Альберто. Решительно никакого. Напротив, мне доставляет удовольствие вам услужить.
Дораличе. Возьмите. (Хочет отдать стакан слуге.)
Альберто. Позвольте мне. (Берет стакан и передает его слуге.)
Дораличе (в сторону). Его любезность ни с чем не сравнима!
Альберто (в сторону). Я хочу все-таки дознаться истины. (К Дораличе.) Простите мне мою дерзость. Ваш батюшка - итальянец?
Дораличе. Да, сударь, он итальянец.
Альберто. И по профессии негоциант?
Дораличе. Совершенно верно, он негоциант.
Альберто (в сторону). Эти два обстоятельства вполне совпадают. (К Дораличе.) Простите меня, вы замужем или нет?
Дораличе. Почему вы мне задаете все эти вопросы?
Альберто. Чтобы не ошибиться. Чтобы знать, могу ли я говорить с вами откровенно.
Дораличе. О чем же именно вы хотите со мной говорить?
Альберто. Соблаговолите ответить на вопрос, который я имел честь вам задать, и я вам все объясню чистосердечно.
Дораличе (в сторону). Это становится любопытно.
Альберто. Вы не замужем?
Дораличе. Нет, я еще не замужем.
Альберто. А у вашего отца есть намерение выдать вас замуж в Париже?
Дораличе. Да, я знаю, что это его величайшее желание, и он не скрывает от меня, что привез меня сюда единственно с этой целью.
Альберто (в сторону). Да, несомненно, это она. (К Дораличе.) Ваш отец, сударыня, очень странный человек.
Дораличе. Вы с ним знакомы?
Альберто. Я с ним незнаком, но позвольте мне сказать, как это мне ни тягостно, что его поведение кажется мне крайне удивительным. Вы заслуживаете более пристойного обхождения, и у вас не может быть недостатка в прекрасных партиях, без того, чтобы он их вам приискивал таким необычным путем, приносящим величайший вред вашему доброму имени и вашему положению.
Дораличе. Простите, сударь. Мой отец - человек разумный и осторожный, и он не способен…
Альберто. Вы можете защищать вашего отца сколько вам угодно, но все-таки совершенно недопустимо, чтобы отец публиковал в "Афишах", что он выдает замуж дочь и что претенденты будут допущены к конкурсу.
Дораличе. Как! Мой отец так поступил?
Альберто. Вот именно. Вы этого не знаете или делаете вид, что не знаете?
Дораличе. Я этого не знаю, я этому не верю, и вы, должно быть, ошибаетесь.
Альберто. Все признаки совпадают, и там вы описаны совершенно точно: молодая, красивая, изящная, рост обычный, волосы каштановые, цвет лица прекрасный, глаза черные, рот улыбчивый, дочь итальянского негоцианта, который хочет выдать свою дочь замуж в Париже и стоит в этой гостинице. Нет никакого сомнения, что это вы.
Дораличе. Я не знаю, что сказать. Быть может, мой отец это сделал. А если так, то у него должны иметься веские причины, оправдывающие такой поступок.
Альберто. Я бесконечно хвалю вас за такое почтительное отношение к отцу. Я все больше узнаю в вас ту молодую особу с добрым сердцем, которая описана в листках. Позвольте мне сказать еще раз, что способ, которым вас сватают, неприличен, но что вы заслуживаете всяческого уважения и всяческого внимания со стороны тех, кто имеет честь вас знать.
Дораличе. Ах, сударь, я очень несчастна! Мой отец потерпел много всяких неудач. В Париже ему кое-что должны, он меня любит и готов отдать эти деньги мне, так что я могла бы рассчитывать на довольно хорошую партию. Но если, как вы говорите, он выставил меня на посмеяние, то я стыжусь самой себя, мне не на что больше надеяться, мне остается одно лишь горестное отчаяние. О боже мой! Очевидно, мой отец, удрученный вечными невзгодами, потерял рассудок, помрачился в уме, и вот я теперь несчастное, презренное, обреченное существо.
Альберто. Сударыня, успокойтесь. Поверьте мне, ваша судьба меня трогает, ваше горе мучит, ваши достоинства пленяют. Мною двигало любопытство, случай познакомил нас, и уважение, которым я проникся к вам, побуждает и воодушевляет меня попытаться сделать вас счастливее.
Дораличе. О, я утешена вашим сочувствием.
Альберто. Могу ли я считать себя достойным вашего внимания, вашего знакомства?
Дораличе. Должно быть, вы шутите, вы просто смеетесь надо мной.
Альберто. О нет, не будьте несправедливы к чувствительному сердцу, которое очаровано вашими достоинствами и глубоко тронуто вашими несчастьями.
Дораличе. Небеса да благословят ваше прекрасное сердце.
Альберто. Я поговорю с вашим отцом.
Дораличе. Будьте снисходительны к слабости человека, преследуемого судьбой.
Альберто. Вы могли бы меня полюбить?
Дораличе. Я полагаю, что ваша любовь может быть только добродетельной.
Альберто. Достойной вас, достойной честного человека, каким я себя считаю. Я Альберто дельи Альбичини, парижский негоциант.
Дораличе. Сюда идут. Разрешите мне удалиться.
Альберто. Вы мне позволите проводить вас в вашу комнату? Дождаться вместе с вами возвращения вашего отца?
Дораличе. Нет, если вы меня хоть сколько-нибудь уважаете, оставьте меня сейчас одну и подождите его или зайдите попозже, как вам удобнее. Мне мое доброе имя дороже самой жизни. Синьор Альберто, до новой чести увидеть вас.
(Кланяется и хочет удалиться к себе в комнату.)
Альберто (следуя за ней). Поверьте, я проникся к вам такой нежностью, что хотел бы иметь возможность доказать…
Дораличе (нежно). Сейчас не утруждайте себя ничем. Вашу доброту я чувствую в полной мере. (Уходит.)
Альберто, потом Пандольфо.
Альберто. О небеса! Что это за волшебство такое? Я пришел сюда шутки ради, а попался не на шутку. Она красива, держит себя прелестно. Мне кажется, она прямо создана, чтобы сделать человека счастливым мужем.
Пандольфо (в сторону). Кто это такой? Уж не явился ли участник конкурса?
Альберто (в сторону). Если я решусь на ней жениться, что скажет обо мне свет? Да нет, достоинства этой девушки оправдали бы мое поведение.
Пандольфо. Синьор, мое почтение.
Альберто. Покорнейший слуга.
Пандольфо. Вам кого-нибудь надобно?
Альберто. Да, сударь, я здесь жду одного человека. Надеюсь, я не мешаю…
Пандольфо. Простите, пожалуйста. Может быть, ваша милость явилась посмотреть молодую особу, о которой говорится в "Маленьких афишах"?
Альберто. Вы тоже знаете, что эта молодая особа находится здесь?
Пандольфо. Знаю наверное, да и должен знать лучше всех.
Альберто. Не стану таиться. Я здесь единственно по этой причине и дожидаюсь отца этой девушки.
Пандольфо. Синьор, если вы хотите познакомиться с отцом этой девушки, то вот он к вашим услугам.
Альберто. Вы?
Пандольфо. Я.
Альберто (в сторону). Глядя на его физиономию, я перестаю удивляться его выходкам.
Пандольфо. Вы сомневаетесь? Вам стоит только спросить у Филиппо, у трактирщика.
Альберто. Я вам верю, раз вы мне это говорите.
Пандольфо. Видели вы мою дочь?
Альберто. Сказать по правде, видел.
Пандольфо. Ну, и что вы скажете? Удостоверились?
Альберто. Синьор, уверяю вас, что она понравилась мне бесконечно и что кроме личной прелести я нахожу в вашей дочери такие сокровища добродетели и сердечности, что ее нельзя не любить.
Пандольфо. Ага, вот видите! Не врут афишки?
Альберто. Относительно правдивости изложения ничего нельзя возразить, но, дорогой синьор… простите, как ваше имя?
Пандольфо. Пандольфо, к вашим услугам.
Альберто. Дорогой синьор Пандольфо, выставлять таким способом молодую девушку на всенародное посмеяние - это значит ее унизить, обесчестить, погубить.
Пандольфо. Ну, уж извините! Вы сами не понимаете, что говорите. Я так поступил, и поступил правильно во всех отношениях. Во-первых, в Англии так принято. Во-вторых, этот обычай следовало бы ввести повсюду: если где-нибудь имеется на выданье хорошая девушка, то на свете их так мало, что публике следует о них знать. И в-третьих, если бы все браки заключались по конкурсу, то не было бы такого множества жен и мужей, которые раскаиваются на третий день и впадают в отчаяние на всю жизнь.
Альберто. Ваши доводы меня не убеждают. Если так иногда поступали в Лондоне, то, вероятно, потому, что в Англии почти все люди - философы, а среди тысячи разумных философов всегда найдется какой-нибудь чудак. Кроме того, надо иметь в виду…
