Шварц. Спирохеты…
Макгрудер. О чем ты?
Шварц. Не микробы внутри тебя, а спирохеты. Они так называются. Я видел их в микроскоп.
Макгрудер. Какая разница?
Шварц. Микробы выглядят как… ну… как микробы. Маленькие палочки, шарики, капельки и все такое. Сифилитические спирохеты выглядят, как чертовы буравчики.
Макгрудер (содрогаясь). О Боже! Буравчики! Миллионы!
Шварц. Это правда. Миллионы. В этом отличие сифилиса.
Макгрудер. Но, Шварц, я не мог заболеть сифилисом! Это невозможно! (Пауза.) Хорошо, я не девственник. У меня были женщины — две женщины. Но они — нет! Я имею в виду, что подхватил его в туалете или что-то вроде этого.
Линвивер (протягивает белую робу и саркастически смотрит на Макгрудера). Ха-ха-ха! В туалете! Эта сказка стара как мир! Ты бы не заболел тем, чем болеешь, если бы не трахался с кем попало. Дело тут не в стульчаке.
Макгрудер. Тогда я подхватил это в кают-компании или на камбузе, где посуду и столовые приборы моют кое-как…
Линвивер. Уолли, позволь мне дать тебе совет. Перестань винить неодушевленные предметы в своих проблемах. Сифилис передается половым путем. Согласись, что ты опытный ходок, тебя за это никто не осудит. То, что случилось с тобой, могло случиться с любым распутником.
Макгрудер. Но в том-то и дело. Разве ты не понимаешь? Если бы я был таким, как ты называешь, «ходоком», то было бы понятно, но я ведь…
Линвивер (игнорируя его слова). Теперь ты будешь носить другую робу. Посмотри. Она желтого цвета, и на ней есть буква «С», обозначающая твою болезнь.
Макгрудер. Я не стану ее носить! Боже, это похоже… похоже на концлагерь.
Линвивер (настойчиво). Нет, тебе придется ее носить, Уолли. Это правила доктора Гланца.
Макгрудер. Когда я должен носить ее?
Линвивер. Все время, пока ты находишься в палате, и когда ты пойдешь куда-нибудь по госпиталю — в столовую, скажем, посмотреть кино или в библиотеку.
Макгрудер (с негодованием). Может быть, ты дашь мне и колокольчик, чтобы я звонил? Как какой-нибудь, какой-нибудь… прокаженный?!
Линвивер. И еще одно. Когда ты пойдешь в гальюн, то должен будешь использовать крайнее правое сиденье. На нем отчетливо написана буква «С», так же как и на ванне, которой ты должен будешь пользоваться.
Макгрудер. Если ты считаешь, что этим нельзя заразиться от стульчака в туалете, то почему так много инструкций?
Линвивер. Просто так полагается. Ты привыкнешь к своему новому положению.
Макгрудер. Я никогда не привыкну к такому положению. Никогда!
Линвивер. Да не переживай ты так! Все пациенты венерического корпуса пользуются своими личными принадлежностями. Мы просто не хотим смешивать гонококки со спирохетами. Просто так полагается, ничего более.
Макгрудер (рассматривает букву на робе). «С». Желтая. Отвратительно желтая. (Поворачивается к Шварцу.) Но почему она желтая? У меня такое чувство, что…
Шварц. Какое, Уолли? (Он внимательно смотрит на Макгрудера.)
Макгрудер (показывает на робу). Да! Абсолютно! (Качает головой.) Боже милостивый!
Линвивер. (Доктор Гланц и Бадавинкель возвращаются на сцену.). Внимание!
Макгрудер и Шварц стоят и смотрят на двух офицеров, которые идут по палате.
Бадвинкель. Великолепная лаборатория, доктор Гланц, просто великолепная. Замечательные приборчики! Особенно мне понравился этот моноциклометр. (Посмеивается.) Думаю, ваша лаборатория влетела в копеечку военному флоту.
Гланц (посмеивается с благодарностью). Это наша гордость, сэр.
Пока они переговариваются, пациенты группами возвращаются на сцену после утренних омовений. В этот момент Чакли громко стонет нa своей кровати в агонии. Линвивер подбегает к его кровати, низко склоняется над ним, проверяет его пульс. Затем спешит к двери.
Линвивер (кричит). Андерсон! Смит! Оба сюда! Кислород! Адреналин! Скорее, я сказал! Быстро, быстро!
Бадвинкель (безучастно). Это очень плохо, доктор, что у вас нет быстродействующего катетера Бангарта для исследования внутренностей. Он чертовски полезен в таких случаях.
Гланц. Да, это беда, сэр, при специфике нашей работы в урологическом отделении. Мы надеемся и молим Бога, чтобы капитан заказал нам его.
В то время как они разговаривают, в центре сцены Линвивер подбегает к Чакли в сопровождении двух санитаров, Андерсона и Смита, которые несут специальные инструменты, о которых говорил Линвивер. Пока санитары занимаются больным, два офицера продолжают разговаривать.
Бадвинкель. Я постараюсь, постараюсь. Да, это была замечательная экскурсия, сэр. Ваше отделение во всеоружии. Я поздравляю вас.
Гланц. Спасибо, сэр. Мы стараемся делать все, что в наших силах.
Бадвинкель. Держите меня в курсе дел этих двух пациентов. И еще насчет этого мальчика, больного сифилисом. Мне бы очень хотелось знать, что вы из него выудите. В то время как Бадвинкель говорит, Шварц подходит вплотную к постели Кларка, Шварц и лежащий на соседней кровати негр внимательно наблюдают за активными действиями трех санитаров у кровати Чакли.
Макгрудер (паническим голосом). От чего он умирает, Шварц?
Шварц. Это одна из разновидностей нефрита — болезни почек.
Гланц. Ай-ай-ай. Боюсь, мы скоро станем многопрофильным отделением.
Макгрудер. Нефрит! (Содрогается.) Боже, а вы не думаете, что это заразно? (Отворачивается.) Это настоящее кладбище!
Бадвинкель. Спасибо вам, доктор! Счастливого плавания! И удачи в благих начинаниях!
Он покидает сцену, в то время как Гланц, греясь в лучах славы, стоит спиной к тем, кто находится на сцене. Свет гаснет.
Полдень того же дня. Жизнь в отделении течет, как всегда по утрам. Все пациенты, кроме двух лежачих больных, одеты в робы. Кто-то сидит на кровати. Другие сидят на стульях и читают, в основном комиксы. Из портативного радио звучат джазовые мелодии. Несколько пациентов, среди которых Макгрудер, чья кровать находится рядом с кроватью Кларка, читают или пишут письма. Андерсон, санитар госпиталя, сидит рядом с кроватью Чакли и внимательно следит за приборами, периодически поправляя поступление кислорода, наблюдая за тяжелобольным пациентом. В то время как все заняты своими делами, на левой стороне сцены появляется персонаж в одежде католического священника и идет навстречу Линвиеру, который появился на противоположной стороне сцены и склонился над постелью Чакли. Священника сопровождает молодой служка, который несет атрибуты, используемые в церкви для последнего причастия.
Священник (Линвиверу). Мне сказали, что у вас есть пациент, который нуждается последнем причастии.
Линвивер. Я так не думаю, сэр.
Священник (хмуро смотрит на Чакли). Почему? По-моему, этот человек смертельно болен.
Линвивер. Без сомнения, сэр. Он в коме. Тяжелее не бывает.
Священник (двигаясь вперед). Тогда ему нужно сделать последнее помазание.
Линвивер. Сэр, но человек этот баптист.
Священник. Он не может быть баптистом.
Линвивер. Извините, сэр, но это так. Он говорил мне. Кроме того, это написано на его жетоне. «П» у протестантов.
Священник. Послушайте, это невозможно. Я получил письмо из штаба, в котором сказано, что католик умирает в отделении «В».
Линвивер. Но это отделение «Д», сэр.
Священник. Простите, это отделение «В», как «Виктория»?
Линвивер. Нет, сэр, «Д», как «Дохлятина».
Священник. «Д», как «Дохлятина»?
Линвивер. Так точно, сэр. «В» — ортопедическое отделение.
Священник. Тогда какое же это?
Линвивер. Урологическое и венерическое.
Священник. Урологическое и венерическое? (Содрогается.) Боже! (Ассистенту, живо.) Уходим отсюда, Уилкинс! Быстро! Быстро!
Он торопится на выход и уходит со сцены в сопровождении ассистента. На краю сцены слева стоит кровать молодого матроса по имени Макдэниел, который жадно перечитывает письмо, которое только что получил. Внезапно он вскакивает со своего стула, и его голос привлекает внимание других пациентов.
Макдэниел. Я не могу поверить! Я просто не могу в это поверить!
Дадарио. Что случилось, Макдэниел? Тебя уволили в запас?
Макдэниел. Я про письмо — я получил письмо от личного секретаря Ронды Флеминг!
Станцик. И что сказала Ронда? Она хочет, чтоб ты вдул ей?
Макгрудер (сукоризной, искренне). Перестань, идиот! Ты не достоин даже произносить ее имя! (Возвращается к письму.) Послушай вот это. «Дорогой Дэви! Как и многие кинозвезды, мисс Флеминг каждый день получает сотни писем от своих обожателей, и она не в силах ответить каждому. Но ты пишешь ей так часто, что это сильно впечатлило ее, и она попросила меня написать тебе. Она думает, что такие, как ты, моряки — это самые лучшие, чистые, храбрые парни Америки, и она надеется, что ты будешь думать о ней, когда отправишься в море и будешь сражаться с японцами. Искренне твоя…»
