Часть вторая
Столовая, декорированная так же вычурно, как и салон. К потолку подвешена либо очень большая модель самолета, либо часть его, но тогда уже в натуральную величину. Огромный, богато убранный стол с роскошной утварью и цветами. Все те же персонажи без всякого ранжира сидят за столом, то и дело беспорядочно меняясь местами, едят весьма неэстетично — бросают на пол кости и т. д.
Хореография!
Комманданте, носивший в первой части парчовый шлафрок, теперь одет в фашистскую униформу, сверкают кавалерийские сапоги, за голенищем или в руке — хлыстик. Сбоку за столом для детей — сумасшедший композитор Роберт Ш. с двумя санитарами. Они производят впечатление полных тупиц и очень грубо обходятся с подопечным. Топорные физиономии, бритые черепа, белые халаты.
Клара в очередной раз вскакивает и спешит к окну, из-под руки смотрит вдаль, стройная фигура устремлена вперед.
Клара (мечтательно). Мои руки обнажены. Их формы совершенны. По ним легко догадаться, что некогда я была в полном цвету, на который потом легла ледяная изморозь. Эта изморозь — безумие, которое можно назвать и творческой зрелостью.
Роберт (столь же мечтательно, но сбивчиво). Дивные страдания! Великолепные раны! (Хихикает.) Слуховые аффектации. Ангелы, заберите у меня запись симфонии, всю, до последней ноты, со всеми причиндалами.
Славно-то как! Побольше галлюцинаций. Иногда ангелы сменяются бесами. Благословенная хворь в черепной коробке. Она поглощает все мое существо, мне самому уже не остается в нем места. Сегодня в третий раз брошу обручальное кольцо в озерную воду. Уж теперь, надеюсь, мне его не вернут. Кольцо стало излишне: жена обогнала мужа, да только поскользнулась (хихикает). Как болит голова! (Санитар заставляет его есть.)
Комманданте (кусает Луизу в шею). Для меня лучшая симфония — это шум мотора. Иногда и в менее благодатной стране, чем наша Италия, мужчину окрыляет идея — его девиз выше и выше, жена и дети виснут на нем и хнычут: останься здесь, внизу, но он презрительно отталкивает их, его любимое дитя — летательный аппарат, и он взмывает ввысь. Так было с Чарльзом Линдбергом, перелетевшим через Атлантику, его стремит одна лишь мысль: неудержимо рваться вдаль и покорять пространство!
Роберт (визгливо хихикает. Санитар лупит его ложкой по руке, так как он норовит все содержимое солонки высыпать на тарелку). В экзальтации я склонен путать идеал и прозу жизни, свершившееся и призываемое. Однако при любом сравнении моя Клерхен неизбежно проиграет. Прежде всего при обычном сравнении с идеалом!
(Клара кидается к нему, прячет его голову в складках платья, санитары отшвыривают ее, как щепку, поскольку она мешает кормежке.)
Клара (не сбиваясь с мечтательно-восторженного тона). Сокровище мое! Чародей звуков! Ты должен думать о приятном ради выздоровления! Эта болезненная сосредоточенность на опухоли мозга убивает в тебе всякую радость жизни. Ты мог бы занять себя сочинительством.
(Роберт ребячливо прыскает.)
Роберт. Ангельские хоры! И вдруг хоры демонов! А вот очень красивые мелодии.
Клара. Вы слышите, Комманданте? Он неудержимо сочиняет. Он снова повзрослел, он ваш собрат по искусству. Вскоре симфония выйдет в свет.
Комманданте. Мужчина устремлен к покорению, его единственный выбор — какое из чуждых и по возможности далеких владений он должен завоевать: женщину или воздушное пространство. Обалдевшие массы рукоплещут ему. Массы думают плотью, как и женщина. Ими можно помыкать. Не далее как вчера я видел огромное скопление юных тел в спортивной форме. Черные гимнастические трусы и белые маечки. Очень недурно. И с каким вкусом. Они размахивали булавами. Это было великолепно!
Луиза (обращаясь к Аэли, распорядительнице трапезы). Вы читали его книгу? Там, где они резко встают и прижимаются друг к другу и все время проливают какой-то сок, так порывисты их движения. Обычно гранатовый сок. Он струится на шуршащие одежды. А потом по телу пробегает огненный озноб, и кто-то погружается в поток, и не понять, то ли это кипящий водоворот, то ли студеный омут. А страниц через десять дама заявляет: я сейчас ухожу с другим, но через час встречаюсь с вами V решетки сада или какого-нибудь кипариса, который мы облюбуем (хихикает).
(Аэли шутя грозит Луизе и подкладывает ей в тарелку еду. Карлотта, уловив момент, когда ее может видеть Комманданте, совершает грациозные телодвижения, но он ее не замечает.)
Роберт. Гениальность, подобно дурманным парам, оседает на поршнях моего музыкального мотора. Вот пролетает звук! Чу! (Дрожащим голосом выпевает звук.) Ты слышишь?
Клара (восторженно). Да. Милый, ты на коне! Начало положено! Лети во весь опор!
Комманданте. Я ничего не слышу.
(Женщины пародируют Клару, делают вид, что прислушиваются к каким-то звукам, беззвучно смеются, зажимают руками рты, корчатся от беззвучного смеха.)
Роберт. Увы! Торможение творческого процесса. Мне очень жаль. Сейчас все дело в опухоли мозга, ей бы разрастись и лопнуть. Ой-ой-ой! Как болит голова! (Хватается за голову.) Хоть криком кричи (орет).
Комманданте (явно теряет терпение. Берет апельсин из корзины с фруктами. Обращается к маленькой Марии). Если ты найдешь этот апельсин, и там где найдешь, очистишь его без помощи рук, ты получишь одну из драгоценных вещиц, которыми римское общество по праву славится на весь мир.
(Мария с радостным криком вскакивает, Комманданте под скатертью прячет апельсин где-то у себя, Мария без колебаний лезет под стол и начинает там елозить. Клара ничего этого не видит.)
Княгиня (сидевшая до сих пор молча и чопорно). Ты делаешь это на глазах у супруги, Габриэль, пусть даже в отсутствие сына, пристрастившегося с недавних пор к наркотикам. Прекрати. Не делай этого.
Комманданте. А вот сделаю, сделаю! Тем более сейчас!
(Карлотта с комической грациозностью выделывает свои хореографические штуки.)
Роберт (оживая). Багровые раны, лиловый отлив. Голова всегда может убедить себя в собственной силе. Великие идеи! У женщины они лишь пустотело пузырятся. А часто напоминают едва завязавшиеся плоды. Ни проблеска великих деяний. Скопище телесных недугов. Первородная мерзость! Здесь, как и в Германии, женщина крайне опасна. Пакостная каверза природы.
Клара. Нужна музыкальная идея, Роберт, а не поэтическая. Музыка! Выгодная творческая кооперация с роялем или со скрипкой. За дело! Пора бы уж тебе в корне изменить твои материальные обстоятельства.
Роберт (вполне осмысленно вырывая у санитара ложку и принимаясь более или менее аккуратно самостоятельно есть). Ни одна из меломанок, напиравших на меня своими зудящими от восторга телами, не могла надолго увлечь меня. Кроме того, их письма кишели стилистическими и грамматическими ошибками. Они всегда оказывались не теми, за кого я их, видимо, принимал.
Клара (порывается поцеловать его, но он отворачивается). Договаривай, Роберт, вспомни ангелочка! Комманданте хочет еще раз услышать это.
Комманданте. Ничего подобного. Ничуть. Единственное, что я хочу слышать, это — милый сердцу рев авиамоторов (издает стон, Мария что-то проделывает под столом).
Роберт. Мое темя! Мой родничок! О, подлая природа! Опять она терзает мою голову. А тем временем ангелы раздувают паруса искусства.
Комманданте (обращается к Аэли. Издав короткий стон, он как-то меняет положение головы ребенка). Прежде мы приглашали сюда прекраснейших дам из высшего общества, чтобы они надкусывали фрукты. Затем надкушенный плод за большие деньги продавался на аукционе в пользу сиротских домов и Красного Креста. Мужские губы расширяли маленькую ранку на яблоке. Немалые деньги платили и за то, чтобы утолить жажду, испив из пригоршней прекрасных женщин. А какие суммы выкладывались за удовольствие вытереть дамские ручки о чью-нибудь светловолосую бороду. Однажды я получил из рук графини Луколи — не помню уж, сколько это стоило — гаванскую сигару, которую она предварительно согревала у себя подмышкой.
Клара (ужасаясь). Фу! Какая гадость! (Аэли заходится воркующим смешком, Луизе приходит в голову вытереть руки о Комманданте, но тот дает ей затрещину. Карлотта опять танцует.)Куда вы дели мою дочь?
