оказалось столпотворение. Добрая половина дома собралась возле коморки мадам Бош и о чем-то спорила между собой. Сама хозяйка же спешно скрылась в своей комнатушке, слушая злые упреки, прилетавшие в спину.
– Что тут за столпотворение, гер Шульц? – спросил новоприбывший у немца, стоявшего в углу поодаль от основного скопления людей.
– Честно, голубчик? – доктор поправил сползавшие вниз по носу очки. – Понятия не имею… Слышал что-то про новое нашествие крыс, кажется. Сам их не видел, но деньги с меня сегодня уже попросили. Я-то просьбу удовлетворил, конечно, но ни одной крысы в последнее время не видел.
– Почему же с меня ничего не взяли? – недоумевал писатель.
– Судя по собравшимся – здесь только первые два-три этажа, – пояснил Шульц. Он начал перечислять толпившихся людей по именам и комнатам, что они занимают. Вся эта информация за ненадобностью быстро покидала голову Лавуана. Никого из присутствующих он не знал, пусть и имел честь видеть несколько раз, но лишь вскользь и ненароком. В любом случае, его соседей по этажу здесь действительно не было.
Филипп не стал дослушивать Шульца. Это было грубо, бесспорно, однако времени на пустые разговоры не оставалось. Тем не менее, француза распирало от любопытства. Он прорвался через толпу и аккуратно, так, чтобы никто из окружающих не обратил должного внимания, проскользнул через дверь на кухню. В маленькой комнатке притаилась старушка. Судя по виду, она ничем важным занята не была, но и выходить к раздраженной толпе не желала. Вид у нее был весьма поникший, но сосредоточенный, будто она обдумывала что-то.
– Что Вам угодно, мсье Лавуан? – нарушила молчание Бош. – Вам я тоже что-то должна? Вроде у Вас денег я не брала.
– Так эти господа и дамы за этим стоят у Вас под дверью? – вздохнул Филипп.
– Людям никак не объяснить, что за все в этом мире приходится платить, – старушка начала старательно оттирать пятно на скатерти стола. Предприятие изначально было обречено на провал, ведь это пятно уже полгода как украшает местный интерьер. – Будто это моя вина, что чертовы крысы перебегают к нам…
Лавуан был уверен, что хозяйка привирает. Наверняка решила подзаработать на постояльцах и выдумала очередное нашествие вредителей. Кто здесь крыса еще нужно разобраться.
– Яда с прошлого раза не хватило? – язвительно отметил писатель.
– Нет, – четко и ясно пояснила Бош. – Я думала, что оставила достаточно. Но выяснилось, что из-за своей рассеянности я отложила на будущее слишком мало. Того флакона, что лежал и ждал своего часа, хватило лишь на пару хвостов. Основная масса все еще жива и наверняка плодится пока мы разговариваем. И денег на покупку новой отравы у меня нет.
Филипп почувствовал себя виноватым. Все это время он крутил в кармане тот самый флакон, который украл еще месяц назад, но не решался отдать его, ведь это было бы буквально признанием собственного греха. Лавуан уже прослыл неплательщиком, плохим соседом, и не хотел быть еще и вором. Лучше остаться лжецом.
– Мне нечем Вам помочь, мадам Бош, – оправдывался Филипп.
– Мне это известно, мсье Лавуан, – успокоила собеседница. – Я ничего у Вас не прошу. Сказать по правде, я уже жалею, что у стоящих за дверью попросила что-либо… Но им оно куда нужнее.
– Мне правда жаль…
– Хотите помочь? Платите в срок. Быть может на эти деньги мне удастся исправить ситуацию…
– Я как раз за этим и пришел, – в руках постояльца виднелись деньги. – Может что-то из этой суммы пойдет на крыс.
– Безусловно пойдет, мсье Лавуан, – спокойно принял плату мадам Бош. – Не знаю лишь, хватит ли их на спасение этого дома от полчищ паразитов.
Француз поспешил удалиться. Желание помочь отчаявшейся старушке схлестнулось со стыдом и нежеланием прослыть вором, лжецом и прочими отвратными ярлыками. К тому же разум Лавуана постоянно пытался приглушить боль всплывающими воспоминаниями о том, какой же злодейкой была хозяйка дома. В одно мгновение перед его глазами разыгрались сцены ее регулярного недовольства самыми разными мелочами, из которых состояла вся жизнь Филиппа. Она заслужила это.
Толпа и не думала расходиться. Сначала одинокая старушка, затем грозного вида мужчина средних лет начали расспрашивать писателя о предмете разговора, развернувшегося на кухне. Лавуан не стал подливать масла в огонь – просто отмахнулся дежурными фразами, мол он и не о том пришел спросить хозяйку, и что его вся эта ситуация едва ли касается, да и в конце концов ему уже пора бы скорее убегать, ведь столько важных дел у столь важного человека.
– Оно коснется всех, кто здесь живет, молодой человек, – заметила старушка. – Ниже или выше Вы живете – рано или поздно крысы все равно доберутся до своей цели.
В словах женщины была доля правды. Но все это мало волновало Филиппа сейчас. Его ждал куда более насущный вопрос – что случилось у Виктора и может ли Лавуан хоть чем-то помочь.
Туман, своей вуалью опустившийся на город, радовал глаз француза. Люди, стоило им отойти от писателя метров на семь, исчезали, утопая в непроглядной дымке. Человеку, живущему в своих фантазиях и редко спускающимся в реальный мир, комфортно в такой погоде. Природа будто помогает мечтателям оставаться в мире грез. Родители то и дело твердили маленькому Филиппу, что его витания в облаках лишь мешают ему развиваться, что ничего из этих мечтаний путного не выйдет и стоит больше времени уделять делам приземленным, куда более реальным. Например, учебе или поиску спутницы жизни. Ни в одном, ни в другом молодой Лавуан заинтересован не был, пусть и преуспевал отчасти. Порой ему казалось, что реальный мир лишь фон для мира дум. Если бы Филипп был фермером, то сравнил бы реальный мир с сырьевой базой, откуда можно черпать вдохновение, но на этом вся польза этой безвкусной жизни заканчивается. Интересных персонажей тут не сыщешь, а если и получается откопать интересный, как казалось поначалу, экземпляр, то стоило лишь немного познакомиться с человеком, пообщаться с ним, как сразу же становилось ясно – очередная посредственность. То же касалось и сюжетов. Все диалоги читались заранее: казалось люди разговаривают по трафаретам – однообразно и не вариативно. Все это не могло не вгонять в тоску молодого человека, потому он и укрылся в своей голове, где сидел как в платоновской пещере – лишь изредка выглядывая и довольствуясь не самими вещами, но лишь их тенями.
Опять крепко задумавшись, Лавуан не заметил, как влетел в спину впереди стоящего человека. Тот не сразу спохватился, а когда заметил неприятность, лишь немного отряхнул спину, быстрым взглядом осудил молодого человека, и продолжил смотреть куда-то
