ВЕНИАМИН. Лара, я ведь ищу и нашу совместную жизнь тоже. Она – часть моей. Самая важная часть. Но и ее я никак не могу восстановить полностью. И это меня особенно беспокоит. Куда она подевалась, наша с тобой жизнь?
ЛАРИСА. Как куда? Ты не помнишь, как приглашал меня на свидания на крышу общаги? Как после свадьбы мы сбежали от всех в лес и пекли там картошку? Как сильно болела Таська в первый годик, и как мы радовались, когда она выздоровела? Как Стасик ушел с другом на рыбалку, и мы подняли на уши пол-города, а потом варили уху? Как мы завели собаку, и отдали ее маме, потому что у Таськи аллергия? Как мы впервые все вместе поехали на море, и весь отпуск шел дождь? Как мы разбили телевизор, а на следующий день выиграли в лотерею? Как мы переезжали, и грузчики перепутали квартиры? Как у тебя была первая встреча с читателями, а мы фотографировали тебя с закрытым объективом?
Двойник тихонько смеется.
ВЕНИАМИН. Я помню, Лара. И это помню, и многое другое. Но я не помню всего, понимаешь? И того, что я не помню, гораздо больше того, что я помню – вот что скверно.
ЛАРИСА. Я тоже не все помню, Веня. Разве это страшно?
ВЕНИАМИН. А разве нет? Тебя это не пугает, Лара?
ЛАРИСА. Не пугает.
ВЕНИАМИН. Вообще-вообще?
ЛАРИСА. Это нормально, Веня.
ВЕНИАМИН. Нормально, если не задумываться.
ЛАРИСА. Если не зацикливаться.
ВЕНИАМИН. А когда начинаешь задумываться…
ЛАРИСА. Веня, ты не задумывайся. Просто живи и все.
ВЕНИАМИН. Когда начинаешь вспоминать… От того, что нечего вспомнить, думаешь, что ничего и не было. А от того, что что-то все-таки вспоминается, становится только хуже. Потому что явственно осознаешь, что мог бы вот так же помнить намного больше. Опять-таки, если бы что-то было. Что-то стоящее, что-то значимое, значительное. Ты слышишь меня, Лара? Понимаешь меня?
Лариса смотрит на него с сочувствием. Двойник гипертрофированно имитирует ее тоскливое выражение лица.
ЛАРИСА. Все-таки ты перетрудился, Веня. Отдохни, а?
ВЕНИАМИН. А я что делаю? У меня сегодня первый выходной за… за не знаю сколько времени.
ЛАРИСА. Ты изводишь себя. И меня, кстати, тоже. Отвлекись.
ВЕНИАМИН . На что?
ЛАРИСА. На меня, на детей хотя бы. Со Стасиком, вон, надо что-то решать. Армия скоро. И Таське насчет поступления пора думать. Она на психологический хочет. (Многозначительно) Кстати…
ВЕНИАМИН. Вот-вот-вот. Уже армия, уже поступление. А давно ли Таська в коляске ездила, а Стасик в пузе сидел? Я не помню, как они выросли. А ведь был все время рядом. Или не был? Где я был, Лара?
ЛАРИСА. Ты опять о своем?
ВЕНИАМИН. О своей. О жизни. Где она? Где результаты? Чего я добился? Что сделал? Для себя? Для тебя? Для детей? Кто живет за меня?
Лариса качает головой.
ЛАРИСА. Бесполезно. С тобой бесполезно сейчас говорить.
Лариса уходит.
ВЕНИАМИН. Бесполезно. Все бесполезно.
Двойник глубокомысленно кивает. Пьет чай.
Гостиная в квартире Вениамина и Ларисы. Разбросанные бумаги и книги убраны. Вениамин в халате ходит по комнате и разговаривает по стационарному телефону, который носит за собой. Следом волочится провод. В кресле сидит Двойник и паясничает. Он передразнивает Вениамина . Держит в руках воображаемую трубку, строит гримасы. Его не видят.
ВЕНИАМИН . Алло, мам, привет! Дела? Да нормально дела. Да, и с детьми все нормально. И с Ларисой. Да, дядю Гошу поздравили. Еще на прошлой неделе. Мам, я чего звоню-то. Тут такое дело. В общем, спросить хотел. Только не удивляйся, ладно. О чем? Да о детстве спросить. Ну, как о каком? О своем. Скажи, ты помнишь, как я был ребенком? Ну, это я понимаю, конечно. Нет, я не забыл, что ты моя мать. Я спрашиваю, ты можешь вспомнить ВСЕ мое детство? Вот все-все-все, по дням? А по неделям? А по месяцам? Согласен, странные вопросы. Но мне это сейчас очень нужно.
Вениамин проходит мимо Двойника. Двойник наступает на телефонный провод. Вениамин останавливается.
ВЕНИАМИН . Да нет же, ничего со мной не случилось, мам. И с Ларой все в порядке. И с детьми. Ну, я же говорил уже: у нас все хорошо. Да, и у меня все хорошо. Что значит, я говорю «хорошо» не тем голосом? А каким голосом я должен говорить слово «хорошо»? Нет, не надо к нам приезжать. Потому что в этом нет необходимости.
Двойник убирает ногу с телефонного провода. Вениамин снова начинает ходить.
ВЕНИАМИН . Мам, я просто хотел узнать. Вот когда мне было… было… Ну, скажем, три года и семь месяцев, что я делал? Да я не о том, мам! Вот именно в этот восьмой месяц после трех лет, что я делал? Как мы вообще прожили это время. Я, ты, папа. Был ли он вообще у меня, этот месяц? Был – в смысле был. Так потому и интересуюсь. Ты же его не помнишь. И я не помню. А если, к примеру, взять пять лет и три месяца? Этот кусочек моей жизни ты помнишь? Да нет, ни в чем я тебя не упрекаю, мам. Просто пытаюсь разобраться. Для себя. Кое в чем. Ничего я не скрываю! Мам, а семь лет и пять месяцев? А девять и восемь? А двенадцать и два? Так были у меня эти месяцы или нет? Если были, то почему я их не могу вспомнить, а ты не можешь ничего рассказать?
Входит Лариса. Наблюдает за мужем, скорбно качает головой. Двойника она не замечает. Зато он замечает ее, делает ручкой и продолжает шутовскую пантомиму.
ВЕНИАМИН. Никакой это не допрос, с чего ты взяла? Все у нас в порядке, не волнуйся. До чего я тебя доведу? Ну, что ты говоришь, мам?! Зачем тебе пить валерьянку? Ну, не плачь, не плачь. Вот же я дурак! Потому что не надо было тебе звонить. Да все нормально у нас. Почему спрашиваю? Ну… потому что… потому что… книгу пишу, да! Да, такая вот книга. Ну, как бы… как бы… мемуары… воспоминания о жизни. Собираю информацию о детстве. Нет, не вру. Что ты чувствуешь, мам? Почему тебе кажется, что я тебя обманываю? Ладно, мам, я перезвоню. Потом. Вечером. Завтра. Или послезавтра. У меня дела, надо бежать. Куда тороплюсь? По делам – говорю же. Нет, дела не в больнице. Да нет же, не болеем. Все, счастливо, пока-пока, забудь, не переживай.
Вениамин вешает трубку, ставит телефон на стол, потерянно смотрит перед собой. Двойник машет у него перед глазами. Вениамин ничего не видит.
ЛАРИСА. Мать бы пожалел.
Вениамин не смотрит на нее.
ВЕНИАМИН. Мама тоже не помнит.
ЛАРИСА. Нет, это уже что-то ненормальное.
ВЕНИАМИН. А я тебе о чем?
ЛАРИСА. А я не о том. С ТОБОЙ происходит что-то ненормальное, Веня.
Входят Тася и Стасик. Тася одета стильно и модно, Стас – типичный неформал.
ТАСЯ. А что с папой происходит?
Двойник встает с кресла, треплет детей за головы. Те не замечают.
СТАСИК. Папа стал психом, да? ЛАРИСА. Ты что несешь, Стас?!
Двойник отвешивает Стасику подзатыльник. Тот трет затылок, недоуменно озирается вокруг.
СТАСИК. А че? Ты же сама сказала, что он ненормальный. И бабушку, вон, по телефону пригрузил. ВЕНИАМИН. Вы что, подслушивали?
Двойник грозит пальцем.
ТАСЯ. А еще ты кричишь во сне, па.
СТАСИК. И с мамой все время о чем-то шушукаетесь и ссоритесь.
ВЕНИАМИН. Никто ни с кем не ссорится. Просто… Ну, просто…
ЛАРИСА. Просто папе грустно. Ясно?
ТАСЯ. Депресируешь, да, па? Книжка не пишется?
СТАСИК. Берега попутались?
ЛАРИСА. Стас, что за выражение! (Двойник отвешивает Стасику еще один подзатыльник) И вообще, не приставайте к отцу.
СТАСИК. А че он такой?
ЛАРИСА. Доживешь до его возраста – узнаешь.
СТАСИК. Вот спасибо, доживать до такого! Это, наверное, хуже маразма. Не, ну его на фиг, хочу умереть молодым.
ЛАРИСА. А по губам?!
Стасик получает от Двойника еще один подзатыльник.
ВЕНИАМИН (задумчиво) . У меня это уже не получится.
ТАСЯ. Дать Стасику по губам? Почему не получится?
ВЕНИАМИН. Умереть молодым.
ЛАРИСА. Вот ты хотя бы при детях не начинай о своих сорока годах и потерянной жизни!
Двойник изображает подзатыльник Вениамину.
ТАСЯ. Да ладно тебе, па! Сорок лет – самый расцвет. Для мужчины во всяком случае.
СТАСИК. Ты че, Таська, какой расцвет? Сорок лет – это все, кранты, блин! Мыль веревку – вешайся!
ЛАРИСА . Стас!
Двойник отвешивает Стасику новый подзатыльник.
СТАС. А че?
ТАСЯ. Па, не слушай его, он дурак.
СТАС. Сама дура.
ВЕНИАМИН. Хватит, дети! Мы с мамой о серьезных вещах говорим.
