Федор Иванович. Вечного двигателя первого рода не существует. А он существует. Наверняка существует. Мы с тобой вместе изобретем этот вечный двигатель первого рода. И ты получишь Нобелевскую премию, а я буду смотреть тебя по телевизору. И думать – вот он, смысл моей жизни, вот для чего я тридцать лет учил тупиц. Чтобы в конце концов найти тебя. Найти единственного из тысяч. А потом ты каждое лето будешь приезжать сюда, в наш город. И по вечерам мы будем уходить к реке. Я буду рассказывать тебе последние новости нашего города, а ты будешь слушать и записывать что-то в своей тетрадке. Новые формулы и изобретения. Я не буду уже понимать их смысла. Я буду уже слишком стар для этого.
Федор Иванович садится на ступеньки крыльца. Я не решаюсь подойти к нему. Уж слишком сумасшедший в эти минуты у него вид. На крыльцо школы выходит Славка Логинов. Выражение лица у него озлобленное и отчаянное. Славка достает сигареты, курит, задумчиво смотрит на Федора Ивановича. Учитель химии поворачивается к нам.
Федор Иванович. А, это ты, Таня. Опять прогуливаешь… Как тебя еще только не выгнали…
Я. Ума не приложу, Федор Михайлович.
Федор Иванович. Ты бы поосторожнее, Таня. На педсовете уже два раза ставился вопрос о твоем исключении.
Я грустно усмехаюсь. Какое мне дело до их паршивых педсоветов!
В этот момент Федор Иванович замечает Славку, который стоит в стороне, совершенно не обращая внимания на происходящее.
Федор Иванович. Логинов, курение на территории здания школы запрещено. Спуститесь с крыльца.
Слава. Идите на!
Федор Иванович. Что вы себе позволяете, Вячеслав!
Слава. Сказал же!
Федор Иванович (саркастично). Извините, не уловил суть вашего изречения.
Слава. Фе-дор И-ва-но-вич, и-ди-те на х..!
Федор Иванович хватает Славу за руку.
Федор Иванович. Я, я тебя сейчас к директору отведу! Это немыслимо, это просто переходит все рамки дозволенного! Это нонсенс! Вы понимаете, что вас исключат?!
Слава. Понимаю, на х… идите!
Лицо Федора Ивановича странно искажается.
Федор Иванович. Ублюдок, скажи еще хоть слово, еще хоть слово мне скажи и я клянусь тебе, добьюсь твоего исключения. Мало того, я добьюсь, что тебя ни в одно ПТУ потом не возьмут. Падла малолетняя!
Федор Иванович аж дрожит от возмущения и пытается силой увести Славу. Славка резко вырывает руку из рук учителя.
Слава. Отвалите от меня, поняли? Я сам уйду! Только отстаньте от меня. Плиз!
Федор Иванович продолжает попытки насильно отвести Логинова к директору. Славка в очередной раз вырывается и с силой бьет Федора Ивановича по лицу. Федор Иванович отшатывается к стене, закрывает лицо рукой – из губы у него течет кровь.
Слава. Сэнк ю вери мач!
Спускается с крыльца, уходит куда-то в глубь школьного двора. Федор Михайлович вытирает кровь рукавом.
Федор Иванович. Вечный двигатель первого рода существует… Вечный двигатель первого рода существует… Вечный двигатель первого рода…
Голос Федора Михайловича постепенно переходит на шепот, и уже нельзя разобрать, что там бормочет себе под нос этот обезумевший старик.
Я встаю, спускаюсь с крыльца, медленно бреду по школьному двору. Недалеко от меня, на детских качелях сидит Славка. Он вытаскивает из пачки сигареты и ломает одну за другой, точно так же, как я час назад. Я подхожу к нему, сажусь рядом. Руки у меня дрожат, становятся липкими и противными, а нос, наоборот, холодным.
Я. Зачем ты так?
Слава. Уходи.
Я. Славка, это все пройдет. Это переходный возраст, понимаешь?
Слава. Сказал же, катись отсюда!
Я делаю глубокий вдох и обнимаю Логинова за плечи. Он не вырывается, но и не реагирует.
Слава. Я сегодня уезжаю…
Я. Куда?
Слава. Не знаю еще. Если будет рейс до Москвы, то в Москву, а так – не знаю, куда получится. Меня засекли, я знаю. Я вычислил их. А они меня.
Я. Славка, у тебя температура или мания преследования.
Слава. Не-а.
Он достает из школьной сумки толстую пачку денег. И не рублей.
Слава. Видела? Что, круто, да? И это еще не все! Я сегодня снял со счета.
Я. Поддельные, да?
Слава. Настоящие, дура!
Я. Откуда?
Слава. Сказал же, со счета снял!
Я. Тебе же нет восемнадцати.
Слава. Думаешь, я лох совсем! Не я же снимал, а так, знакомые. Им половина и мне. Все по-честному. А теперь мне – крышка. Кто-то меня засек.
Я. И что теперь?
Слава. А ничего! Уеду куда-нибудь подальше отсюда. Сначала в Москву, потом за кордон. У меня денег хватит. Надолго еще хватит! Я в Америку хочу, там Силиконовая долина. Там Билл Гейтс живет! Настоящий Билл Гейтс, понимаешь? Там у них процессоры такие, какие нам и не снились. Мне деньги не нужны, понимаешь? Я раньше думал, что деньги нужны для того, чтобы покупать огромных розовых зайцев, а сейчас я уже не знаю, для чего они нужны.
Я. Каких розовых зайцев?
Слава. А, это так… Мне мать в детстве покупала только пластмассовые игрушки. Ну, дешевые такие. Их даже сломать невозможно было. А в Детском мире продавались огромные розовые зайцы. Они у всех тогда были, ну не у всех, а так, у некоторых. Я у матери три года просил такого зайца – большого такого, мягкого, розового. Она всегда обещала, но так и не купила. Зато купила компьютер, ей по работе надо было. Через полгода я взломал первый счет в банке. И купил себе сразу пять таких розовых зайцев. Принес домой и понял, что не нужны мне эти пять зайцев, мне нужен был только один. Всего один. И не сейчас, а тогда. Я потом подарил этих зайцев одноклассникам. И все. Больше у меня не было необходимости в деньгах. И сейчас нет. Я тебе это все рассказываю, потому что ты сумасшедшая, про это все говорят. Ты никому не скажешь, потому что сумасшедшие не предают, я это знаю.
Славка встает с качелей, смотрит на меня в упор, протягивает мне пачку денег.
Слава. На, возьми, это тебе. У меня еще есть – у меня еще много есть.
Я пристально смотрю на Славку, пытаясь понять, у кого из нас едет крыша.
Я. Ты псих, да?
Слава. Дура! На, бери, они мне ни к чему. А твоей семье деньги нужны, я слышал, девчонки говорили.
Я. Лучше своим отдай.
Слава. У меня только мать. Она ими все равно пользоваться не будет. Спрячет в Толковый словарь Даля и успокоится. На, бери!
Я. Да пошел ты…
Звонок с урока. Перемена третья.
Я медленно бреду к школе, сажусь на скамейку и жду продолжения событий. Мне интересно, чем закончится все это умопомешательство. У Славки явно едет крыша. Я помню его еще с младшей группы детсада, хотя он вряд ли меня узнал. А я и не говорю про наше давнее знакомство. Славка тогда был такой же угрюмый и злой. Один раз он кинул в меня кубик, а потом расплакался и убежал. Я, правда, тоже расплакалась. Ладно, я незлопамятная… Вообще-то я плохо помню события тех дней, но, клянусь вам, это был он. Его сложно забыть. У меня это так никогда и не получилось.
На крыльцо выходят мои одноклассники. Не могут и сорока минут прожить без сигарет! Я подхожу к ним. Они, как всегда, делают вид, что не обращают на меня внимания.
Вид у моих одноклассников взволнованный и даже задумчивый, что не может не удивлять.
Артур. Не, я вам говорю, это эфэсбэшник был, я сразу просек, в чем дело! Если бы из ментуры, то в форме бы пришел, а так – в штатском. Значит, серьезное что-то.
Маша. Я вообще офигела, когда этот дядька пришел. Не, ну я понимаю, из детской комнаты милиции, ну из уголовного розыска, но чтоб вот так…
Ира. Урок сорвали… Историк весь аж покраснел от злости…
Лена. А может, это и не эфэсбэшник был, а так, просто…
Артур. Нет, ну ты думай – что просто-то? Просто так с улицы мужик зашел и стал расспрашивать? Кто б ему разрешил, а?
Лена. А нам за это ничё не будет?
Артур. А чё нам будет? Только вы как хотите, а я в этом деле не участвую. Славка – урод, конечно, но, блин, не нравится мне все это.
Маша. Да ладно, мы ж ничё такого не знаем. Был сегодня в школе, потом ушел куда-то. Мы же за ним наблюдать не приставлены.
Михалыч. По ходу, Славка куда-то влип.
Артур. Козе понятно, что ему не премию вручать приходили за заслуги перед Отечеством.
Паша. Даже жалко его как-то, честно говоря.
Михалыч. А мне не жалко! Почему за мной никто не приходит? За ним приходят, а за мной нет, а? Да потому что я ничего ни у кого не ворую!
