Александр Островский - Том 6. Пьесы 1871-1874

Das ist sehr schoen, dass Sie gekommen sind[2].

Здоров ли ты, Яган Готфридыч?

Очень
Благодарю за милость, понемножку,
И так, и сяк, Herr Лопухин!

Здорово!
Ну, что твои робята?

Потихоньку,
Не торопясь, идем подальше.

Дело!
А много ль их?

Тридесять человек.

И дельные робята есть?

Немножко.

А Кочетов? Мне Юрий говорил,
Что больно он к немецкому языку
Старателен и шел к тебе в науку
Охотой сам. Да годен ли парнишка
На что-нибудь?

Талант большой имеет.

Чему горазд?

Такой смешной.

Покажешь
Сегодня нам?

О да! Сегодня будем
Показывать смешную штуку. Начал
Готовить их для interludium[3].
Что делать, Негг окольничий, покуда
Своих смешных мы не имеем штук,
Из Киева достали. Без смешного
Никак нельзя, мой господин; наскучит
Материя одна без перемены.
Да только жаль, что нет свое; а надо
Свое писать смешное.

Нам смешного
Не занимать; и своего напишем,
Лишь волю дай. Гляди да слушай только,
С три короба насыплешь. Что другое,
Уж не взыщи, не вдруг у нас найдется,
А за смешным недалеко ходить.
Идя сюда, подьячего я встретил,
Как водится, для радости царевой,
Изрядно пьян. С великим челобитьем,
Как сноп, упал; да, прах его возьми,
Перепугал. Как что его скосило
У самых ног моих. Как боров пегий,
Валяется, являет о бесчестье.
Послушал бы, о чем он просит.

Что же,
Послушаем, вели позвать.

Эй, малый!
Шатается тут некакий подьячий
Из мастерской царицыной палаты,
Так приведи сюда!

А скоро ль будет
Комидия «Есфирь» готова?

Скоро,
Мой господин.

Для матушки царицы
Библейская Есфирь по сердцу будет.

О да, mein Herr, я понимаю. Можно
Показывать сегодня вам немного
Комидию «Есфирь», а только прежде
Proludium[4] покажем небольшое.

Какое же?

Цыган и лекарь.

Ладно.

Комидию для чести государской
Иметь давно пора, и речи нет.
Недаром же у прочих государей
При всех дворах она заведена.
Что можно взять, возьмем у иноземцев.
Чего нельзя — покуда подождем.
Абрам Никитич! Как ты полагаешь,
Для царской ли забавы лишь годна
Комидия? Для русского народа,
Для всех чинов и званий — от посадских
До нас, бояр, — немало пользы в ней.
Не стыд ли нам, не грех ли потешаться
Калечеством, убожеством людским!
На дураков смеемся; эко диво,
Что глуп дурак! А разве то умнее:
Сберем шутов, сведем их в кучу, дразним,
Как диких псов, пока не раздерутся,
И тешимся руганьем срамословным
И дракою кровавой. То ль забавы
Бояр, думцов, правителей земли?
А наших жен, боярынь, пированья?
Глядеть-то срам! От сытного обеда,
От полных чар медов стоялых встанут
Алёхоньки, как маковы цветочки,
По лавочкам усядутся рядком,
Велят впустить шутих, бабенок скверных,
И тешатся бесстыжим их плясаньем,
С вихляньем спин и песнями срамными.
И чем срамней, тем лучше, тем угодней
Боярыням. И сами бы пошли,
Да совестно, а плечи так и ходят,
И каблуки стучат, и громкий хохот
Дебелые колышет телеса.
А дочери, на те потехи глядя,
С младенчества девичий стыд теряют,
И с бабами и девками сенными
Без матери изрядно стерю пляшут.
Пора сменить шутов, шутих и дур,
Неистовства на действа комидийны.
Подьячего винят за пьянство; разве
Без чарки он, без хмельного питья
Найдет себе веселье? Вековечным
Обычаем указаны ему:
По праздникам попойки круговые
С задорными речами, с бранью, с боем
И на три дня тяжелое похмелье.
За что ж винить его! Иных приятств,
Иных бесед, речей и обиходов
Не знает он. А покажи ему
Комидию, где хитрым измышленьем
И мудростью представлены, как въявь,
Царей, вельмож, великих полководцев,
Философов дела и обхожденья;
И дум, и чувств изведав благородство,
Весельем он бесчинства не почтет.
Простой народ, коль верить иноземцам,
В комидии не действо, правду видит,
Живую явь: иного похваляет,
Других корит и, если не унять,
Готов и сам вмешаться в действо. Хочешь
Испробовать? Подьячему прикажем
Остаться здесь, на действо поглядеть.

Ну, что ж, изволь! А зашумит, так можно
И в шею гнать, боярин не велик.

Поди сюда, и снова без утайки
Рассказывай поряду, кто и как,
И чем тебя обидел.

Государь,
Абрам Никитич, милости боярской
Прошу твоей.

Проси.

Сиротским делом
Обижен я и, государь, являю
Перед тобой обиду.

На кого?

На Якова Матвеева, палаты
Царицыной закройщика.

А чем же
Обидел он тебя?

Сидел в палате
Сегодня я на месте, где садятся
Подьячие, а он, Матвеев Яков,
За поставцом сидел, где платье шьют,
И молвил мне: «Хорош бы ты подьячий;
Зачем-де пишешь, высуня язык?
Зайти тебе с затылка да ударить,
И ты себе язык откусишь». В том
И жалоба моя, и челобитье.

И лаял ты его, я чаю.

Лаял
Неистово. Ужли ж стерпеть?

Обида
Не малая.

Уж это ль не обида!
Какой еще! И как ты перенес?
Диковина, Василий.

Государь,
Абрам Никитич, смилуйся, пожалуй!

Еще чего не скажешь ли?

Боярин,
Вдовею я без мала пять годов;
Греха боюсь, от скуки упиваюсь.

А мне-то что? Женись!

Не раз сбирался —
Никто нейдет.

Уж я не виноват;
Недобрую себе ты нажил славу
Между невест.