жандармерию. Даже будь вам известно, кто это натворил, вы и тогда бы отмалчивались.
(Горячо.) Но отчего же вы все меня боитесь? Почему чураетесь? Разве я не заслужил вашей искренности?
(Еще более горячо.) Прошу вас, в намять матери, говорите! Обругайте, если сердитесь, обругайте так, как вы обычно пробираете своих провинившихся детей. Ведь я сын ваш!
Крестьяне молчат, опустив низко головы, во всем их виде скорее выражение строптивости, упрямого недоверия, чем стыда или растроганности.
Совсем по-иному стояли мы друг против друга еще несколько недель тому назад. Помните? (Выжидает.) Дядя Шандор, вы помните козла? И наш разговор насчет перемены фамилии на венгерский лад? А вы, Фехерне? Что с вашим домом? (Выжидающе смотрит на крестьян, затем спокойно.) Правда, тогда мы беседовали не при таком еще беспорядке в комнате…
Некоторое время царит тягостная тишина.
(Делает несколько неуверенных шагов, затем, словно его осенила какая-то идея.) Послушайте-ка, Тавасине, что было бы, скажи я вам сейчас, что завтра откроется детский сад?
Тавасине не отвечает.
(Настоятельно.) Что вы скажете, если я попрошу вас помочь мне привести эту комнату в порядок? Чтоб она стала такой же, как прежде!
Тавасине в смятении отворачивается.
(После непродолжительного молчания.) Ну что ж, идите, Тавасине… (Короткая пауза.) И вы все уходите…
Все медленно идут к выходу.
М и к у ш (показывая на комнату). Господин учитель, я не прочь… Я охотно подсоблю вам прибраться…
У ч и т е л ь. Спасибо, дядюшка Микуш. Ступайте и вы. Придется мне самому взяться за дело…
Все выходят.
Продолжительная пауза.
К л а р и. Что же теперь ты станешь делать, Пишта?
У ч и т е л ь. Останусь здесь и начну все сначала. Я знаю, теперь мне будет куда труднее, чем прежде, но я готов продолжать работу, за которую взялся, когда пришел сюда. Да, нелегко будет снова заслужить их доверие, ведь они считают меня пособником. Придется приложить все усилия. Придется заново восстановить то, что рухнуло, но так, чтоб оно было лучше и прочнее прежнего. Конечно, одному мне не избавить их от бедности, от нужды и невзгод, вряд ли мне одному под силу создать им другую жизнь, но я должен доказать им свою преданность, помочь, облегчить им жизнь — в этом я вижу свое призвание, смысл своей жизни. Ради этого я хочу жить и трудиться. Понадобились вот эти кирпичи (показывает на обломки, разбросанные по полу), чтоб осознать все это.
К л а р и. А как же я? И что будет с нами?
У ч и т е л ь (немного помолчав). Из того, что я сказал, ты, вероятно, понимаешь…
К л а р и (испуганно). Ты хочешь меня бросить? Ты смог бы меня оставить?
У ч и т е л ь (погладив ее по голове). Нет! Не хочу. Для этого я слишком люблю тебя. Но пойми, эти люди считают, что из-за тебя я стал на путь укрывательства… из-за тебя стал предателем…
К л а р и (вцепившись в него). Нет! Нет! Это же безумие! Я тебя не отдам! Пишта, я не уступлю тебя. Это надо как-то… уладить… Нет, не могу поверить, что все пошло прахом!..
У ч и т е л ь. Я тоже не могу поверить. Да и не хочу. Я тоже говорю, это дело надо как-то уладить. Но именно поэтому я и должен теперь уйти от тебя… Я обязан пойти вслед за ними и найти их снова… Чтоб затем вернуться за тобой.
Клари плача склоняет голову ему на плечо.
З а н а в е с.
Миклош Хубаи
ТРИ НОЧИ ОДНОЙ ЛЮБВИ {8}
Музыкальная трагедия
Стихи Иштвана Ваша.
Авторизованный перевод Е. Бочарниковой и Г. Белянова.
Стихи в переводе Вл. Корнилова.
Действующие лица
Б а л и н т.
Ю л и я.
В и к т о р.
Д-р Л а й о ш С е г и л о н г и — судья.
М е л и т т а — его жена.
Ф р и д е ш Х е н к е р — капитан.
Ш а н д о р — поэт кроткий.
К а р о й — поэт строгий.
У ч а с т к о в ы й к о м е н д а н т п о П В О.
Г а с п а р }
М е л ь х и о р }
В а л т а с а р } — волхвы {9}.
Д е з е р т и р ы.
М о л о д о й с о л д а т.
К р и т и к.
Ц в е т о ч н и ц а.
Ч и л л а.
Место действия — Будапешт.
Время действия — первая половина 40-х годов.
Перед занавесом
На авансцену выходят Ш а н д о р и К а р о й, кроткий и строгий поэты. Им обоим под пятьдесят. Шандор поет балладу, Карой — антибалладу.
Ш а н д о р (баллада о молодости).
Кто скажет нам, куда исчезли
Безумцы бедные твои?
Тела, расцветшие чудесно
И не узнавшие любви?
Где страсти нового столетья?
Где грезы древнего старья?
Как ты жила на грани смерчи,
Ответь мне, молодость моя?
К а р о й (антибаллада о молодости).
Где банды возжелавших власти
Диктаторов, директоров,
Что разрывали нас на части
И выпивали нашу кровь?
Как средь предателей, шакалов,
Шпионов, гангстеров, ворья
И автоматов расцветала, —
Ответь мне, молодость моя?
Ш а н д о р.
А где казненные любови?
Где поцелуев чистота?
Где те витии, что до боли
Терзали глотки и уста?
Где сходки до рассветов серых,
Куда не каждый смелый вхож?
Где свет надежды, пламень веры,
Что отличали молодежь?
К а р о й.
А где красавцы из генштаба,
Что обещали чудеса?
Что нынче с их искусством стало?
Что не слышны их голоса?
Их словно нынче нет в помине,
Следов их даже не найдешь.
Но не увиливай — в их мире
Ты обитала, молодежь!
Ш а н д о р.
А где пророки, что хотели
Открыть вселенную для нас?
Где те, чьи чувства онемели,
Чей мозг убит, чей дух угас?
А где отважные провидцы,
Которых раздавила ложь?
Где нищие твои счастливцы,
Прекраснейшая молодежь?
К а р о й.
Где эти судьи, для которых
Превыше власти был закон?
Где критики, которым дорог
Один талант был испокон?
А где профессора с их бывшей
Теорией ценою грош?
Где сброд, так за тобой следивший,
Прекраснейшая молодежь?
Ш а н д о р.
Как разгадаешь это время?
Как тайну душ сейчас прочтешь?
Ты средь падений и парений
Металась, молодежь.
К а р о й.
Ее шакалы и гиены
Сожрали. Нет ее… А все ж
Полоской среди затемненья
Светилась молодежь!
Свет гаснет.
Большая комната, служившая раньше салоном, теперь она почти пуста. Три-четыре двери, ведущие в смежные комнаты. Мебели нет, только вмонтированные в стены книжные полки, небольшой
