Ранцау. Разве вы ожидаете возражений?
Фалькенскильд. Могут сказать, что он слишком молод.
Ранцау. Теперь это достоинство… Ныне царствует молодежь, и королева не может считать преступлением то качество, за которое ее еще долго будут упрекать.
Фалькенскильд. Ее можно будет убедить. Правильно говорят, что граф Бертран Ранцау самый любезный, самый миролюбивый и самый бескорыстный из всех государственных мужей…
Ранцау (вынимая бумагу). У меня к вам маленькая просьба, граф… Производство в лейтенанты…
Фалькенскильд. Согласен… сию же минуту.
Ранцау (показывая ему бумагу). Сначала посмотрите.
Фалькенскильд (идет налево). Поскольку вы рекомендуете – это безразлично. (Читает.) О боже! Эрик Буркенстафф! Это невозможно.
Ранцау (холодно, берет понюшку табаку). Вы думаете? А почему?
Фалькенскильд (смущенно). Помилуйте, сын этого мятежника, болтуна?…
Ранцау. Это относится к отцу, а сын не болтлив. Он ничего не говорит, и как раз это будет мудрой политикой: сопоставить поощрение с наказанием.
Фалькенскильд. Я не отказываюсь. Но дать чин лейтенанта двадцатилетнему молодому человеку…
Ранцау. Мы только что говорили, что ныне царствует молодежь.
Фалькенскильд. Согласен. Но этот юноша работал сначала в лавке своего отца, а затем в моей канцелярии и никогда не состоял на военной службе.
Ранцау. Не больше, чем ваш будущий зять – в административных учреждениях. Но если вы считаете, что это препятствие, я не настаиваю. Я уважаю ваше мнение, дорогой коллега, и всячески буду прислушиваться к нему. (С ударением.) Как вы будете поступать, так буду поступать и я.
Фалькенскильд (про себя). Черт побери! (Громко, стараясь скрыть досаду.) Вы делаете со мной все, что хотите. Хорошо, посмотрим.
Ранцау (непринужденно). Если вам будет угодно, то сегодня, перед заседанием Совета, можете послать мне приказ.
Фалькенскильд. Поздно. Уже два часа.
Ранцау. Без четверти два.
Фалькенскильд. Ваши часы отстают.
Ранцау (разговаривая с ним, идет по сцене). Нет. И это можно доказать тем, что я всегда прихожу вовремя.
Фалькенскильд (улыбаясь). Я это заметил. (Любезно.) Сегодня вечером увидимся у меня… на обеде.
Ранцау. Не знаю еще. Боюсь, что боли в желудке не позволят мне… Во всяком случае, в Совете я буду точно в назначенное время… и мы увидимся.
Фалькенскильд. Я рассчитываю на это. (Выходит через дверь в глубине сцены.)
Эрик, Ранцау.
Эрик (входит). Ну как, господин граф? Я горю от нетерпения.
Ранцау. Вы назначены, вы – лейтенант!
Эрик. Возможно ли?
Ранцау. После заседания Совета я заеду к вашему отцу. Мне надо выбрать кое-какие материи, и я сам привезу вам приказ.
Эрик. Вы слишком добры.
Ранцау. Я вам дам по секрету один совет. Ваш отец неосторожен… он слишком громко говорит… это может навлечь на него неприятности.
Эрик. О боже! Его лишат свободы?
Ранцау. Не знаю, но и это не исключено. Во всяком случае, вы предупреждены. Вы и ваши друзья должны оберегать его. Прежде всего – молчание.
Эрик. Скорее я дам себя убить, чем из меня вырвут хоть одно слово, которое может вас скомпрометировать. Прощайте!.. Прощайте, ваше сиятельство. (Уходит.)
Ранцау. Честный молодой человек! Сколько в нем благородства, сколько иллюзий и счастья! (Грустно.) Ах, почему нельзя всегда быть двадцатилетним? (Улыбаясь.) А, в конце концов, это хорошо. Слишком легко было бы обманывать! Пора в Совет. (Уходит.)
Занавес
Лавка Ратона Буркенстаффа. Две застекленные двери выходят на улицу. В окнах выставлены разные ткани. Слева – парадная лестница, которая ведет в магазин, под лестницей – дверь в погреб. Там же – маленький прилавок; позади него – конторские книги и альбомы с образцами. Направо сложены отрезы материи. Здесь же дверь в квартиру Буркенстаффа.
Ратон, Марта.
Ратон за прилавком; его жена стоит около него. В руках она держит письма.
Марта. Вот заказы для Любека и для Альтоны: пятнадцать кусков атласа и столько же флорентийского шелка.
Ратон (нетерпеливо). Хорошо, жена, хорошо…
Марта. Вот письма наших корреспондентов, на которые нужно ответить.
Ратон. Ты же видишь, я занят.
Марта. Нужно сейчас же написать этому богатому драпировщику в Гамбург.
Ратон (гневно). Драпировщику!
Марта. Он один из наших лучших клиентов.
Ратон. Писать какому-то драпировщику, когда я пишу сейчас королеве!
Марта. Ты?
Ратон. Да, вдовствующей королеве! Прошение от имени моих собратьев, потому что вдовствующая королева не может мне ни в чем отказать. Если бы ты, моя дорогая жена, видела, как она меня сегодня приняла, если бы ты знала, как она меня уважает!
Mарта. А что это даст тебе?
Ратон. Что даст? Ты говоришь, как торговка шелком, которая ничего не понимает в делах!.. Что это мне даст?! (Встает и выходит из-за прилавка.) Это даст мне кредит, уважение; я стану влиятельным человеком не только в моем квартале, но и в моем городе и государстве! Одним словом, я стану наконец кем-то.
Марта. И все для того, чтобы быть поставщиком его величества? Тебе нужны титулы! У тебя никогда не было других желаний и стремлений.
Ратон. Оставь меня в покое… Конечно, речь идет не только о назначении меня придворным поставщиком. (Вполголоса.) Речь идет, быть может, о том, чтобы стать бургомистром Копенгагена! Да, жена, все это возможно… в особенности при моей популярности и при милостях двора, которые меня ожидают.
Ханс, Ратон, Марта.
Ханс (входит с отрезами материи на руке). Вот и я, хозяин! Прямо от баронессы Мольке.
Ратон (грубо). Какое мне до этого дело? Чего тебе надо?
Ханс. Черный бархат ей не подходит. Она предпочитает зеленый и просит, чтобы вы сами принесли ей образцы.
Ратон (подходя к прилавку). Пошел к черту! Стану я отвлекаться от своих дел!.. Правда, баронесса Мольке – придворная дама… Пойдешь ты, жена! Это дела магазина, они касаются тебя.
Ханс. А потом еще…
Ратон. Что еще? Конца нет.
Ханс (протягивая ему мешочек). Вот деньги, которые я получил за двадцать пять аршин тафты сизого цвета.
Ратон (беря у него мешочек). Боже, до чего унизительно заниматься этими мелочами! (Возвращая ему мешочек.) Отнеси это наверх моему кассиру, а меня оставь в покое. (Продолжает писать.) «Да, государыня, да, ваше величество»…
Ханс (идет направо, взвешивая на руке мешочек). Не так уж унизительно!.. Я бы охотно примирился с таким унижением.
Марта (хватает его за руку в тот момент, когда он начинает подниматься по лестнице). Послушайте, господин Ханс, вы слишком долго отсутствовали: у вас ведь было всего два поручения.
Ханс (про себя). А, черт!.. Она все замечает; не то что хозяин. (Громко.) Видите ли, сударыня, я временами останавливался на улицах и подслушивал разговоры.
Марта. О чем же сегодня говорили?
Ханс. Право, не разобрал. О каком-то указе короля.
Ратон (за прилавком, важно). Вы, понятно, ничего не знаете. Это указ короля, опубликованный сегодня утром. Вся королевская власть передается в руки Струэнсе.
Ханс. Мне это безразлично. Я все равно ничего не понял. Я знаю только, что все шумели, спорили, размахивали руками… Ну и заваруха будет!..
Ратон (значительно). Конечно, это очень серьезно.
Ханс (радостно). Вы так думаете?
Марта (Хансу). А какое тебе до этого дело?
Ханс. Мне нравится, когда происходят беспорядки, потому что тогда закрывают лавки, не работают, а для приказчика одним воскресеньем на неделе больше. И потом, как весело бегать по улицам и кричать вместе со всеми…
Марта. Кричать? А что кричать?
Ханс. Да я не знаю. Кричать, и все…
Марта. Хватит. Ступай наверх, там и оставайся. Сегодня ты больше не выйдешь.
Ханс (уходя). Вот тоска!.. Невыгодно служить в этом доме!
Марта (обернувшись, видит, что Ратон взял в это время шляпу и пытается незаметно выскользнуть из лавки). Эй! Ты ведь был так занят; куда же ты собрался?
Ратон. Пойду посмотрю, что делается на улицах.
Марта. И ты тоже?
Ратон. А ты испугалась? До чего вы, женщины, ужасные создания. Я хочу только узнать, что происходит в городе: потолкаться среди недовольных и заодно вставить пару словечек в пользу вдовствующей королевы.
Марта. Зачем тебе она и ее покровительство? Когда в кассе есть деньги, – а у нас они есть, – можно обойтись и без светского общества; нам не нужны вельможи – мы свободны и независимы, мы короли в своей лавке. Оставайся дома, твое место здесь!
