Явление одиннадцатое
Петр, Анисья и Матрена.
Матрена (подмигивая). Ну, деушка, дело свое помни. Иди в избу, везде ошарь. Ищи, как собака блох ищет; всё перебери, а я на нем обыщу.
Aнисья (к Матрене). Сейчас. Все с тобой смелей как будто. (Подходит к крыльцу. К Петру.) Самовар не поставить ли тебе? И тетка Матрена к сыну пришла, – с ней попьете.
Петр. Что ж, поставь.
Петр и Матрена. Матрена подходит к крыльцу.
Петр. Здорово.
Mатрена. Здравствуй, благодетель. Здравствуй, касатик. Хвораешь, видно, все. И старик мой как жалеет. Поди, говорит, проведай. Поклон прислал. (Еще раз кланяется.)
Петр. Помираю я.
Mатрена. И то, посмотрю на тебя, Игнатьич, не по лесу, видно, а по людям боль-то ходит. Исчадел, исчадел ты весь, сердечный, погляжу на тебя. Не красит, видно, хворь-то.
Петр. Пришла смерть моя.
Mатрена. Что ж, Петр Игнатьцч, божья воля, сообщили, особоруют, бог даст; баба у тебя, слава богу, умная, и похоронят и помянут, все честь честью. И мой сыночек тоже, поколе что, по дому хлопотать будет.
Петр. Приказать некому! Необстоятельна баба, глупостями занимается, ведь все знаю я... знаю... Девка дурковата, да и млада. Дом собирал, а обдумать некому. Жаль тоже. (Хнычет.)
Матрена. Что ж, коли деньги или что, приказать можно...
Петр (к Анисье в сенцы). Пошла, что ль, Анютка-то?
Матрена (в сторону). Ишь, вспомнил.
Анисья (из сеней). В ту же пору пошла. Иди в избу-то, что ль, я проведу.
Петр. Дай посижу напоследях. Дух тяжкий там. Ткжко мне... Ох, сожгло сердце все... Хоть бы смерть...
Mатрена. Бог души не выпет, сама душа не выйдет. В смерти и животе бог волен, Петр Игнатьич. Тоже и смерти не угадаешь. Бывает, и поднимешься. Так-то вот у нас в деревне мужик совсем уж было помирал...
Петр. Нет. Чую я, что нынче помру, чую. (Прислоняется и закрывает глаза.)
Те же и Анисья.
Анисья (входит). Ну что ж, пойдешь али нет? Тебя не дождешься. Петра? А Петра?
Матрена (отходит и манит к себе пальцем Анисью). Ну что ж?
Анисья (сходит с крыльца к Матрене). Нету.
Матрена. Да ты всё ли обыскала? В полу-то?
Анисья. И там нету. Нешто в пуньке. Вчера туда лазил.
Матрена. Ищи, пуще всего ищи. Как языком вылижи. А я примечаю – нынче и так помереть: ноготь синий, и на лицо земля пала. Самовар-то поспел, что ль?
Анисья. Закипать хочет.
Те же и Никита (приходит с другой стороны, а если можно, приезжает на лошади к воротам; не видит Петра).
Никита (к матери). Здорово, матушка! Здоровы ли дома?
Матрена. Слава господу богу, живем, пока хлеб жуем.
Hикита. Ну что, хозяин как?
Матрена. Тише, вон он сидит. (Показывает на крыльцо.)
Никита. Так что же, пущай сидит. Мне чего?
Петр (открывает глаза). Микита, а Микита, подь-ка сюда.
Никита подходит. Анисья шепчется с Матреной.
Что рано приехал?
Никита. Допахал.
Петр. За мостом полоску пахал?
Hикита. Туда далече ехать.
Петр. Далече? Из дома дальше. За нарочным поедешь. Заодно бы.
Анисья, не показываясь, прислушивается.
Матрена (подходит). Ах, сынок, что ж так хозяину не стараешься? Хозяин хворый, на тебя надеется, ты должен, как отцу родному, жилы вытягивай, а служи. Так я тебе приказывала.
Петр. Так ты того, ох!.. картошки повытаскай, бабы... о!.. переберут.
Анисья (про себя). Как же, и пошла я. Опять от себя всех услать хочет; должно, на нем теперь деньги-то. Куда-нибудь схоронить хочет.
Петр. А то, о-ох!.. сажать время придет, а они попрели. Ох, мочи нет. (Поднимается.)
Mатрена (вбегает на крыльцо, поддерживает Петра). Аль в избу свесть?
Петр. Сведи. (Останавливается.) Микита!
Никита (сердито). Чего еще?
Петр. Не увижу тебя... Помру нынче... Прости меня, Христа ради, прости, когда согрешил перед тобой... Словом и делом, согрешил когда... Всего было. Прости.
Никита. Что ж прощать, мы сами грешные.
Матрена. Ах, сынок, – ты чувствуй.
Петр. Прости, Христа ради. (Плачет.)
Никита (сопит). Бог простит, дядя Петр. Что ж, мне на тебя обижаться нечего. Я от тебя худого не видал. Ты меня прости. Может, я виноватее перед тобою. (Плачет. Петр, хныкая, уходит. Матрена поддерживает его.)
Никита и Анисья.
Анисья. О, головушка моя бедная! Неспроста он это. Задумал, видно, что. (Подходит к Никите.) Что ж ты сказывал, что деньги в полу, – нету там.
Никита (не отвечает, плачет). Я от него худого, окромя хорошего, ничего не видал. А я вот что сделал!
Анисья. Ну, буде. Деньги-то где?
Никита (сердито). А кто его знает. Ищи сама.
Анисья. Что больно жалостлив?
Никита. Жалко мне его. Как жалко его! Заплакал как! Э-эх!
Анисья. Вишь, жалость напала, есть кого жалеть! Он тебя собачил, собачил, и сейчас приказывал, чтоб согнать тебя со двора долой. Ты бы меня пожалел.
Hикита. Да что тебя жалеть-то?
Анисья. Помрет, деньги скроет...
Никита. Небось не скроет...
Анисья. Ох, Никитушка! За сестрой ведь послал, ей отдать хочет. Беда наша, как нам жить будет, как он деньги отдаст. Ссунут они меня со двора! Уж ты бы похлопотал. Ты сказывал, в пуньку вечор лазял он?
Никита. Видел, он оттель идет, а куда сунул, кто его знает.
Анисья. О, головушка, пойду там поищу.
Те же и Mатрена (выходит из избы, спускается к Анисье и Никите, шепотом).
Матрена. Никуда не ходи, деньги на нем, я ощупала, на гайтане они.
Анисья. О, головушка моя бедная!
Матрена. Теперь сморгаешь, ищи тогда на орле – на правом крыле. Сестра придет – и прощайся.
Анисья. И то придет, отдаст ей. Как быть-то? О, головушка!
Матрена. Как быть-то? А ты смотри сюда. Самовар-то вскипел, поди ты завари чайкю да налей ему (шепотом), да из грамотки-то всю высыпь, да попои его. Выпьет чашку, тогда и тащи. Небось не расскажет.
Анисья. О, боязно!
Mатрена. Ты это не толкуй, живо делай, а я сестру-то постерегу, коли что. Оплошки не давай. Тащи деньги да и неси сюда, а Микита схоронит.
Анисья. О, головушка! Как приступиться-то и... и...
Матрена. Говорю, не толкуй; делай, как велю. Микита!
Никита. Чего?
Матрена. Ты тут постой, посиди на завалинке, коли что, дело будет.
Никита (махая рукой). Уж эти бабы придумают. Окончательно завертят. Ну вас совсем! Пойти и то – картонки повытаскать.
Матрена (останавливает его за руку). Говорю, постой.
Те же и Анютка (входит).
Анисья. Ну, что?
Анютка. Она у дочери на огороде была, сейчас придет.
Анисья. Придет она, что делать будем?
Матрена (Анисье). Поспешь, делай, что велю.
Анисья. Уж сама не знаю – не знаю ничего, в уме сталось. Анютка! Иди, донюшка, к телятам, разбежались. Ох, не насмелюсь.
Mатрена. Иди, что ль, самовар ушел, я чай.
Анисья. Ох, головушка моя бедная! (Уходит.)
Матрена и Никита.
Матрена (подходит к сыну). Так-то, сынок. (Садится рядом с ним на завалинку.) Дело твое тоже обдумать надо, а не как-нибудь.
Никита. Да какое дело-то?
Матрена. А то дело, как тебе на свете прожить.
Никита. Как на свете прожить? Люди живут, так и я.
Mатрена. Старик-то, должно, нынче помрет?
Никита. Помрет, царство небесное. Мне-то что?
