Иоганн Гете - Фауст

Нет, право, ты прелестный мальчуган!

Значительно!

Он бредит чудесами.
Рой женщин раздевается в тени
Густых деревьев у лесного пруда.
Красавицы на редкость все они,
Одна же краше всех, и это чудо,
Из героинь или богинь, ногой
Болтает ясность влаги ледяной.
Вода ее прохладой обнимает,
Живое пламя стана остывает.
Однако чьи бушующие крылья
Зеркальность водной глади возмутили?
Бегут в испуге девушки. Одна
Царица плеском не устрашена
И видит с женским удовлетвореньем,
Царь-лебедь нежно льнет к ее коленям.
Он робок, но становится смелей
И все настойчивее жмется к ней.
Как вдруг туман окутывает дымом
Прелестный берег и навес ветвей
Над происшествием непостижимым.

Откуда взял ты это, фантазер?
Так мал еще и так уже остер!
Не вижу ничего.

Ты — северянин,
И ты родился в средние века.
Твой мир попов и рыцарей — туманен,
Его окутывают облака.
Как хочешь ты свободен быть и зорок,
Когда тебе привычный сумрак дорог?

Ужасно в вашем каменном мешке.
В загоне ум, и чувство в тупике.
Проснется спящий, и в одно мгновенье
С тоски умрет у вас по пробужденье.
Лес, лебеди, красавиц нагота —
Вот сон его и вот его мечта.
Как примирится он с таким жилищем?
Уживчив я, но лучшего поищем.
Умчим его.

Хорошее решенье.

Пошли приказом воина в сраженье,
А девушку в веселый хоровод.
И дело вмиг у них на лад пойдет.
Так и у нас. Я дело приурочу
К классической Вальпургиевой ночи.
Она сегодня. Вот и найден путь
Похитить спящего и окунуть
Его в родной стихии средоточье.

Я слышу в первый раз об этом всем.

Вполне понятно. Что за удивленье?
Вам ведом романтический фантом.
Но чтоб считаться истинною тенью,
Ей надо быть классической притом.

Куда же предстоит нам перелет?
Меня к собратьям древним не влечет.

Северо-запад — край обетованный
Твоих всех порываний, Сатана.
У нас на этот раз иные планы,
Юго-восток — вот наша сторона.
Там по равнине, обтекая скалы,
Течет средь рощ извилистый Пеней,
А выше — горы и следы камней
Старинного и нового Фарсала.

Оставь! Ни слова о веках борьбы!
Противны мне тираны и рабы.
Чуть жизнь переиначат по-другому,
Как снова начинают спор знакомый!
И никому не видно, что людей
Морочит тайно демон Асмодей.
Как будто бредят все освобожденьем,
А вечный спор их, говоря точней, —
Порабощенья спор с порабощеньем.

Оставь людей, их мятежи и вспышки.
Себя стараясь с детства отстоять,
Становятся мужчинами мальчишки.
Придумай, как нам спящего поднять?
Есть средство у тебя, так посоветуй,
А нет его, так предоставь мне это.

О Брокене я мог бы дать совет,
Но на язычестве для нас запрет.
Всегда пустым народом были греки,
Будили чувственное в человеке,
Прикрашенный их вымыслами грех
Светлей и ярче северных утех.
Что ж мы предпримем?

Я прекрасно знаю,
Что если я такому шалопаю
Про фессалийских ведьм шепну словцо, —
Уже соблазн какой-то налицо.

О фессалийских ведьмах? Любопытство
Давно к ним тянет, а не волокитство.
Отдать им жизнь, о нет, но, скажем, ночь
Для пробы, для знакомства я не прочь.

Тогда скорей пошире плащ раскинь,
Обвей себя и рыцаря мантильей
И ткань, как прежде, заменив вам крылья,
Вас унесет в заоблачную синь.
Светя в пути, я полечу вперед.

А я?

Твой долг тебя удержит дома.
Немало у тебя своих забот.
Читай пергаментов старинных томы,
Коллекцьонируй образцы пород,
Соединяй и систематизируй
Начала главные живого мира,
Происхожденья жизни и души,
И вещества загадку разреши.
А между тем я света часть объеду,
Поставлю точку, может быть, над «i»,
И это будет главная победа
За годы трудолюбия твои
И даст тебе заслуженное право
На отдых, долгий век, богатство, славу.
Ты даже знанья скопишь кое в чем
И добродетель, пополам с грехом.
Прощай!

Тебя я с грустью отпускаю
И больше свидеться с тобой не чаю.

Так по словам двоюродного братца
Сейчас мы вылетаем на Пеней.

В конце концов приходится считаться
С последствиями собственных затей.[159]

На страшный праздник этой ночи сызнова
Пришла, как прежде, я, Эрихто мрачная,
Не столь, однако, мерзкая, как подлые
Поэты лгут… Они не знают удержу
Ни в порицаньях, ни в хвалах… Белеется
Равнины даль под серыми палатками.
Ужасной ночи бредовое зрелище,
До бесконечности ты повторяешься
И будешь повторяться вновь… Владычества
Тот не уступит никогда сопернику,
Кто крепок властью, силою захваченной,
И кто собой не в состоянье властвовать,
Тот властвовать желает над соседями.
Тут был когда-то дан пример побоищем,
Как сильный налетает на сильнейшего,
Как рвутся лепестки цветущей вольности
И жесткий лавр венчает лоб властителя.
Помпей Великий вспоминал здесь славные
Года могущества, а Цезарь взвешивал
Надежды на успех в борьбе с соперником.
Хоть знает мир, кто вышел победителем,
Их спор возобновится ночью нынешней.

Бивачные костры, пары кровавые
И вкруг огней причудливые зарева.
Фалангой эллинской преданья строятся.
Мелькают на свету, в дыму теряются
Дней баснословных сказочные образы.
Неполный, ясный месяц подымается
И ослабляет синий отблеск пламени,
Сгоняя с поля прочь палаток призраки.

Что надо мной за метеор светящийся
И тело рядом с ним шарообразное?
Я чую жизнь. Но подходить не следует
К живому мне, я для живого гибельна.
Нет пользы мне в живом, одно бесславие.
Шар опустился. Уберусь-ка вовремя.

Облетим еще раз с края
Место страшного сраженья.
Поле битвы, оживая,
Наполняют привиденья.