Гатамхан-ага. Я решительно ничего не понял из того, что вы сказали, господин ученый. Кто такой Клиффорд, кто Линей и кто Турнеф? К чему они утруждали себя, устанавливая какие-то классы для растений? И что такое герман, кто такой картоф, и от чего он захворал, и что он за важная персона, что родина в такой степени заинтересована в его здоровье и долгой жизни?
Наступает короткое молчание, мусье Жордан смеется.
Может быть, и нашего Шахбаза вы для того хотите увезти, чтобы научить его подобным загадкам?
Мусье Жордан. Простите, Гатамхан-ага! Вы правы. Только теперь я понял, какие надо было приводить вам примеры. Вспомните, например, о том счастливце, — я забыл его имя, — который приезжал к вам месяц назад на карабахское жеребке Альетмазе и гостил у вас; каким образом он нажил бы богатство, если бы не приехал в Карабах?
Гатамхан-ага. Вот это совершенно ясно, господин ученый. Правильно изволите говорить, если бы он не приехал в Карабах, то никогда бы не разбогател.
Шахбаз-бек. Милый дядюшка, если желаете мне счастья, разрешите мне поехать с мусье Жорданом. Такого благоприятного случая никогда больше не представится. Ведь оба вы признали пользу путешествий.
Гатамхан-ага (немного подумав). Господин ученый, за сколько времени Шахбаз сумеет съездить в Париж и вернуться?
Мусье Жордан. Эта поездка потребует год, не больше. Если он останется там меньше года, то не получит всей той пользы, ради которой он едет, ведь главная его цель — изучить французский язык.
Гатамхан-ага (к жене). Что делать, жена, пусть едет. Повернешь шапку, и год пройдет. Он молод, хочется ему, пусть поедет, посмотрит Париж. И господин ученый — человек хороший, при нем Шахбаз может многому научиться, увидит хорошее и дурное. Получит награду у короля. И к концу года будет снова в Карабахе. За это время и мы подготовимся к его свадьбе и справим ее, как только вернется.
Шахрабану-ханум (вскакивает, громко). Что ты говоришь, о чем ты думаешь, муж? Не желаю я, ни чтобы он ехал в Париж, ни чтобы получал образование, ни чтобы король ему подарки делал. Все это один предлог. Шахбаз хочет ехать в-Париж лишь для того, чтобы весело проводить время, болтать и пересмешничать с девушками и молодыми женщинами, которые появляются в обществе с открытыми лицами. Вот и все.
Гатамхан-ага (с досадой). Довольно, жена! Не кричи, ради аллаха! Ну, что мне делать? Если можешь, не отпускай его. Если можно остановить на лету птицу, то можно и Шахбаза удержать насильно. Не разрешишь, вскочит на лошадь и перелетит на тот берег Аракса. Где мне тогда искать его? Разве ты не знаешь, как он упрям?
Шахрабану-ханум (кричит еще громче). Я упрямее его! Не позволю ему ехать! Если я пущу Шахбаза в Париж, то пусть мой платок достанется гулящим девкам! (Протягивает руку к головному платку.)
Шахбаз-бек (со спокойной улыбкой). Велик аллах! Не знаю, какую охрану собирается выставить тетушка, чтобы удержать меня под арестом.
Шахрабану-ханум (кричит). Узнаешь! Ты поступай, как хочешь, а я буду делать свое дело. (Выходит.)
Гатамхан-ага. Беда с женщинами.
Мусье Жордан в недоумении, Шахбаз-бек негодующе молчит.
ЗанавесПроисходит там же. В комнате сидит Шахрабан у-ханум, поодаль от нее Шарафниса-ханум, расчесывает шерсть. Вдруг открывается дверь, и входит Xанпери, кормилица Шарафнисы-ханум.
Xанпери. Салам-алейкум!
Шахрабану-ханум. Алейкум-салам, Ханпери! Ты знаешь, чем кончилось дело?
Шарафниса-ханум прислушивается.
Дело кончилось тем, что Шахбаз едет в Париж. Я вот и позвала тебя, помоги нам, если у тебя имеются какие-нибудь средства. Ты ведь знаешь, что Гатамхан-ага мягок, как тесто. Начал он хорошо, но потом вдруг размяк, поддался пустым разговорам мусье Жордана и Шахбаза. Но я скорее умру, чем отпущу Шахбаза в Париж. По правде сказать, я не могу видеть слезы Шарафнисы. Потерпит ли аллах, чтобы Шахбаз в Париже получал удовольствия, а моя пятнадцатилетняя девочка, у которой щечки, как розы, вздыхала, кровью кашляла, блекла и таяла от горя?
Ханпери. Ханум, я уже говорила тебе, что есть единственное средство. Зачем тебе полагаться на Гатамхан-агу или на кого-нибудь другого. Пошли в соседнее селение Агджабеди за дервишем Масталишахом, что из Ирана приехал, он все устроит так, как душе твоей угодно. Он так здорово колдует, что, пожелай он, даже меня с моим стариком мигом разведет.
Шахрабану-ханум. Ханпери, и я слышала о его колдовстве. Но все же никак не решусь. Не знаешь ли, что он такого сделал? Расскажи, может быть, я в него поверю. Ведь дело-то у нас очень трудное.
Ханпери. Ханум, не он ли развел агджабединского старшину Керима с женой Селимназ и свел ее с любовником? Не он ли устроил брак дочери старика Сафарали из Муганлов с ее возлюбленным? Не он ли силой своего колдовства убил отца, который не соглашался выдать ее замуж? Не он ли раньше времени вернул уехавшего на год мужа Шахсенем, дочери Кербалай-Ганбара из Джавадлов, чтобы тот не женился на другой? Ничто не может спастись от его колдовства!
Шахрабану-ханум. Милая моя Ханпери, сейчас же пошли сына, Алимардана, чтобы он привез Масталишаха из Агджабедов. Пусть скажет, что ханум его зовет, и пообещает ему все, чего только он пожелает. Одним словом, к вечеру, когда зажгутся огни, Масталишах должен быть в нашем доме.
Ханпери. Слушаюсь, ханум, сейчас пошлю. Но только ни Гатамхан-ага, ни Шахбаз-бек не должны знать, что придет Масталишах. Не дай бог, увидит его здесь Шахбаз-бек, тогда и колдуна убьет, и меня в живых не оставит.
Шахрабану-ханум. Ну конечно! Я выйду сейчас же и отправлю Гатамхан-агу с Шахбаз-беком посмотреть, как там табун, а когда вернутся, уложу их спать в комнате Шарафнисы, потому что ночью, скажу, мне нужно подогреть здесь воду, чтобы вымыть Шарафнисе голову и выкупать ее. Ступай и пошли сына за дервишем.
Обе уходят. Шарафниса-ханум, оставшись одна, встает.
Шарафниса-ханум. Благодарю тебя, боже, за милость. Немного успокоилось сердце. Да сгинет страна, в которой нет колдунов и чародеев. Если бы не было дервиша, о котором говорила моя кормилица, мусье Жордан непременно увез бы Шахбаза и одел бы меня в траур.
Открывается дверь и входит Шахбаз-бек.
Шахбаз-бек. Ты знаешь, Шарафниса, милая, какую бурю устроила сегодня тетушка? При мусье Жордане криком кричала на дядюшку и мне грозила.
Шарафниса-ханум. Ты не видишь, что сам делаешь, а видишь только, как тетушка кричит.
Шахбаз-бек. Что же такого я сделал, милая Шарафниса?
Шарафниса-ханум (бежит к ковровому станку, достает из-за него несколько сложенных листов и раскрывает их). Шахбаз, кто принес эти картинки? Не ты ли мне их принес да еще сказал, что это карточки молодых парижанок; посмотри, мол, какие красивые девушки в Париже; эти девушки и женщины с открытыми лицами бывают в обществе вместе с молодыми людьми. Я еще постыдилась показать эти картинки твоей тетушке.
Шахбаз-бек. Эх, Шарафниса, ты рассуждаешь, как ребенок. Эти картинки были в книге мусье Жордана. Он как-то перелистывал ее, увидел их и отдал мне. Отнеси, говорит, их своей невесте, покажи ей. В этом году, говорит, парижские девушки и женщины надевают такие платья, в прошлом году они носили другие, а в будущем году будут носить совсем иное. Каждый год в Париже меняется фасон платьев. Я их и принес тебе. Что же в этом плохого?
Шарафниса-ханум. Плохо то, что ты ради этих девушек готов на крыльях полететь в Париж.
Шахбаз-бек. Что ты говоришь, Шарафниса. Я не променяю всех парижских девушек на один твой волос. У меня такая красавица невеста, что я даже на райских гурий смотреть не захочу. Дня не могу прожить без тебя.
Шарафниса-ханум. Оставь, ради аллаха! Нечего меня обманывать! Если бы ты действительно не мог дня без меня прожить, не стремился бы уехать в Париж. Совсем ты меня не любишь!
Шахбаз-бек (бросается к ней, обнимает и целует). Неужели ты настолько сомневаешься во мне, Шарафниса? Чем так говорить, лучше бы ты пронзила мне сердце стрелой. Ты бы расспросила, узнала, для чего я еду в Париж.
Шарафниса-ханум (с плачем вырывается из объятий Шахбаз-бека). Зачем мне расспрашивать? Я хорошо знаю, что ты едешь вот для кого! (Стиснув зубы, ожесточенно комкает картинки и бросает себе под ноги.)
