О л ь г а(беря за руку В л а д и м и р а). Пошли, подруга, не будем терять время на это ничтожество!
В л а д и м и р. Пошли, подруга!
Удаляются, взявшись за руки.
Все аплодируют, кроме С п е р а н с к о г о.
С п е р а н с к и й(вскакивая). Нет, это подлость! Это фарс, это недостойно пера гуманиста! Как низко, как невероятно низко, и с каким подлым подтекстом!
М а р и я П е т р о в н а. Сперанский, опомнись, о чем ты говоришь? Пьеса хорошая, и мне очень понравилась. Такое ощущение, что написано о хорошем знакомом. О ком-то, с кем видишься каждый день.
С п е р а н с к и й. Маша, и ты туда же! Вам хочется надо мной посмеяться! Вы все сговорились, и вместо хорошей пьесы, вместо сцен, действительно отражающих поиск художника, подсунули мне эту гадость! Да, я ищу! Ищу постоянно, дожив уже до седых волос! Но разве в этом моя вина? Разве я виноват в том, что современная литература находится в тупике? Зачем же так жестоко и несправедливо?!
Уходит, опрокинув стул.
В а с и л и с а И в а н о в н а, до этого стоявшая на сцене, спускается вниз.
Из-за эстрады выходят В л а д и м и р и 0 л ь г а.
О л ь г а. Мама, что с папой? Он, кажется, сильно расстроился!
В л а д и м и р(сконфуженно). Извините, Мария Петровна, мы только хотели слегка подшутить.
М а р и я П е т р о в н а. Ничего, ничего, он просто очень впечатлительный последнее время.
В а с и л и с а И в а н о в н а(стягивая с себя балахон). Никогда больше не буду актрисой! Неблагодарная профессия, и обозвать могут ни за что, ни про что!
Р и х т е р(смеется). Это потому, что вы играли мужчину. Надо было играть женщину!
В а с и л и с а И в а н о в н а. Нет, все равно, больше в актрисы меня не заманите. Андронопуло, пойдем, братец, домой!(Оглядывается по сторонам.) И Саша опять куда-то пропал. Придется все-таки везти его в область к профессору!
Уходит вместе с А н д р о н о п у л о.
О л ь г а(переглядываясь с В л а д и м и р о м). Мы тоже, мама, пойдем.
Уходят.
Р и х т е р.Пойду и я, успокою Сперанского. А сцена, ей-ей, была хороша!
Уходит.
М а р и я П е т р о в н а и К о р е ц к и й остаются одни.
К о р е ц к и й.Твой муж – форменный псих! Я об этом всегда говорил.
М а р и я П е т р о в н а. Ты же знаешь, над ним тяготит эта проблема.
К о р е ц к и й.Над нами всеми тяготит эта проблема.
М а р и я П е т р о в н а. Ему тяжелей, чем другим. Он чувствует глубже и тоньше.
К о р е ц к и й.Не только у него есть душа.
М а р и я П е т р о в н а. Ольга с Владимиром могли быть поделикатней. Он узнал себя в аллегории.
К о р е ц к и й. Ничего, пусть посмотрится в зеркало!
М а р и я П е т р о в н а. Зеркало уж больно злое сегодня.
К о р е ц к и й(притягивает ее к себе). Маша, оставь его, умоляю, оставь! Ты же видишь, он не желает смотреть правде в глаза!
М а р и я П е т р о в н а(слабо обороняясь). Я прожила с ним семнадцать лет!
К о р е ц к и й.Он губит и себя, и всех вас!
М а р и я П е т р о в н а. Ему сорок два, и он все еще большой ребенок.
К о р е ц к и й(целуя ее). Маша, прошу тебя, сделай выбор! (Тянет ее за руку.)
М а р и я П е т р о в н а. Если бы это было так просто!
Уходят.
Появляется С а ш а, с интересом осматривает эстраду, на которой стоит стол с кипой бумаг, пером и склянкой чернил, потушенную свечу, брошенные рядом балахоны, лавровые венки и крылышки Муз.
С а ш а(опускаясь на стул, задумчиво). Я люблю, но никогда не буду ей обладать. Скоро я вообще ничем не смогу обладать. Мне сделают электрошок, и мама будет возить меня на коляске. oна будет жаловаться соседкам на рынке, и те будут ее за это жалеть. А меня обзывать маленьким идиотом. (Задумчиво, после паузы.) Я тоже птица, и тоже хочу улететь, только не знаю, куда.
Встает, и уходит.
Пляж пустой и залит лунным светом.
Двор дачи. Вблизи, на фасаде, полуобвалившаяся, поросшая травой, в овальной гипсовой раме надпись: «Голубка». На второй этаж ведет металлическая лестница, на нем балкон с несколькими проросшими деревьями. Фасад дачи старый, покрытый трещинами, кровля из жести, сбоку островерхая башенка. Во дворе большое миндальное дерево. Склон холма также порос деревьями и кустарником. Внизу видно море. Двор отгорожен от остального пространства решетчатыми воротами, в них калитка. Во дворе стол и несколькостульев; посередине, над обрывом, скамейка; справа флигель, возле него тоже скамейка.
Вечер.
За столом С п е р а н с к и й и Р и х т е р.
С п е р а н с к и й давно остыл, он добродушен, расслаблен, настроен на философский лад.
С п е р а н с к и й(разливая вино). Жизнь, Рихтер, прекрасна, а порой даже и удивительна. Причем настолько, что все мелочное и суетное внезапно исчезает куда-то, и взору открываются такие прекрасные дали, что дух захватывает от величия Божьего замысла. Мы, Рихтер, козявки и ничтожная тля перед грандиозностью мироздания, мы отжили свое и скоро уйдем. Мы допотопные монстры, ископаемые чудовища, уже давно спевшие свою последнюю песнь. Нам в спину дышат другие, молодые и рьяные, которые допоют то, что не допели мы, и допишут то, что мы только задумали.
Р и х т е р(прихлебывая вино). Но зачем же так мрачно? Зачем записывать себя в ископаемые?
С п е р а н с к и й. Потому, что это свершившийся факт. Я вот вспылил, обиделся на этого мальчика, вывевшего меня в своей пьесе эдаким идиотом. А ведь я и есть идиот, Рихтер! Мои поиски новых форм не что иное, как бессилие старости, которая боится рьяности молодых и устраивает по этому поводу безобразные сцены. А ведь будущее за ними, будущее за этим мальчиком, приставившим мне к носу беспощадное зеркало. Это он напишет супер-роман, попутно похитив мою дочь, и попутно же посмеявшись над моей немощью и бессилием.
Р и х т е р. Он всего лишь автор одной простенькой пьески. Быть может вашу дочь он и похитит, но насчет супер-романа еще ничего неизвестно. Вы еще молоды и полны сил, и вам еще многое по плечу.
С п е р а н с к и й. Нет, Рихтер, я глубокий старик. Внутри я весь выгорел и подернулся пеплом. Мы оба с тобой такие: колоссы на глиняных ногах. Как та империя, которая недавно рухнула, и к которой мы оба с тобой принадлежали.
Р и х т е р(возражая). Мы оба боролись против нее.
С п е р а н с к и й. Не возражай, Рихтер, это было все наносное: наша борьба, наши митинги, сборы подписей, речи и хождение на демонстрации. Мы рождены там, в недрах тысячелетней империи, мы такие же монстры, как и она. Произошла смена геологических эпох, Рихтер, сдвиг глубинных пластов, влекущий за собой землетрясения и катаклизмы. Наша эпоха безвозвратно ушла. Рождается новый день, чистый и светлый, и нам в этом дне места, увы, не будет!
Р и х т е р. Неужели не будет?
С п е р а н с к и й. Нет, друг мой, не будет. Мы люди заката, мы участники грандиозного катаклизма, положившего конец старому царству. Рождается царство новое, и жить в нем предстоит молодым: Владимиру, Ольге, этому бедному Саше, который в новом царствии обязательно встретит свой последний троллейбус. И, поверь, эта встреча будет прекрасна!
Р и х т е р. Неужели все так мрачно?
С п е р а н с к и й. И мрачно, и прекрасно одновременно! Мы присутствуем при финале замечательного спектакля, но этот спектакль закончился, зажегся яркий свет, отгремели аплодисменты, и пора уходить по домам. Но завтра начнется новый спектакль, новое, невиданное и неслыханное представление, билеты на которое, увы, нам уже не достанутся!
Р и х т е р. Вы в этом уверены?
С п е р а н с к и й. Да. Уверен. В этом спектакле все будет другое. Совсем не то, с чем жили мы. Потухнет свет, упадут тяжелые занавеси, и на сцене откроются такие потрясающие виды, которые затмят все, что было до этого. Чудесные здания, прекрасные города, чистые, одухотворенные лица, – вот, что будет там! Это будет мир без войн и насилия. Это будет идеальное общество, о котором веками мечтали лучшие умы человечества! Вот, Рихтер, вот (показывает на море), вот закат нашей с тобой жизни, вот этот занавес, который завтра поднимется для кого-то другого!
