Кофейкина. Надоел! (Свистит.)
Действие на сцене начинает идти с необычайной быстротой, как в киноленте с вырезанными кусками.
Дамкин (скороговоркой). Потрясающая новость… Демисезонное пальто… Пальчики оближешь! Бегу! Стальные зубы! Есть хочу! Пока! Я… я… мне… меня… со мной… ко мне…
Жизнь – это бочка страданий,
С наслаждения ложечкой в ней!
Уносится прочь.
Упырева (скороговоркой). Так-так-так, все идет… Сейчас позову Марусю…
Кофейкина. Интересно… (Свистит.)
Упырева (обычным темпом). Сейчас позову Марусю, займемся объявлением. И все запутается, и все замечутся, как зарезанные, все расстроится. (Напевает, перебирая почту.) Там, где были огоньки, стынут, стынут угольки… (Внезапно оживляясь, вглядывается в штемпель). Какое красивое название города: Режицы. Ах, скоро ли в лабораторию… Вчера там был выходной день. (Страстно.) Я пить хочу!
Свист и шипенье, похожие на змеиные.
Я тебе покажу проект! Оживление! (Брезгливо плюет, вытирает губы.) Притихнешь. (Напевает.) Там, где были огоньки, стынут угольки… Маруся!
Входит Маруся.
Марусенька! Не в службу, а в дружбу. Машинистки разошлись, а надо, чтобы не забыть, написать объявление. Что вы улыбаетесь? Кому?
Маруся. Да так… Это я себе…
Упырева. Себе? Эх, Марусенька, ты ходишь сейчас вся, как фонарик. Изнутри светишься. Как я тебя понимаю!
Маруся. Понимаете?
Упырева. Как дочку. Да не опускай ты голову. Все хорошо. Не опускай, дурочка, головку. От мужчины скроешь, от женщины никогда. У вас с ним это… С Гогенштауфеном…
Маруся. Ну, зачем вы говорите!
Упырева. У вас с ним все хорошо. И ты еще привыкнуть не можешь. Все вспоминаешь. Все вспоминаешь.
Маруся. Ну, зачем вы…
Упырева. Любя… Глядя на тебя, свою молодость вспоминаю.
Маруся. Но ведь вы совсем молодая.
Упырева. Но не девочка, а ты еще девочка. (Целует ее и, отвернувшись, пихает.)
Маруся. Я не знала, что вы такая добрая. Даже неудобно, какая ласковая. Я не знала.
Упырева. Ну, знай теперь. И если что у тебя будет неладно, иди прямо ко мне. Вот. А теперь пиши, я тебе продиктую. Вот тебе бумага. Пиши прямо на всей стопе, так удобней. Пиши. Только распланируй слова так, чтобы машинистки поняли, как печатать. Наверху напиши… нет, не надо. И так понятно, что объявление. Ну, значит, что же… Пиши во весь формат: «Обязательно приходите все, все, все восьмого июня в парк на вечер цыган, в шесть часов вечера. Хор исполнит…»
Теперь пиши название вещи с одной стороны, и композитора – с другой. Налево, вот здесь, пиши: «Любви не прикажешь». Направо, вот здесь, – старинный романс.
Любовь победила – музыка Зинина.
Молчи со мною о письме – музыка Вавича.
Мне стыдно – музыка Дракули-Критикос.
Твоя навек – музыка Бравича.
Маруся – народная песня.
Вот и все, голубчик. И отдай это машинисткам завтра с утра. Летний развлекательный концерт! Бежишь?
Маруся. Да, бегу. А ты?
Упырева. К нему? Ну, беги, а я еще чуть поработаю. Иди, милая!
Маруся уходит.
Упырева. Прекрасно! Все готово! В трех экземплярах! Бумага-то промокает! Ну, теперь попляшут они! В сетях они! (Разглядывает письмо.)
Кофейкина. Чему она радуется? А ну, посмотрим это объявление. (Свистит.)
На сцене – объявление крупным планом:
«Обязательно приходите все, все, все
Восьмого июня, в парк, на вечер цыган.
В шесть часов вечера. Хор исполнит:
Любви не прикажешь – старинный романс.
Любовь победила – музыка Зинина.
Молчи со мною о письме – музыка Вавича.
Мне стыдно – музыка Дракули-Критикос.
Твоя навек – музыка Бравича.
Маруся – народная песня».
Кофейкина. Ничего не понимаю.
Упырева (за письмом). Это объявление все перекрутит.
Кофейкина. Каким образом?
Упырева. А за него я сама постараюсь. Ну, надо бежать. Завтра, в обеденный перерыв начнутся веселые танцы. Бегу!
Кофейкина. Катись! (Свистит.)
Сцена становится на место. Диаграммы повисают.
Гогенштауфен. Что это такое? Когда было вчера? Несколько часов прошло или сто лет? Что за страшная жизнь пошла! Что она шептала Дамкину? Почему она так обрадовалась дурацкому этому объявлению? Причем тут цыгане? Причем тут песни?
Кофейкина. Поймем. Все-таки мы напали на след. Где мой электрический пылесос?
Бойбабченко. Нашла время пыль сосать.
Кофейкина. Не для пыли ищу я пылесос.
Бойбабченко. А для чего?
Кофейкина. Сейчас поймешь. Все-таки она проговорилась! Завтра в обеденный перерыв окружим ее и будем следить, следить, следить – в шесть глаз!
Бойбабченко. Как же следить? Во-первых, она почует. Во-вторых, мне лично следить неудобно. Я же в штате не состою! Она меня порвет.
Кофейкина. А ты забыла, кто я? Над городом ветер, в городе тихо, под городом камни! Я в полной силе!
Распахиваются окна и дверь на балкон. За дверью ночной город.
Гогенштауфен. Как же мы будем следить?
Кофейкина. Было бы дело зимой – дала бы я вам шапки-невидимки. Но не зима теперь – лето: тепло, хорошо. И раздам я вам поэтому завтра кепки-невидимки. Потрачу капитальное чудо номер два. Где мой электрический пылесос?
Бойбабченко. Да зачем он тебе?
Кофейкина. К ней полечу. Моложе была – на метле летала, а теперь состарилась, отяжелела – летаю на электрическом пылесосе. Мне, старой, на нем покойнее. Все-таки электроэнергия. Спи, Гогенштауфен.
Гогенштауфен. А проект?
Кофейкина. Спи, машины-арифмометры за тебя поработают.
Гогенштауфен. Позволь, но ведь там надо знать!
Кофейкина. Я все знаю. Моя энергия в них будет работать. Это даже не чудо, а чистая наука. Правят кораблями с берега, а я с дороги буду править машинами. И все очень просто. Чистая наука.
Гогенштауфен. Позволь, но ты-то сама…
Кофейкина. Я все знаю. Забыл, кто я? Я молода была – называлась фея. Это я теперь Кофейкина. Все очень просто. Спи.
В окно влетает подушка. Нерешительно повисает в воздухе.
(Подушке). Да-да, правильно, сюда!
Подушка укладывается Гогенштауфену под голову.
Вот так. Отдыхай. (Арифмометру.) А ну, перемножь-ка мне, браток, две тысячи восемьсот на триста сорок восемь.
Арифмометр вертится сам собой. Кофейкина берет под мышку зонтик, пылесос. Идет на балкон, становится на перила, идет по воздуху.
Бойбабченко. Что же ты, матушка, пешком?
Кофейкина. А тут, между домами, много воздушных ям. Подымусь повыше, сяду и поеду себе. (Останавливается в воздухе, улыбаясь вглядывается в Гогенштауфена.)
Арифмометры вертятся сами собой. Поднимается звон. Музыка. Кариатиды спрыгивают со стен. Вместо ног у них орнаменты. Они прыгают на своих орнаментах, как мячи. Из ящиков письменного стола подымаются в большом количестве девушки. Вступают в танец. Бойбабченко с ними. Мебель тоже пляшет.
Гогенштауфен. Что это?
Кофейкина. А это сон. Ты видишь сон. Спи!
Завтра бой – свирепый и суровый.
Но я с тобой – и горе Упыревой!
Уходит по воздуху.
Занавес.
Комната перед кабинетом Упыревой.
Гогенштауфен. Маруся! Маруся! Маруся!
Маруся. Что?
Гогенштауфен. Мне очень много тебе надо было сказать, а как увидел – забыл. Я тебя так давно не видел. У тебя кофточка новая?
Маруся. Мы два дня не виделись. Это кофточка старенькая. Сейчас обеденный перерыв – давай пообедаем вместе.
Гогенштауфен. Нет, Марусенька, нельзя мне.
Маруся. Жалко… Знаешь, я к тебе очень привыкла. А ты что, работать будешь?
Гогенштауфен. Нет… То есть…
Маруся. Уходишь?
Гогенштауфен. Нет, но меня не будет…
Маруся. Совещание, что ли?
Гогенштауфен. Да… Вроде. Ты вчера приходила?
Маруся. Приходила.
Гогенштауфен. Случилось что?
Маруся. Нет… Скучно стало…
Гогенштауфен. А говорила – надо спешно передать?
