входит в этот мир… не плачет… почему не плачет?..
МАРК (с потрясением в голосе). Я же хотел этого, я должен закричать, я должен жить!! Мама… Мама…
Слышу громкий возглас акушерки:
«Боже… Какой ужас… Что это?»
Слышу плач… свой плач… Слёзы по моим щекам… Вот они…
АНИТА: Мне не показывают ребёнка, лишь сказали — мальчик…
Анита начинает глубоко дышать, закрыла глаза и замолчала… Продолжая глубоко и прерывисто дышать.
МАРК: Я тоже глубоко и прерывисто дышал, как она, но сумел произнести:
— Анита, дальше, что было дальше?
— Я помню эту тишину, — сказала она. — Мне поднесли ребёнка… с челюстно-лицевой деформацией, с детским церебральным параличом, его лицо было настолько уродливым, что я закричала и закрыла глаза, мне казалось, что это сновидение, это не в реальности… Больше я не помню… Я проснулась в палате, подошёл врач и предложил отказаться от ребёнка… Дал мне время подумать, сказал, что рождённый мною ребёнок с генетическими уродствами.
Он обречён.
И, скорее всего, не подлежит лечению.
И что мне его принесут на кормление…
Совсем скоро… если я решусь…
(Она замолчала…)
МАРК: Я открыл глаза, я был опять в кабинете.
В своём любимом кресле, напротив сидела Анита, она молчала.
Я уже знал, что она будет кормить новорожденного и заберёт его домой.
Что у неё случится послеродовая депрессия и что муж оставит её…
— Анита, — спросил я, говоря себе. Вот он, мой якорь! — Врач сказал «СКОРЕЕ ВСЕГО не подлежит лечению?» То есть шанс был? — мне было достаточно этой фразы, чтобы чуть позже начать вселять в неё сомнения… — Скажи, как же я могу осуждать тебя?
Ты поступила так, потому что отдавать свою жизнь человеческому существу, которое ты возненавидела всем своим МАТЕРИНСКИМ сердцем, невозможно… тяжёлого инвалида… брр… Ты была сама ещё ребёнком… Твоя психика была без ресурсов! Ты понимаешь? Что ему же всё равно, где лежать и мочиться под себя, ведь правда?
Анита, это так?
Ты же осознаёшь это?
Даже врачи тебе сказали об этом.
АНИТА: Да, ему всё равно… ему всё равно…
МАРК: А твоя жизнь — превращалась в ад. (Утвердительно.)
АНИТА: Да, моя жизнь была адом.
МАРК: Ты не любила этого ребёнка, — утвердительно и опустошённо сказал я…
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Марк о своих мыслях: «Мама… Так ты уже тогда не любила меня, мама?..»
АНИТА (растерянно): Нет, не любила… Он омерзителен… Не знаю… Я думаю о нём… Нне любила…
МАРК: Он напоминал тебе о твоей ущербности, о том, что ты не смогла родить здорового малыша?
И тебе хотелось забыть всё. Я знаю, это так.
Ты уже понимала, что остаёшься одна и без любимого мужчины? С этим уродцем? И твоя жизнь исчезла, хотя именно это и была твоя жизнь… Ты была не готова… И ты даже желала смерти этому ребёнку.
Скажи, так?
АНИТА: Он кричал или стонал, — тихим голосом говорила Анита, — почти круглосуточно… Когда муж хотел моей любви и прикасался ко мне, он в это же время начинал мычать… Только когда засыпал… было тише… Бесценные часы тишины…
У нас не было больше сексуальных отношений с мужем… Я уже не могла ухаживать за сыном… Мне было противно до рвотного рефлекса…
Он украл мою любовь и жизнь… Я лежала и смотрела в потолок, у меня не было сил…
Я думала только о том, что так будет до тех пор, пока он не умрёт… и тогда я стану свободна… Я стала реже менять ему памперсы… Он вонял… А я умирала сама.
Родители ссылались на свои болезни, возраст. Я поздний ребёнок… И были не рядом, а я умирала одна… с этим проклятьем… Я умирала… и жаждала смерти этого…
МАРК: Скажи, вышла из роддома с ребёнком, что ты чувствовала тогда? Как тебя встретил муж?
АНИТА: Муж… встретил… Сказал мне: «Моя жена — мать уродов… Осталось продать его в цирк и родить новых уродов, как в романе…»
Он ушёл через месяц. Видимо, для него это было очень тяжёлым переживанием…
Он не справился… и он ушёл… а мне некуда уходить… Я осталась одна… с Лёвушкой… — она впервые шёпотом назвала ребёнка по имени.
(Громкий голос.)
— С этим уродом… — обречённо сказала Анита.
МАРК: Я взял небольшую паузу.
Она назвала ребёнка по имени.
Чувство вины? Чувство вины…
Ох… Это великое чувство вины…
— Ребёнок был причиной твоего конца жизни. Ну как же ты могла любить его? — продолжил я уверенным жёстким тоном, как бы убеждая её и себя в этом. (Зачем я так настойчиво это делаю? Зачем?) И поэтому мысль об интернате, предложенная твоим мужем, спасла тебя от мыслей избавиться от этого ребёнка. Ты не стала детоубийцей. Ты это осознаёшь? Предложение мужа, возможно, спасло тебя от преступления.
АНИТА (шёпотом): Я хотела «заспать» его… И это стало моим кошмаром… Вот тогда я хотела оставить эту жизнь… Моё желание было очень сильным.
МАРК: Я не стал заострять внимание на этой фразе, у меня был план… Я шёл к нему… я ещё не осознавал, почему я это делаю, но я уже не мог менять тактику.
— Ультиматум твоего мужа был спасением!
Потому что всё, что случилось, было несправедливо по отношению к твоим ожиданиям жизни, любви… ЗАЧЕМ-то Я ТЕБЕ НУЖЕН, мама? Меня не надо, а я есть? МАМА?!
(Пауза.)
— Ты поступила так, как поступила, это нормально. Это нормально!
Я убеждён, что такие тяжёлые инвалиды должны быть в интернатах!
С круглосуточным уходом и наблюдением!
Ты правильно поступила!
А твой нетронутый детский круг — это некий символ, который напоминает тебе не о ребёнке… нееет… нееееетттттт…
А о том, что ты хотела быть заботливой матерью. (С усилением в голосе.) И ты готова была… ею быть… для
