Олимпіада. Вы, тетенька, не кричите! Отъ крика пользы нѣтъ, только уши пухнуть.
Серафима. Мы вамъ ничего дурного не сказали, a въ вашемъ положеніи надо быть скромнѣе, и горячиться – ни къ чему.
Олимпіада. Вы знаете, какъ относится князь къ княжнѣ.
Серафима. Съ вашей стороны это большая смѣлость и учтивость, что мы такъ свободно съ вами разговариваемъ.
Матрена. Что? Ахъ вы, шлепохвостыя!
Олимпіада. Мы къ княжнѣ настолько благодарны, что рыскуемъ быть за нее въ строгомъ отвѣтѣ, a вы, между прочимъ, лаетесь.
Серафима. Но мы это относимъ къ вашему несчастію и необразованію и на васъ не обижаемся.
Олимпіада. Прощайте, Зиночка!
Серафим а. До свиданія, милочка!
Олимпіада. Вы, если что вамъ нужно, пожалуйста, прямо ко мнѣ… Я вамъ помочь всегда готовая…
Серафима. Ивъ моей добротѣ не сомнѣвайтесь…
Хвастливо уходятъ но главному подъѣзду. Долго еще слышенъ ихъ смѣхъ.
Матрена. Онѣ очумѣли, Зинушка! Онѣ ошалѣли!
Зина. Обнаглѣли онѣ, a не ошалѣли.
Матрена. Шлюхи! Швали! что же это, Господи? Жили худо, a такого еще никогда не было.
Зина. Чему хорошему быть, если отецъ самъ подаетъ примѣръ? Я для него хуже змеи, – жаба, червь земляной!
Матрена. Каковъ онъ съ тобою, это его родительское дѣло. A дѣвки рабы! Не смѣютъ онѣ! да! не смѣютъ!
Зина. Кого имъ бояться-то?
Матрена. Все-таки…
Зина. Кромѣ тебя, за меня заступиться некому – никто и не заступится. Я здѣсь послѣдняя спица въ колесницъ. Ниже послѣдней дворовой дѣвки, поломойки. Князь дѣвку на верхъ возьметъ, дѣвка въ случай попадетъ, хоть кусокъ сладкой жизни ухватить. A мы съ тобою заточенныя. Сгинемъ въ своемъ павильонѣ и пропадемъ, какъ покойная мама отъ него, изверга, пропала.
Матрена. Тише ты, безумная! Неравно кто услышитъ, доведетъ до князя… и не размотать тогда бѣды!
Зина. Платье-то на Олимпіадѣ? Ха-ха-ха! Французская матерія, издали видать. Серьги брильянтовыя, браслеты, золотая цѣпочка… ха-ха-ха! A y меня башмаки дырявые, и Муфтель ждать проситъ: не смѣетъ въ расходъ включить, его сіятельство осердятся… Безъ башмаковъ держитъ! Барышню! Взрослую дочь!.. Нянька! Нянька! Есть гдѣ-нибудь на него управа или нѣтъ?
Матрена. Есть, надо быть, да мы то съ тобою не сыщемъ.
Зина. Въ брильянтовыхъ серьгахъ, въ браслетахъ! A давно ли босикомъ по лужамъ шлепала, индюшекъ пасла?..
Матрена. Это – какъ есть.
Зина. Зиночкою смѣетъ звать! Руку подаетъ! Не цѣловать ли еще лапу свою прикажетъ? Тварь ползучая! Нашелъ сокровище на верхъ взять! Съ псарями подъ заборами валялась… Помню я!
Матрена. Ну, этакихъ дѣлѣ помнить тебѣ не откуда.
Зина (очень надменно). Что такое?
Матрена. Говорю, что не видала ты такихъ примѣровъ и словъ подобныхъ не должна выкликать. Ты дѣвушка. Стыдъ нити.
Зина. Я гдѣ живу, нянька?
Матрена. Въ Волкоярѣ живешь, y папеньки.
Зина. Откуда же мнѣ было стыда набраться? У волкоярскихъ людей стыда нѣтъ. Какой такой стыдъ на свѣтѣ живетъ? Я не знаю. Всего въ Волкоярѣ насмотрѣлась, a стыда не видывала. Гувернантокъ, учительшъ не имѣла. Съ дѣвками росла… Съ родительскими наложницами. Все знаю. Про всѣхъ. И про тебя, мамушка, тоже… какова ты была, когда онъ тебя молоденькую – наверху держалъ!.. Все до ниточки! По-французскому, по-нѣмецкому, – этого я не могу: не научили княжну, не удостоилась… A кто съ кѣмъ спитъ, это я тебѣ хоть про весь Волкояръ. День деньской длиннохвостыя сороки во флигель вѣси носятъ… Развѣ предо мною остерегаются? Что я? Не то барышня, не то «своя сестра»… дура полуграмотная! Рѣшили люди, что «безчастная», такъ тому и быть. И не стыди ты меня! Не хочу я никакого твоего стыда! И такъ въ неволѣ этой безумной… Что ты мнѣ стыдомъ въ глаза тычешь? Безъ стыда-то я хоть посмѣюсь!.. Смѣхомъ изъ себя злобу выведу!
Матрена. Кровища въ тебѣ гуляетъ, дѣвка. Вся въ отца! Ишь ощетинилась, звѣрь звѣремъ. Замужъ тебѣ пора, Зинаида Александровна.
Зина. Кто меня возьметъ? Я необразованная.
Матрена. Зато изъ себя видная. Княжна! Если отецъ на приданое расщедрится, тебя женихи съ руками оторвутъ.
Зина. Это онъ-то дастъ приданое? Онъ Муфтеля нарочно въ Питеръ посылалъ, чтобы сдѣлать Волкояръ родовымъ, и все досталось бы брату. Чтобъ ему, этому мальчишкѣ…
Матрена. Не шуми, Зинаида. Пожалѣй ты свою и мою голову. Не шуми.
Зина. Да, и кого мы видимъ? Какихъ людей? Кто меня видитъ? Тюрьма! тюрьма! тюрьма!
Конста (поетъ въ саду и играетъ на гармоникѣ).
Ты зачѣмъ, зачѣмъ, мальчонка,
Съ своей родины бѣжалъ?
Ты покинулъ мать-старуху,
Отца стара-старика…
Никого ты не спросился
Кромѣ сердца своего!
Выходить изъ садовыхъ воротъ вмѣстѣ съ Антипомъ. Оба слегка выпили: Антипъ изрядно, Конста едва-едва.
Матрена. Конста поетъ.
Зина. Веселый онъ… Хорошій y него голосъ…
Матрена. Да, во дворѣ взять – кромѣ Михаилы Давыдка, противъ Консты въ пѣсняхъ никому не выстоять.
Зина. Давыдокъ пожилой человѣкъ, a Конста молоденькій. Сколько онъ прибаутокъ всякихъ знаетъ, исторіевъ…
Матрена. Да, какъ онъ съ Москвы пришелъ, все y насъ въ павильонѣ стало какъ будто посвѣтлѣе…
Конста (поетъ).
Ужъ какъ жилъ ты, мальчикъ, веселился
И имѣлъ свой капиталъ.
Капиталу ты рѣшился
И въ неволю жить попалъ…
Антипъ (подхватываетъ козлинымъ голосомъ).
Что во ту ли, братецъ, во неволю
Въ бѣлый каменный острогъ.
Зина. Ты все поешь?
Конста. Какъ же мнѣ, барышня, теперь не пѣть, если я подпѣвателя нашелъ?
Антипъ. Хе-хе-хе! Подпѣвателя… Бойкій парень… одобряю! Хорошъ сынъ y тебя, Матрена Никитишна, хвалю.
Конста. Барышня! Позвольте вамъ старика ракиминдовать: съ нонѣшняго дня помощникъ мой… отставной козы барабанщикъ!
Антипъ. Съ того и выпито.
Конста. На пріятномъ знакомствѣ, поздравемшись.
Зина. Зачѣмъ тебѣ помощникъ, Конста?
Антипъ. Князя надо спросить… родителя… самого…
Конста. Я ничего не дѣлаю, a онъ съ меня и сей трудъ снимаетъ… (Поетъ):
Свѣтъ небесный возсіяетъ,
Барабанъ зорю пробьетъ…
Матрена. Смотрите вы, пѣсельники: князь услышитъ.
Говоритъ съ Антипомъ.
Конста. Ничего не обозначаетъ: князь пѣсни любитъ.
Зина. Ты, Конста, лучше вечеромъ къ намъ въ павильонъ приходи пѣсни-то играть, на крыльцо.
Конста. Это ужъ, барышня, обязательно. По обыкновенію. И приказывать не надо, будемъ-съ.
Матрена (Антипу). Всѣ о нихъ говорятъ нонче, о новыхъ мѣстахъ, будто очень они пріятны крѣпостному человѣку, да не знаемъ мы, старичекъ почтенный, какія они бываютъ, новыя-то мѣста.
Антипъ. Я тебѣ все разскажу. Я тебѣ ужо разскажу. Про Херсонъ… Одестъ-городъ.
Конста. Мамонька! Оный старикъ, одного дня въ Волкояръ не пробывши, уже подбиваетъ меня въ бѣга.
Зина. Въ бѣга?
Конста. Такъ сладко поетъ, что эхъ, кабы хорошій товарищъ, да денегъ малую толику… Часу я не сидѣлъ бы въ этой мурьѣ! Ударились бы мы со старикомъ въ Одестъ-городъ.
Зина. Только тамъ тебя не видали.
Матрена. За какимъ бы это лихомъ, дозволь спросить?
Конста. Зачѣмъ за лихомъ? Добра сыщемъ!
Матрена. По этапу не хаживалъ, – должно быть, въ охотку?
Конста. Этапъ для дураковъ.
Матрена. А ты умный?
Конста. Я, конечное дѣло, мамонька, разсудкомъ въ головъ мамонька владаю.
Антипъ. Въ Одестѣ большія дѣла можно дѣлать. Пшеница… Табакъ… Виноградъ…
Конста. A ежели смѣлый духъ въ сердцѣ имѣешь, такъ хорошо товаръ провозить мимо таможни: мое вамъ почтеніе, здравствуй да прощай!
Антипъ. По трюмамъ пароходнымъ работать тоже дѣло не плохое. Будешь имѣть свою халтуру.
Матрена. Чай, вашего брата за это не хвалятъ?
Конста. Да ужъ тутъ знамое дѣло: чья взяла!
Антипъ. Можетъ – на всю жизнь богатъ будешь, а, можетъ, и – рыбамъ на кормъ.
Конста. Пуля въ лобъ, – и шабашъ! У-ахъ!
Матрена. Каторжный ты; Конста, истинно каторжный въ тебѣ духъ… И въ кого такой уродился?
Конста. Какъ тятеньки не припомню, единственно надо быть, что въ васъ, маменька.
Матрена. Ахъ, жуликъ московскій!
Антипъ. A живутъ тамъ, на новыхъ мѣстахъ, иные изъ нашихъ ребята, хорошо живутъ!
