ФИЛАДЕЛЬФИ. А вот меня преследует один и тот же сон… Нела Лаукова! Она уже почти открыла мне.
РИЕЧАН. Я должен носить костюм, к которому другие привыкли с детства? Мол, так будет лучше? Как же мне быть?
ФИЛАДЕЛЬФИ. Вбейте в стену крюк, накиньте на горло петлю и… гоп! Это вам мой первый совет!
РИЕЧАН. Однако вы веселый парень, пан Филадельфи. Вы полагаете, что я из-за одежды должен…
ФИЛАДЕЛЬФИ. Какая еще одежда? Кто говорит здесь о несчастных тряпках? Я осознал это благодаря политике…
всеобщей коррупции. Вы считаете, что представители власти не обогащаются за счет населения, да? Все разворовали что только можно! А теперь уже разворовывают разворованное! А международная обстановка? Включите радио! От этого мирового бардака у вас сразу же расстроится приемник. Раз и — пук! Полная горсть аспирина и литр вина! Это вам мой второй совет!
РИЕЧАН. Что вы говорили… об этой Неле?
ФИЛАДЕЛЬФИ. Я постучал, и она мне открыла. Еще немного, и я бы влез к ней. Такой уж я! Ничего святого…
РИЕЧАН. Боже правый, и куда только этот мир катится?
Конец первой части.
Картина 7
В мясной лавке.
ЛАНЧАРИЧ. Мештерко, сегодня я угощу вас ужином.
РИЕЧАН. Меня ждут дома. Вы, наверное, что-то вкусненькое состряпали…
ЛАНЧАРИЧ. Не ждут. Я сказал им, что вы будете ужинать у меня. Мне нужно с вами обсудить одно дельце, иначе говоря, — дебатшаг.
РИЕЧАН. Я уже не поддамся на уговоры.
ЛАНЧАРИЧ. А мне ничего от вас и не надо. Так, разве что душевно потолковать. Мештерко, у меня получился замечательный ужин. Я смешал в этом блюде вкусы всех жителей Паланка, получилось — сказка! Ведь мы живем здесь, в этой навозной яме, как в Вавилоне! Считайте все вместе… словаки, венгры, потом еще чехи, сербы, хорваты, болгары… потомки переселенцев из Германии, России, Италии… я даже знаю две армянских семьи. А кондитер Беким? Он — албанец. Я перемешал все вкусы в этом блюде… Попробуйте, мештерко!
РИЕЧАН (пробует). Замечательно! Здесь все вкусы, которые ты упомянул. Ты отличный повар. (Продолжает есть.) Хорошей едой и напитками может насладиться только рабочий человек.
ЛАНЧАРИЧ. Да вы что? Кто вам сказал эту глупость? Кохарый, тот не хотел палец о палец ударить, только просиживал в «Централе» да цыганам сотни приклеивал ко лбу. Но в хорошей еде и в вине он разбирался. Черт бы его побрал!
РИЕЧАН. Я если как следует потружусь, то чувствую на душе такое облегчение. Понимаю, что заслужил хорошо покушать.
ЛАНЧАРИЧ. Оставим это, мештер. Если бы ели только те, кто по-настоящему вкалывает, тогда мы не смогли бы продать столько мяса. А коль скоро я занимаюсь этим мясом… Я вот что вам скажу: ни одна лавка не обойдется без грузовичка. И наша тоже. Что скажете?
РИЕЧАН. Не начинай, Волент, я уже знаю, куда ты клонишь.
ЛАНЧАРИЧ. Мештер, можете меня не слушать, я только так, рассуждаю вслух. (Делает вид, что заводит воображаемую машину, регулирует скорость, протяжно гудит и поворачивает руль.)
РИЕЧАН. Ты что делаешь?
ЛАНЧАРИЧ. Мештер, сделайте вид, что мы играем… На какой машине поедем?
РИЕЧАН (прислушивается к работе мотора). Довоенная машина марки «Прага»?
ЛАНЧАРИЧ. Вы и в самом деле йош — иначе говоря, ясновидящий! Точно угадали.
РИЕЧАН. Ну да. Я так и слышу этот звук. Там, наверху, у одного богатого мясника тоже была «Прага». Великолепная. Я всегда мечтал о том, чтобы когда-нибудь заиметь точно такую.
ЛАНЧАРИЧ. Вы ничего не слышали?
РИЕЧАН. Нет, ведь ты знаешь, что я не очень-то общительный.
ЛАНЧАРИЧ. Некоторые мясники уже обзавелись машинами. Я знаю, о чем вы думаете. Что я, мол, всегда говорю: у тех уже имеется то да сё… Но я это потому говорю, что нам нельзя отставать. Понимаете? Мы всегда себе говорим, что мы не будем поступать по-свински, не будем зарабатывать на обмане, как это всякие прочие теперь делают, потому что мы, два, мештерко, мы — гентеши — мясники, значит. Не так ли?
РИЕЧАН. Так.
ЛАНЧАРИЧ. У нас, двоих, мештерко, своя дорога, чтобы было как можно больше хорошего мяса — и точка! И я могу его доставать. Нам везет. Карта идет нам в руки. Но и другим тоже здорово фартит. Мы должны вытянуть еще лучшую карту и ударить ею по столу. Бац! Вот… Червонный туз! Но если у нас нет машины, чего вы добьетесь?
РИЕЧАН. Понимаешь, мне это не пришло в голову.
ЛАНЧАРИЧ. Нам нужна машинка, и как можно скорее, потому что вчера уже было поздно!
РИЕЧАН. Но в наше время достать хорошую машину — дело непростое.
ЛАНЧАРИЧ. Мештерко, я вас вот о чем спрошу… Вы знаете Фери Керешта… нет? Это автомеханик, у которого есть своя мастерская на Кладбищенской улице.
РИЕЧАН. На Кладбищенской? Нет, не знаю.
ЛАНЧАРИЧ. Не беда, зато я его знаю… Фери Керешта. А знаете, что у Фери есть дома? Угадайте. (Делает вид, что включает скорость, и начинает изображать рев мотора.) Ну?..
РИЕЧАН. «Прага»?
ЛАНЧАРИЧ. Хозяин, вы настоящий ясновидящий, как тот Ганусен. У Фери действительно есть старая «Прага»! Отличная машина, лучшей и не надо. Куда двинется этот Полгар на своей развалюхе?
РИЕЧАН. А ты хочешь состязаться и с Полгаром?
ЛАНЧАРИЧ. Хочу! Натянем ему нос! Этому Полгару! Пусть только хорошенько наберет скорость. У нас нет друзей в политике, как у него. Ему за копейку пригонят целый вагон свинины из чешского пограничья. Хорошо, нам плевать на всех политиков! У нас свои методы!
РИЕЧАН. Но ведь машина стоит больших денег.
ЛАНЧАРИЧ. Не всегда. Дело обстоит так: у цыганки Илоны есть мальчишка. И я знаю, что его ей нечаянно сделал наш Фери Керешт. Мы этого мальчишку возьмем к себе в ученики и еще к этому кое-что добавим Фери — какую-нибудь машинку «Зингер» или граммофон. И — машина наша… то есть — ваша!
РИЕЧАН. Гм. Ученик бы нам сгодился. Кишки мыть, бойню чистить… Ну да, нам и машина нужна.
ЛАНЧАРИЧ. Вот это идея! Машина нам нужна. Вы хорошо все придумали, мештер. Опрокинем еще по одной, ладно?
РИЕЧАН. Давай. (Оба пьют вино.)
ЛАНЧАРИЧ. Но этот Полгар не дает мне покоя, надо же, как ему все удается!
РИЕЧАН. Ну и пусть, все равно все это не так просто… Кто знает, сколько мороки у него с этим? Наверняка эти политики держат его в кулаке. И сосут из него! Бог с ним.
ЛАНЧАРИЧ. Гей, мештер, вы все обдумываете, как какой-то попик. Вы не можете все время думать как это самое… хороший! Вы торговец… вы обделываете дела!
РИЕЧАН. А ты, разве ты плохой человек?
ЛАНЧАРИЧ. Я, значит, газембер, подхалим, каким и должен быть человек в торговле. Я — и вдруг хороший? На фиг! Мне если вдруг поповская мысль и придет в голову, я раз-два и скажу ей: брысь! Пошла вон, от тебя — одно зло! Хорошими могут быть только делишки в Ритьпалёвцах. Как у нас в Сербии говорят: когда делаешь добро, получишь пинка под зад.
РИЕЧАН. Не говори так, это отвратительно.
ЛАНЧАРИЧ. Как это отвратительно? Ведь это сказал один наш сербский патриот. Святая фраза… Как если бы ее произнес с амвона ваш Глинка[41].
РИЕЧАН. Так, по-твоему, хороших людей уже не существует?
ЛАНЧАРИЧ. Может быть, они где-то и живут, держу пари, существуют на свете и такие люди, которые уже не в состоянии ни есть, ни пить… и с женщинами не могут, а поскольку они уже ничего не могут, то им все равно… а потому они и могут быть хорошими. А когда они были в силе, они обделались, как те, что еще все могут.
РИЕЧАН. Ты, вероятно, никогда не хотел быть хорошим? Ни на минутку?..
ЛАНЧАРИЧ. Мештерко, это — один прибор… (голова)… Это — другой… (живот), а это — третий… (пах). И всем приборам что-нибудь да надо, поэтому я о них и забочусь! Что было бы, если бы у мужчины не было этих приборов? Я что-то не так говорю?
РИЕЧАН. А сердце?
ЛАНЧАРИЧ. Что сердце?
РИЕЧАН. Ну, сердце!
ЛАНЧАРИЧ. А я и забыл об этом. Ну что ж, и сердце будем считать прибором. Вот только куда мы его приделаем? Сюда?.. (Пах.)
РИЕЧАН. Волент, почему ты не женишься? Быть женатым лучше, не так ли?
ЛАНЧАРИЧ. Да?
РИЕЧАН. Думаю, что так.
ЛАНЧАРИЧ. У меня еще много времени, зачем спешить? Всегда подрастают новые барышни, которых я могу, как я выражаюсь, положить под себя. И легче всего ложатся самые молоденькие. Когда им приспичит… так они уже не думают о морали. Они никогда не отговариваются, мол, нынче — нет, голова болит, у меня это самое… мигрень, поясница болит…
