Входит Мурсал, с ним Асриев и Чернышёв. Они продолжают свой ранее начатый разговор.
Мурсал (Чернышёву). Я это имел в виду, Иван Сергеевич, но грунты пойдут твёрдые.
Асриев. Алмазные долота пустим в ход.
Мурсал. Воды будут встречаться.
Чернышёв. Под давлением пойдём.
Мурсал. Придётся. Невиданная вещь, но придётся. (Замечает стоящее у дерева ружьё Дуньямалы-Киши.) Риск, говорят, — благородное дело.
Нури (подбежав к Гюльтекин, которая сидит на земле около виноградного куста, опустив голову на руки. Шёпотом.) Пришёл этот... твой.
Гюльтекин (не поднимая головы). Я слышу. Пусть.
Нури (увидев, что Мурсал взял ружьё Дуньямалы-Киши). Эй, дяденька! Это ружьё моего дедушки.
Мурсал. Да? Вот мы из него и пальнём. И постараемся одним выстрелом убить двух зайцев сразу.
Из виноградника выходит Дуньямалы-Киши. Его привлекли голоса чужих людей.
Дуньямалы. Погонишься за двумя, — ни одного не поймаешь.
Мурсал. А они (показывает на своих спутников) говорят, можно. Знакомьтесь, инженер Асриев, наш буровой мастер Чернышёв, Иван Сергеевич... Подтвердите, товарищи, — можно?
Чернышёв. На свете и не такое ещё бывает.
Асриев. Попробуем. Чем чёрт не шутит.
Мурсал (Дуньямалы-Киши). Слышали? Это же консилиум профессоров! Академиков нефти! Разве что-нибудь устоит перед ними?
Дуньямалы (печально, укоризненно). Я вижу, ты веселишься, парень. А я, старик, поверил было тебе. Думал, Мурсал — хороший человек, со светлой головой и горячим сердцем, а ты...
Мурсал (искренно, горячо). Верьте, верьте мне, отец! (Подходит к Дуньямалы-Киши.) Я едва могу опомниться. Честное слово. Мне пришла, понимаете, одна мысль... Я бросился к ним, а они тоже меня ищут... Мы думали, оказывается, об одном и том же... Идите сюда! Прошу вас. (Тянет Дуньямалы-Киши к дереву.) Сядьте... (Усаживает его на скамью.) Я вам сейчас представлю как бы разрез земли. Смотрите вверх: вот крона этого вашего дерева, — это ваши виноградники. Предположите.
Дуньямалы (подчиняясь). Предположить? Так.
Мурсал. А вот здесь, внизу, где лежит ваш патронташ, залегает нефть. Представляете? Мы, взяв ружьё, отходим в сторону и сверху (вскакивает на скамью) наклонно бьём по ней. (Нацеливает ружьё на патронташ.) Понимаете? С большой глубины мы со стороны добываем нефть.
Чернышёв. Это называется наклонным бурением!
Мурсал. А наверху остаются ваши виноградники. На здоровье! Мы к ним даже не подходим, но из-под них, уж не обессудьте, выкачаем нефть всю до капли. Это ещё невиданная вещь при таких грунтах, но...
Асриев. Это и будет одним выстрелом сразу по двум зайцам.
Мурсал. Именно!
Гюльтекин (внимательно слушавшая Мурсала). Мурсал!..
Дуньямалы. Погоди. (Мурсалу.) Ты сказал, виноградники остаются?
Мурсал. Да, да. Остаются нетронутыми.
Дуньямалы. Я не верю своим ушам. Нури! Я не сплю?
Нури. Нет, дедушка. Ты сидишь с открытым ртом.
Дуньямалы. И ты мне не снишься сейчас, дерзкий мальчишка? (Мурсалу.) Я не могу поверить... Прости, не могу.
Мурсал. Очень трудно поверить, я вас понимаю, но скоро вы убедитесь, что всё будет именно так, как я говорю.
Чернышёв. Будет, будет. Мы по-хозяйски.
Асриев. И наша техника это позволяет и кадры у нас есть... Сохраним виноградники.
Дуньямалы. Если это всё правда, то это... очень хорошо.
Гюльтекин (вскакивая на ноги). Вот здесь где-то, в глубине сердца, что-то подсказывало мне: всё будет хорошо, не может быть, чтобы Мурсал...
Дуньямалы. Девушкам всегда кажется, что всё самое лучшее рождается только в их сердце.
Мурсал. А когда забьёт новый мощный фонтан и из новой скважины, где-нибудь в двух километрах от вас, хлынет поток нефти, мы её так и назовём «Виноградной». Хотите?
Дуньямалы. Я сегодня постарел на десять лет и вновь помолодел на тридцать!
Мурсал. Да... денёк сегодня... (Вытирает платком лицо.) Труднее его у меня ещё не было за всю мою жизнь... (Взглянув на Дуньямалы-Киши.) А если учесть, что мне предстоит сегодня ещё один разговор...
Гюльтекин бросается в сторону и прячется за куст. Дуньямалы-Киши молча и внимательно смотрит на Мурсала, потом так же молча подходит к узелку, в котором была еда, и вынимает из него деревянную солонку.
Дуньямалы. На, возьми. Береги!
Мурсал. Солонку? (Берёт.)
Дуньямалы (сурово). По щепотке — в день, в месяц — горсть, в год — килограмм. Желаю съесть вам с Гюльтекин вместе сто пудов. (Повернувшись, уходит.)
Мурсал стоит, ошеломлённый таким неожиданным поворотом событий. Асриев и Чернышёв смеются над его растерянным видом.
Мурсал. Гюльтекин! Скажи скорее: я не сплю? (Ищет её глазами.)
Гюльтекин (выглядывая из-за куста и улыбаясь). Нет, родной, ты не спишь. Ты стоишь с открытым ртом (направляется к Мурсалу.)
Мурсал. Значит, я наяву слышу дерзкие слова моей любимой? (Радостно.) Нури! Дорогой! (Обняв мальчика.) Спой что-нибудь, племянник, спой!
Нури. Хорошо, только вы, пожалуйста, больше не ошибайтесь: я в консерваторию не собираюсь, я буду лётчиком.
Мурсал (подняв Нури на руках, ставит его на скамью и ласково держит за плечи). Лётчиком хочешь быть, мужчина? Ладно, будь. Летай, парень! Забирайся высоко-высоко, за облака и даже выше, и будь настоящим — смелым и отважным — сталинским соколом! Но помни, когда будешь летать и когда однажды увидишь сверху на земле огромные чудесные виноградники, а вокруг них нефтяные промыслы и светлый красивый город, то знай, Нури, что летишь ты над бывшим своим маленьким селом.
Гюльтекин (став рядом с Мурсалом и прижавшись к нему). Помаши нам рукой тогда, Нури.
Нури. Вы не увидите. Я буду высоко-высоко!
Мурсал. Ничего. Мы будем знать, что ты охраняешь наш мирный труд, и будем спокойно продолжать своё дело — строить на своей земле коммунизм!
Нури запевает
ЗАНАВЕС
