Мар. Ив. со сна — Ну уж это нет! Фи донк! Назвос и пшённая каша!
Ангел Холбаста — Ничего-с Мария Ивановна. Хотя конечно смотря чей навоз. Лучше всего лошадиный. В нём знаете этого самого немного, а всё больше вроде как-бы соломы. Коровий помёт это тоже ничего. Хотя он знаете очень вязкий. Вот собачий – тьпфу! Сам знаю, что дрянь! И пшена тоже совсем нет. Но ем. Всё таки ещё ем. Но вот что косается…
Мария Ивановна (затыкая уши) – Нечего сказать, ангел! Чего только не жрёт! Скажите вы может быть и блевотину едите.
– Как вам сказать, – начал было Ангел Хлампуста, но Мария Ивановна принелась так кричать и ругаться, что Ангел Хлемписта поскорей зажал свой рот рукой, но от быстроты движения не удержался на ногах и сел на пол.
Андрей же соломея дрынваку и сплюнув гасмакрел похурею вольностей и кульпа фафанаф штос палмандеуб.
глАвНаборМах – леапиемамах – леапие гаемамамех – леапие гае у
В. – Коршун глодал кость.
Х. – Земляк падал на землю.
мои
вои
кои
веди
дуи
буи
вее
ае
хие
сео
пуе
пляе
клёе
поко
плие
плёе
флюе
мое
фое
тое
нюня
тюпя
кёё
пёё
фюю
юю
пляо
кляо
кляс
кля па фео
пельсипао
гульдигрея
пянь
фокен, покен, зокен, мокен
Таким образом земляк вернулся на землю.
Утюгов (махая примусом).
Бап боп батурай!
обед прошёл благополучно.
Я съел одну тарелку супа
с укропом, с луком, со стрелой.
Да венигрет кортофель с хреном
милой Тани мастерство
ел по горло. вышел с креном
В дверь скрывая естество
Когда еда ключом вскипает
в могиле бомбы живота
кровь по жилам протекает
в тканях тела зашита
румянцем на щеке горит
в пульсе пао пуо по
пеньди пюньди говорит
бубнит в ухе по по по
я-же слушаю жужжанье
из небес в моё окно
Это ветров дребезжанье
миром создано давно.
тесно жить. покинем клеть.
будем в небо улететь.
(машет примусом).
Небо нябо небоби́
буби небо не скоби
кто с тебя летит сюда?
небанбанба небобей!
Ну ка небо разбебо
Хлебников (проезжая на коне) —
Утюгов —
Всадник что ты говоришь?
Что ты едишь?
Что ты видишь?
Что ты? Что ты —
всадник милый говориш?
Мне холмов давно не видно
сосен, пастбищь и травы
может всадник ты посмотришь
на природу своим глазом
я как житель современный
не способен знать каменья
травы, требы, труги, мхи
знаю только хи хи хи
Хлебников (проезжая на быке) —
Утюгов —
Знаю небо – небо жесть
в жести части – счётом шесть.
Хлебников (проезжая на корове) —
Это не небо
Это ладонь
крыша пуруша и светлый огонь.
Утюгов —
О! мне небо надоело
оно висит над головой.
Протекает если дождик
сверху по небу стучит
Если кто по небу ходит
небо громом преисполненно
и кирпичные трясутся стены
и часы бьют не в попад
и льётся прадед пены
вод небесных водопад.
Однажды ветер шаловливый
унёс как прутик наше небо
люди бедные кричали
горько плакали быки.
Когда пастух глядел на небо
ища созвездие Барана
ему казалось буд-то рыбы
глотали воздух.
Глубь и голубь одно в другое
превращалось.
Созвездье Лебедя несло
руль мозга памяти весло.
Цветы гремучие всходили
деревья тёмные качались.
Пастух задумался.
– Конечно, думал он, – я прав
случилось что-то.
Почему земля кругом похолодела?
и я дыхание теряю
и всё мне стало безразлично.
Сказал и лёг в траву.
– Теперь я понял, – прибавил он.
Пропало небо.
О небо небо, то в полоску
то голубое как цветочек
то длинное как камыши
то быстрое как лыжи.
Ну человечество! дыши!
Задохнимся, но всё же мы же
найдём тебя беглянку
не скроешся от нашей погони!
Сказал. И лёг в землянку
сложив молитвенно ладони.
Хлебников (проезжая на бумажке) —
И что-же небо возвратилось?
Утюгов —
Да, Это сделал я.
Я влез на башню
взял верёвку
достал свечу
поджёг деревню
открыл ворота
выпил море
Завёл часы
сломал скамейк<у>
и небо пятясь по эфиру
тотчас-же в стойло возвратилось.
Хлебников (скоча в акведуке) —
А ты помнишь: день-то хлябал.
А ты знаешь: ветром я был.
Утюгов (размахивая примусом) —
Бап боп батурай!
Держите этого скакуна!
Держите он сорвет небо!
Кокен, фокен, зокен, мокен!
Из открытых пространств слетал тихо земляк держа под мышкой Лебедя.
Земляк подлетает к крышам. На одной из крышь стоит женская статуя. Она хватает земляка и делает его тяжёлым.
Земляк смотрит в небеса, где он только что был.
Земляк — Вон ведь откуда прилетел!
Утюгов (высовываясь из окна). Вам не попадался скакун?
Земляк — А каков он из себя?
Утюгов — Да так знаете вот такой, с таким вот лицом.
Земляк — Он скакал на карандаше?
Утюгов — Ну да да да – это он и есть! Ах, зачем вы его не задержали! Ему прямая дорога в Г. П. У. Он… я лучше умолчу. Хотя нет, я должен сказать. Понимаете? я должен это выговорить. Он, этот скакун, может сорвать небо.
Земляк — Небо? Ха ха ха! и! е! м. м. м. Фо фо фо! гы гы гы. Небо сорвать! А? Сорвать небо! Фо фо фо! Это невозможно. Небо гы гы гы, не сорвать. У неба сторож, который день и ночь глядит на небо. Вот он! Громоотвод. Кто посмеет сорвать небо, того сторож проткнёт. Понимаете?
Утюгов — А что это вы держите под мышкой?
Земляк — Это птичка. Я словил её в заоблачных высотах.
Утюгов — Постойте, да ведь это кусок неба! Караул! Бап боп батурай! Ребята держи его!
На зов Утюгова бежали уже Николай Иванович и Аменхотеп. Ибис в руках Николая Ивановича почувствовал облегчение, что никто не рассматривает его устройство под хвостом, и наслаждался ощущением передвижения в пространстве, так как Николай Иванович бежал довольно быстро. Ибис сощурил глаза и жадно глотал встречный воздух.
– Что случилось? Где! Почему?! – кричал Николай Иванович.
– Да вот, кричал Утюгов – этот гражданин спёр кусок неба и уверяет что несёт птицу.
– Где птича? что птича? – суетился Николай Иванович. – Вот птица! – кричал он тыча ибиса в лицо Утюгова.
Земляк-же стоял у стены, крепко охватив руками Лебедя и ища глазами куда-бы скрыться.
– Разрешите, – сказал Аменхотеп, я всё сейчас сделаю. Где вор? Вот ведь время-то. А? Только и слышешь что там скандал, тут продуктов не додали, там папирос нет. Я знаете-ли на Лахту ездил, так там дачники сидят в лесу и прямо сказать стыдно что там делается. Сплошной разврат.
– Кокен фокен зокен мокен! – не унимался Утюгов. – Что нам делать с вором? Давайте его приклеем к стене. Клей есть?
– А что с ним долго церемониться, – сказал проходящий мимо столяр сезонник похлёбывая на ходу одеколонец. – Таких бить надо.
– Бей! бай! Бап боп батурай! – крикнул Утюгов.
Аменхотеп и Николай Иванович двинулись на Земляка.
Власть —
Клох прох манхалуа.
Опустить агам к ногам!
(Остановка). Покой. Останавливается свет. Все кто спал – просыпаются. Между прочим просыпается советский чиновник Подхелуков. (На лице акуратная бородка без усов). Подхелуков смотрит в окно. На улице дудит в рожок продавец керосина.
Подхелуков — Невозможно спать. В этом году нашествие клопов. Погляди как бока накусали.
Жена Подхелукова (быстро сосчитав сколько у неё во рту зубов, говорит со свистом).
Подхелуков — Почему-же тебе весело?
Жена Подхелукова (обнимая Аменхотепа). – Вот мой любовник!
Подхелуков — Фу, какая мерзость! Он в одних только трусиках.
(подумав) – и весь потный.
Аменхотеп испуганно глядит на Подхелукова и прикрывает ладошками грудь.
Власть — Фы а фара. Фо. (берёт Земляка за руку и уходит с ним на ледник).
На леднике, на леднике
морёл сидит в переднике.
КаХаваХа.
Власть говорит: мсан клих дидубе́й
Земляк поёт: я вижу сон.
Власть говорит: ганглау́ гех
Земляк поёт: по сон цветок.
Власть говорит: сворми твокуц
Земляк поёт: теперь я сплю
Власть говорит: опусти агам к ногам
Земляк лепече<т>: Лили бай.
Рабинович, тот который лежал под кроватями, который не мыл ног, который насиловал чужих жён, – открывает корзинку и кладет туда ребёнка. Ребёнок тотчас же засыпает и из его головы растёт цветок.
