ИЛЬМАР (встает). Зачем ты меня мучаешь? У этих уродцев, небось, предки пили несколько поколений подряд… а за пару лет ничего не случится…
КАДРИ. Если бы так… Лечебницы эти растут, как грибы. Конечно, в газетах о них не распространяются, но число коек и повышение зарплаты идут по восходящей бок о бок…
ИЛЬМАР. Нужно уезжать отсюда, пока не поздно. Ведь еще не поздно?
Молчание.
КАДРИ (со странной монотонностью). Поздно, любовь моя… Мне было очень хорошо. Мне было очень-очень хорошо с Мартом…
ИЛЬМАР. Что?
КАДРИ. Твой друг такой большой, но такой нежный.
ИЛЬМАР. Что ты этим хочешь сказать?..
КАДРИ. Я ничего не хочу сказать, но ты хочешь узнать. Я же вижу, что ты хочешь спросить, но боишься.
ИЛЬМАР. Кадри, скажи, что здесь произошло.
КАДРИ. Именно то, что ты думаешь.
Пауза.
ИЛЬМАР. Скажи, что это неправда, Кадри! (Пытается ее поцеловать, но она отворачивается.) Ведь ты врешь! Почему ты молчишь? Я не верю… А если… если это так, то он применил силу. Да?
КАДРИ. Больше всех в этой комнате вчера применял силу не Март, а кто-то другой.
ИЛЬМАР. Значит, все же правда. Говоришь, тебе было хорошо?! Очень хорошо!!! И наши бабочки… (Хватает коллекцию с бабочками.) Тогда конец! К черту все! К черту все воспоминания! (Швыряет коллекцию на пол, она разбивается.)
КАДРИ (встает и наблюдает, как бабочки, будто конфетные обертки, плывут по комнате, падают, крошатся. Она не может придумать ничего лучшего, как броситься собирать эти жалкие остатки. Поднимает с полу несколько бабочек и подбрасывает их к потолку, будто в полусне.) Limenitis populi — зорька. Обитательница влажных лиственных лесов. Была поймана 7 июля недалеко от Киллинги-Нымме. Помнишь, у тебя еще мотоцикл забарахлил, и мы заночевали на сеновале… Nymphalis antiopa — траурница… Какие красивые бабочки, как я их люблю. Нет ничего прекраснее, чем жить в ливне бабочек, когда вокруг тебя такие милые, добрые, чуткие люди. Рай среди бабочек.
Свет делается неожиданно ирреальным. До самого конца этой сцены может звучать одна протяжная нота, например, синус тон. Кадри остается одна в луче света, тут же рядом с нею появляется МАТЬ.
МАТЬ. Кадри, доченька! (Гладит ее по голове.) Ведь я могу называть тебя дочерью? У меня не было дочки, а мне так хотелось.
КАДРИ. А я не помню своей матери…
МАТЬ. Я простая женщина, но я постараюсь дать тебе все, что смогу. Хоть насильно. Ой, Кадри, у меня как раз есть чудесный рецепт: торт «Reverie» — «Мечта». Бери карандаш и бумагу. Самое главное — тесто. Двенадцать яиц, — конечно, свежих…
КАДРИ. Мама, я должна тебе что-то сказать. У нас с Ильмаром…
МАТЬ. Записала? Двенадцать свежих яиц… двенадцать…
КАДРИ. У нас с Ильмаром… Я не знаю, что с нами происходит… Мы больше так не можем…
МАТЬ. Так… Дальше майонез «Особый». Все это, разумеется, перемешать, взбить и сверху залить сливками…
КАДРИ. Но ведь мы любим друг друга.
Из темноты рядом с Ильмаром появляется ОТЕЦ.
ОТЕЦ (смеется). А тут как раз муж возвращается домой, видно, учуял недоброе и принимается искать любовника. Первым делом заглядывает под кровать, говорит: «Здесь его нет».
ИЛЬМАР. Дай мне совет, отец… Я…
ОТЕЦ. Затем отодвигает занавеску и говорит: «Здесь его тоже нет».
ИЛЬМАР. Мы зашли в тупик.
ОТЕЦ. Заглядывает в ванну и говорит: «И здесь его нет».
ИЛЬМАР. Где же выход?
ОТЕЦ. Вот именно — выход. Заглядывает в прихожую. «И тут его нет».
ИЛЬМАР. Отец, мы не знаем, как дальше жить…
ОТЕЦ. Тут он открывает дверцу шкафа — любовник, конечно, там, — закрывает ее и говорит: «И тут его тоже нет».
Из темноты появляется МАРТ.
МАТЬ. А это кто там? Наверно, один из друзей Ильмара?
КАДРИ. Это Март. Необыкновенный парень, только у него один недостаток, он не умеет танцевать. (Шепчет что-то матери на ухо.)
МАТЬ. Это мы быстренько исправим.
Мать и Март танцуют. Вскоре к ним присоединяются Ильмар и Кадри.
МАТЬ. Смелее, Март. Раз-два-три-четыре. Не будьте таким стеснительным.
МАРТ. Некогда было учиться. Раз-два-три-четыре.
МАТЬ. А хоккей вы любите?
МАРТ. Машина у меня есть, дача есть, сейчас строю финскую баню. Раз-два-три-четыре. Закажу серию «Мировая литература».
МАТЬ. Что же вас интересует?
МАРТ. «Божественная комедия» Данте. Но где ее достать?
МАТЬ. А что вы думаете о нашей литературе?
МАРТ. Раз-два-три-четыре. Вы так хорошо танцуете! Какая легкость!
К танцующим подходит отец.
ОТЕЦ. Два плюс два равно пяти. (Начинает песенку «Баба сеяла горох. Прыг-скок! Прыг-скок! Обвалился потолок. Прыг-скок! Прыг-скок!» Все берутся за руки и танцуют. Бьют часы. Иллюзорный свет исчезает и вместе с тем исчезают отец, мать и Март.)
Кадри и Ильмар на коленях подбирают с пола бабочек. Часы бьют семь. Они долгое время собирают бабочек, избегая встретиться взглядами. Когда оба начинают говорить, то очень тихо — они словно боятся собственного голоса.
ИЛЬМАР. Уже семь пробило.
КАДРИ. Да, уже семь… (Собирает.) Ни одной не уцелело.
ИЛЬМАР (несмело). Хорошо, что хоть сегодня на работу не надо идти.
КАДРИ. Я… Мне нужно идти…
ИЛЬМАР. Что?
КАДРИ. Я должна идти…
ИЛЬМАР. Кадри, ты… куда?..
КАДРИ. Не спрашивай, пожалуйста, ни о чем, Ильмар… Я не могу тебе помочь. Ты, как поезд, зашел в тупик, а я не знаю, как тебя оттуда вывести. Скоро и я начну пить. Нет, Ильмар, теперь конец! Больше не уговаривай. Так нам обоим будет легче.
ИЛЬМАР. Кадри?
КАДРИ. Я пойду уложу свои вещи. (Улыбнувшись.) Их не так уж много — уместятся в один чемодан. Только вот кресло… его я заберу потом. Чем раньше, тем лучше. (Уходит в другую комнату.)
С лестничной площадки доносится пение. Стучат. Ильмар не реагирует. Входит группа рабочих, среди них несколько женщин. Одежда всей компании характеризуется эклектичностью: на обладателе солидного темного костюма зеленая охотничья шляпа или кирзовые сапоги, на владелице ватника красуются лаковые туфли на высоких каблуках и т. д. Вся ватага в великолепном настроении, особенно баянист, но некоторые более сдержанны, если помнить о том, что недавно происходило на наших глазах.
(Почти) все (поют).
Дорогой длинною и ночкой лунною
и с песней той, что в даль летит, звеня,
и т. д.
КТО-ТО. Здорово, начальник!
КТО-ТО. Ого, да тут уже это дело обмывали!
КТО-ТО. Ильмар, выходит, тебе уже известно, коли пируешь?
Молчание.
ИЛЬМАР. Что известно?
КТО-ТО. Нет, он еще не знает. Подождем, ребята! Через четверть часа он услышит сам.
На столе появляется бутылка шампанского, круг колбасы и т. д. Баянист хочет продолжить песню, но его удерживают. На протяжении всей следующей сцены он время от времени порывается заиграть «Дорогой длинною…». Кто-то из девушек берет щетку и начинает сметать остатки бабочек в кучу, другая прибирает на столе.
КТО-ТО. Ильмар, старина, что за привычка у тебя сторониться рабочих? Вроде бы стесняешься нас… А зря. Но мы-то знаем, что ты свой в доску, да притом и башковитый. В общем, парень ты нашенский. Как поется в песне: «Мы дружбу с тобою несем по волнам, мы хлеба горбушку — и ту пополам!»
КТО-ТО (перебивает). Верно! Когда мне в конторе хотели премию зажилить, кто за меня постоял? Ильмар Паомээс! И отстоял!
КТО-ТО. Послушай, старина, ты чего такой кислый? (Открывает бутылку шампанского, полушутя-полунасильно прижимает ее ко рту Ильмару. Тот вначале хочет отказаться, но тут же пьет, захлебываясь. Делает вдох, снова пьет. Кто-то кричит: «Туш!» Баянист играет нечто похожее.) Правильно! Все надо делать от души — и вкалывать и поддавать!
КТО-ТО. Знаешь, Ильмар, мы тут вчера как раз говорили, деньжата крупные ожидаются — скоро сам услышишь. Вот мы и подумали, зайдем-ка к Ильмару — потолкуем. Ты нас уважаешь — мы тебя уважаем. Так вот, возьми как-нибудь супругу с собой и выйди на люди. Все честь честью — жена и прочее. В субботу можно устроить небольшой сабантуй. Послушай, а где твоя благоверная?
