое время на него смотрят, затем скорбно отходят в стороны. Тем временем тихо собираются слуги. Они подходят, безмолвно выражая, кто сдержаннее, а кто сильнее, свое горе; некоторые становятся возле умершего на колени и плачут, склонившись над его рукой.
В продолжение этой немой сцены звонит колокол замка.
Руденц
(вбегая)
Он жив? Скажите, он меня услышит?
Вальтер Фюрст
(отвернувшись, указывает на умершего)
Отныне вы — глава наш и защитник,
Другое имя носит этот замок.
Руденц
(увидев покойника, останавливается в глубоком горе)
О, боже!.. Так раскаянье мое
На несколько мгновений запоздало
И радостью не будет для него?
Я пренебрег его благим советом,
Когда он жил… И вот его уж нет.
Ушел навек, на совести моей
Оставив неоплатный долг!.. Скажите,
Мой дядя умер в гневе на меня?
Штауффахер
Нет, перед смертью он о вас услышал…
Отвагу вашу он благословил!
Руденц
(становится на колени возле покойника)
О доблестного рыцаря останки!
Священный прах! Даю тебе обет
Здесь, над твоей остывшею рукою:
Расторгнуты навек с врагами связи,
Я к моему народу возвратился
И навсегда — швейцарец всей душой!..
(Встает.)
Оплакивайте в нем отца и друга.
Но все ж, друзья мои, не унывайте!
Он не одни владенья мне оставил.
Нет, Руденц дух наследует его.
И юность бодрая исполнит долг,
Что хилой старости был не под силу…
Отец почтенный, дайте вашу руку!
И вы свою! Вы, Мельхталь, дайте вашу!
Сомненья прочь! Не отводите глаз.
Примите клятву и мои обеты!
Вальтер Фюрст
Дадим барону руку. Сердцем он
Вернулся к нам.
Мельхталь
Крестьян вы презирали.
Чего ж теперь от вас мы вправе ждать?
Руденц
О, заблужденья юноши забудьте!
Штауффахер
(Мельхталю)
Единство — был умершего завет,
Не забывайте!
Мельхталь
Ват моя рука!
Крестьянское рукопожатье стоит
Не меньше слова рыцаря. Притом —
Что вы без нас? И мы — древней дворян!
Руденц
Я чту крестьян. Мой меч — защита им.
Мельхталь
Те руки, что природу покорили
И горы хлеб заставили родить,
Грудь защитить наверное сумеют.
Руденц
Вы будьте мне, я буду вам оплотом.
Союзом нашим будем мы сильны.
Но прочь слова, когда страна родная —
Добыча чужеземной тирании…
Сперва страну очистим от врага,
А после на досуге разберемся.
(Помолчав.)
Вам нечего ответить мне? Молчите?
Доверья я еще не заслужил?
Друзья, тогда я против вашей воли
Проникну в тайну вашего союза.
На Рютли были вы… и присягнули, —
Известно мне, что там произошло.
Я эту тайну, как залог священный,
Хранил, хоть мне ее не доверяли.
Нет, не был я врагом моей отчизне,
Еще ни разу вам я не вредил.
Но все ж, друзья, не надо мешкать вам.
Быстрей ударьте — гибельна отсрочка,
Телль первой жертвой промедленья стал…
Штауффахер
Мы дали клятву ждать до рождества.
Руденц
Я не был там и клятвы не давал.
Не вы, так я начну.
Мельхталь
Руденц
К отцам страны приравнен я отныне,
И первый долг мой — быть защитой вам.
Вальтер Фюрст
Предать земле останки дорогие —
Ваш первый и священный долг пред всеми.
Руденц
Освободив страну, мы принесем
Венок победы на его могилу.
Друзья мои! Я не за вас одних
С тираном лютым насмерть буду биться —
И за себя!.. Узнайте же! Исчезла,
Похищена моя невеста Берта.
Еще одно совершено злодейство!
Штауффахер
Тиран дерзнул на произвол такой
И рыцарскую дочь посмел похитить?
Руденц
Я обещал вам помогать, друзья,
Но сам сперва о помощи молю.
Ах, у меня любимую отняли!
Бог весть, куда ее упрятал Геслер!
Злодей любой ценой ее заставит,
Увы, с ним в ненавистный брак вступить!
О, помогите Берту мне спасти!..
Ведь за любовь к стране она достойна,
Чтоб на ее защиту встали все!
Вальтер Фюрст
Руденц
Ах, я не знаю!
Сквозь этот мрак, который окружает
Ее судьбу, и сквозь сомненья, страхи,
Когда не ведаешь, куда идти,
Одна лишь ясно проступает мысль:
Из-под обломков тирании лютой
На божий свет ее мы извлечем.
Когда врага твердыни сокрушим,
То верю — мы ее освободим!
Мельхталь
Ведите нас! Мы все пойдем за вами.
Уже сегодня нам борьба по силам!
Телль на свободе был, когда клялись мы, —
Еще не совершилось злодеянье.
Иное время — и закон иной.
Тот низкий трус, кто медлить будет доле!
Руденц
(Штауффахеру и Вальтеру Фюрсту)
Так за мечи, за копья, дело близко!
Огни уж скоро вспыхнут по горам.
Стремительнее вестового судна
Победы нашей весть примчится к вам.
Огней сигнальных будет цепь ярка!
Вы молнией на недруга ударьте
И сбросьте гнет тиранов — на века!
(Уходит.)
Ущелье неподалеку от Кюснахта.
Сюда спускаются по тропинке между скал, и каждого путника, прежде нежели он появится на авансцене, видно наверху. Кругом скалы; одна из них, поросшая кустарником, выдается вперед.
Телль
(входит с самострелом)
По этому ущелью он поедет;
Другого в Кюснахт нет пути… И здесь
Я все свершу… благоприятен случай.
Куст бузины меня надежно скроет,
Оттуда я стрелой тебя достану,
А для погони тесен этот путь.
Кончай скорей расчеты с небом, фохт!
Твой час настал. Ты должен умереть!
Я прежде жил спокойно и беззлобно,
Одних зверей стрелою поражал, —
Убийство мне на ум не приходило…
Теперь ты мир моей души смутил,
И в яд змеиный превратил во мне
Ты молоко благочестивых мыслей.
Ты сам вложил мне в руки этот лук:
Кто в голову родного сына целил,
Сумеет в сердце поразить врага!
Детей невинных, верную жену
Я защищать от ярости твоей
Обязан, фохт!.. Когда рукой дрожащей…
Упорный лук натягивал я свой…
Когда меня ты с дьявольским злорадством
Стрелять в родного сына принуждал…
И тщетно умолял я о пощаде…
Тогда в душе я страшную дал клятву —
Ее лишь бог слыхал, — что первой целью
За этим выстрелом в дитя послужит
Мне грудь твоя… И тот обет священный,
Который лютой порожден был мукой,
Исполню я… Мой лук тому порукой.
Ты господин мой, ты имперский фохт;
Но разве мог себе сам император
Позволить столько?.. Он тебя послал,
Чтоб суд творить — пусть строгий, он разгневан, —
Но не над всеми злобно потешаться
И на носить преступные удары.
Есть бог вверху для мщенья и для кары.
Могильный мрак несущая стрела,
Бесценное сокровище мое!
Лети, вот цель, что к просьбам и моленьям
Была всегда глуха и недоступна…
Но пред тобой она не устоит…
Ты ж, крепкая тугая тетива,
Так часто мне служившая на играх,
Не выдавай меня и в грозный час!
Мой верный друг, покорна будь усилью,
Ты часто окрыляла мне стрелу.
Без промаха единственной стрелой
Сразим врага — в колчане нет другой.
Путники проходят через сцену.
