ЛУКА. Я рад сделать благо Израилю.
НИКОДИМ. Если скажешь, я пришлю кого-нибудь из учеников, чтобы побыли с ним.
ЛУКА. В этом нет нужды. Я побуду здесь. Ночь не должна быть холодной.
НИКОДИМ. Да, весна в Иерусалиме, похоже, выдалась теплая.
ЛУКА. Однако, кажется, начинает дуть северный ветер.
НИКОДИМ. Да, пожалуй, немного холодает… Что ж, я должен оставить тебя, добрый человек. Солнце заходит, а мой дом – не близко. Да и беспокоюсь, не отвязал бы кто моего ослика: люди здесь ходят разные. Да поможет Бог тебе и твоему подопечному! Скажи ему, что я непременно его навещу после Субботы. (Уходит).
ЛУКА. (Заглядывает в палатку). Спит надежда Израиля.
Проходит и уходит храмовый стражник.
СТРАЖНИК. Субботний покой! Субботний покой в Иерусалиме! Субботний покой!..
ЛУКА. Отдыхай, Израиль! Празднуй свою Субботу! Ты не знаешь, что ты празднуешь, избранный народ! Не чуешь, не слышишь, что зреет в твоих недрах! Отдыхай!
КОНЕЦ ПЯТНИЦЫ ПЕРВОЙ
БАЛАГАНЩИК. Хочу кое-что пояснить почтенной публике! Савл долгое время полагал, что его ясновидческая сила пробуждается в единственный из дней недели – в день его встреч с Юнией. Пятница была для него днем любви и днем виде́ний. Но что есть пятница для искреннего иудея? Это – канун праздника единения с Богом. Весь смысл Субботы – в чувстве шехи́ны. Знаете ли вы, что такое шехина? Это – Незримое Присутствие Всевышнего. В Субботу, в день покоя, иудеи собираются кучками для изучения Торы, разворачивают свои свитки, и тогда шехина разливается в их душах, и они чувствуют, что Бог – среди них. Канун же Субботы есть радостное приготовление к этой встрече. Это волнение от близкого свидания с Богом живет в иудейской крови с немыслимой древности, и это волнение, смешиваясь в крови Савла с волнением от свидания с возлюбленной, доводило его душевные силы до высшего напряжения.
Вбегает Плакальщица.
ПЛАКАЛЬЩИЦА. До болезни! Это чуть не убило его в расцвете юности!
БАЛАГАНЩИК. Ты глупа. Это сделало его величайшим из пророков любви!.. Постой, а что ты вообще тут делаешь? Тебя нет в моей пьесе! Кто тебе позволил маячить на сцене?
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Я не спрашиваю позволения. Я являюсь там, где я уместна.
БАЛАГАНЩИК. Там, где тебе кажется, что ты уместна.
ПЛАКАЛЬЩИЦА. (Обиженно). По моему разумению.
БАЛАГАНЩИК. У тебя не может быть никакого разумения: у тьмы нет разума. Ты всего лишь – тьма, ты – пугало; тебе только кажется, что ты где-то можешь быть уместна.
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Я – плакальщица. Я прихожу туда, где я нужна – туда, где скорбят.
БАЛАГАНЩИК. «Плакальщица»?! Это – что-то новенькое! Твоя новая роль?
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Это – моя сущность!
БАЛАГАНЩИК. У тебя нет сущности, но ты очень болтлива и наскучила публике! Пятница Вторая! (Оба уходят).
Декорация прежняя. Савл и Лука. Проходит и уходит храмовый стражник, возглашая: «Канун Субботы!»
ЛУКА. Долго ли еще?
САВЛ. (Закрыв глаза). Час близок.
ЛУКА. Почему бы не сделать усилие самому, не дожидаясь?
САВЛ. Погоди… Вот!.. Я уже слышу шум реки!.. Где же она?.. Я не вижу ее…
Сцена темнеет, слышен шум реки, но видение пусто: лишь на миг мелькает Плакальщица. Сцена светлеет.
ЛУКА. Ну что?
САВЛ. Она не пришла… Я видел берег, но он пуст! Какая-то тень промелькнула, и все.
ЛУКА. Не спеши отчаиваться. Мало ли почему она не пришла!
САВЛ. Если она не пришла, значит, она умирает, или уже умерла.
ЛУКА. Самоуверенность – вещь полезная! Если в меру. И не на женский счет!
САВЛ. Юния – ангел!
ЛУКА. Конечно. Между прочим, ты – здоров, обратил внимание?
САВЛ. (Выходя из оцепенения). Да, правда, судорог не было… Но ведь я не видел Юнию!
ЛУКА. И именно поэтому тебя не колотит?!.. Ладно. Вот что я тебе скажу, друг мой Савл: все это нужно проверить по-настоящему, и ты обязан сделать попытку.
САВЛ. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
ЛУКА. Тебе нужно отвлечься от твоей возлюбленной, иначе мы никогда не разберемся в том, что с тобой творится. Перенеси свою мысль на что-то совсем иное. Избери что-то или кого-то, напряги свою волю и постарайся это увидеть!
САВЛ. И что мне избрать?
ЛУКА. Вспомни другое свое видение – то, в котором не было Юнии. Устреми силу твоего зрения туда, за гребень горы! Пожелай увидеть то место, где высокий человек с волосами до плеч говорил с Лазарем. Пожелай сильно!
САВЛ. Хорошо, Лука, я попробую. (Поворачивается к Масличной Горе).
Сцена темнеет. Видение: Иосиф, Марфа и Плакальщица.
ИОСИФ. Ох, да как же это! Как же это, госпожа моя Марфа! Чем мог прогневать Господа такой человек, как твой брат? Такой цветущий молодой человек!
МАРФА. Входи, Иосиф, брат ждет тебя. Не говори много, прошу тебя, он очень ослаб!
САВЛ. Я вижу, Лука! Я вижу!!
ЛУКА. Что? Что ты видишь?!
САВЛ. То самое место – крутой склон по ту сторону горы! Я вижу человека, которого знаю: это – продавец птиц! И женщина, которую он называет Марфой, вводит его в дом!
ЛУКА. Марфа? Не сестра ли того Лазаря?
Марфа и Плакальщица исчезают во тьме. Иосиф останавливается перед ложем, на котором лежит Лазарь.
ЛАЗАРЬ. Ты пришел… Подойди ближе. Ты должен исполнить мою просьбу.
ИОСИФ. Приказывай, господин мой Лазарь! Приказывай, благодетель мой! Что может такой бедняк, как я, сделать для Лазаря?
ЛАЗАРЬ. Говори тише, Марфа не должна знать…
САВЛ. Хозяина дома зовут Лазарем, и я вижу его! Он болен…
ЛАЗАРЬ. Иосиф, я на днях умру…
ИОСИФ. Боже, избави нас от такой беды!..
ЛАЗАРЬ. Не перебивай, мне трудно говорить… Как услышишь женский плач в моем доме, ты должен кое о чем позаботиться. Прежде, чем меня спеленают и отнесут в пещеру, ты должен, втайне от всех, отнести туда корзину со свежей рыбой.
ИОСИФ. (В изумлении). Рыбой?!. Прости, господин мой, я человек неученый. Хорошо ли я тебя понял: ты велишь мне положить в твой гроб рыбу?
ЛАЗАРЬ. Слушай меня, Иосиф! Там, в самом дальнем углу, я выкопал незаметную нишу – нащупай ее. В ней ты спрячешь корзину с рыбой и прикроешь ее тем куском ткани, что лежит у меня в изголовье. Возьми ее сейчас и не показывай никому.
ИОСИФ. (Достает из-под головы Лазаря кусок ткани с иероглифами на ней. Говорит тихо). Господи Всемилостивый, прости его! У ученых людей, конечно, свои причуды…
САВЛ. (Читает написанное на ткани). «Дух тления, вот – твоя пища!»
ЛУКА. Что?!
САВЛ. Это – египетская надпись… на ткани…
ЛУКА. Похоже на заклинание! ИОСИФ. (Про себя). Не ведаю, что тут начертано, только все это колдовством пахнет!
ЛАЗАРЬ. Не ворчи, старик, я все слышу. Тебе не нужно думать ни о чем… Разве не был я добр к тебе? Мне некого больше просить… Поклянись, что все исполнишь.
ИОСИФ. Да я… да я шелудивым псом буду, коли не исполню! Да сгнить мне в струпьях зловонных, коли не сделаю того, что велит мне господин мой Лазарь, мой благодетель!
ЛАЗАРЬ. Теперь ступай.
Иосиф уходит.
(Обращается в пустоту). Скоро ль я увижу тебя, Иисус, твой плащ и твой посох? Я готов идти долиной теней. Я не касаюсь Марии, как ты велел, и она ничего не знает. Но я не теряю мысль о ней, чтобы не заплутать во тьме. Скоро ли, друг мой Иисус?
Лазарь исчезает во тьме. Сцена светлеет.
ЛУКА. О чем ты думаешь? Не хочешь рассказать?
САВЛ. (Рассеянно). Друг мой Иисус…
ЛУКА. Что?!
САВЛ. Я видел умирающего… Он обращался к другу по имени Иисус…
ЛУКА. Ты взволнован! Давай-ка отпразднуем твое выздоровление, а? Заодно расскажешь все по порядку. Я получил кое-какие деньги и знаю место, где вкусно поджаривают рыбу.
САВЛ. Рыбу? Пищу для духа тления…
ЛУКА. Что это за чепуха с духом тления?
САВЛ. Я видел умирающего…
ЛУКА. Ты уже это говорил.
САВЛ. Он просил, чтобы в его погребальную пещеру поставили корзину рыбы!
ЛУКА. Наверное, он боится проголодаться!
