Памела. Как назло – у меня все вровень.
Врач. Тогда пишу – «особых примет нет».
Памела. Подождите! Обидно не иметь особых примет… так вот погибнешь, а тебя даже близкие не признают… Знаете что – я сделаю себе татуировку: «Памела Кронки, 50 лет, адрес, страховая фирма, доктор…» Как вас зовут, сэр?
Врач. Меня, пожалуйста, в татуировку не вносите. И вообще, миссис Кронки, если хотите, чтоб я заполнил бланк, постарайтесь меньше говорить, я буду перечислять заболевания, а вы отвечайте только «да» или «нет».
Памела. Подождите. (Достает из-под вешалки рваное одеяло.) Эта комната – как продувная труба. Ужасный сквозняк. Я не хочу, чтобы вы ушли отсюда совершенно простуженный. (Накидывает одеяло ему на плечи.) Вот так-то лучше. (Протягивает руки, чтобы вправить ему шейный позвонок.)
Он замечает ее порыв.
(Насвистывая, идет на свое место). Давайте ваши заболевания. (Садится на стул.)
Врач. У вас когда-нибудь были судороги?
Памела. Нет.
Врач. На сердце не жалуетесь?
Памела. Нет.
Врач. Желудок?
Памела. Нет.
Врач. Легкие?
Памела. Нет.
Врач. Приступы хандры?
Памела. Если вам станет жарко – скажите, я отодвину керосинку.
Врач. Приступы хандры?
Памела. Нет.
Врач. Печень?
Памела. Нет.
Врач. Почки?
Памела. Нет.
Врач. Мышечные боли?
Памела. Доктор, когда вы закончите со мной, вы не посмотрите моего кота? Он во сне пускает слюни.
Врач. Мадам, я не ветеринар.
Памела. Доктор, а как вы догадались, что я не мадемуазель? (Хохочет по поводу собственной шутки.) Ну что вы такой хмурый? Улыбнитесь! (Хлопает его по плечу.)
Врач (вскакивает рассерженный). Я ухожу!
Памела (встает, хватает его за пуговицу). Доктор, сядьте, пожалуйста, вам вредны резкие движения!
Врач (показывает ей оторванную пуговицу). Ну, что вы наделали! Зачем вы оторвали пуговицу?
Памела. Я пришью. (Берет пуговицу. Толкает его, чтобы он сел.) Я не допущу, чтобы вы вышли отсюда в незастегнутом пальто, в такую погоду. (Идет к бочке за иголкой и нитками.) Посидите. Вы и моргнуть не успеете, как я ее пришью. Вы можете продолжать свои вопросы.
Врач. Я забыл, на чем мы остановились.
Памела. На подагре. (Садится к столу.)
Врач. Подагра?
Памела. Нет.
Врач. Желчный пузырь?
Памела. Нет.
Врач. Камни?
Памела. Как вы думаете, мой кот пускает слюни, потому что у него что-то не в порядке с зубами или это от добродушия?
Врач. Диабет?
Памела. Ненавижу, когда кто-нибудь страдает, даже кот.
Врач. Диабет?
Памела. Нет.
Врач. Психические сдвиги?
Памела. Нет. Доктор, вы не вденете мне нитку? Я ничего не вижу. (Вдевает нитку в иголку.)
Врач. Желтуха?
Памела. Нет.
Врач. Туберкулез?
Памела. Нет.
Врач. Плеврит?
Памела. Нет. Вправить вам шею?
Врач. Нет. Ревматизм?
Памела. Я поняла, это у вас ревматизм! Доктор, у вас ревматизм!
Врач. У меня нет ревматизма.
Памела. Невралгия?
Врач. Нет.
Памела. Артрит?
Врач. Нет.
Памела. Люмбаго?
Врач. Нет.
Памела. Вы абсолютно здоровый человек. Это приятно! Среди докторов это – большая редкость… Ну вот, я пришила вам пуговицу. Одевайтесь. (Подает ему пальто.)
Доктор вставляет руки в рукава. В тот же момент Памела хватает его за шею, вправляет позвонок.
Врач (орет). А-а!
Памела. Да. Это неприятно. Мясник тоже орет, когда я ему вправляю позвонки. Но потом он меня целует. Что с вами, доктор? (Водит пальцем ему перед носом.) Вы меня видите?
Врач (задохнулся от возмущения). Как вы посмели? Как вы посмели? Старая идиотка! Да я вас… (Вертит шеей, с удивлением обнаруживает, что движения свободны. Подходит к Памеле, обнимает, целует ее.) Вы чудная женщина! Я страхую вас на 50 тысяч! К сожалению, фирма не может дать больше, но вы – бесценны!
Памела. Доктор! А кота моего вы не можете застраховать?
Врач. Нет. (Надевает шляпу, спешит к выходу.)
Памела. Почему?
Врач. Мы не страхуем слюнявых котов… (Выбегает.)
Спустя неделю. Тот же подвал в доме Памелы. В центре сцены Сол сосредоточенно пилит балку, подпирающую потолок. Здесь же Человек театра. Справа в углу Глория смотрит старенький телевизор, очевидно, подобранный тоже где-то на свалке.
Человек театра (читает ремарку). «Спустя неделю. Тот же подвал Памелы. Сол сосредоточенно пилит балку, подпирающую потолок. Справа в углу Глория смотрит старенький телевизор, очевидно, подобранный тоже где-то на свалке…» (В зал.) На западе иногда выкидывают и телевизоры… особенно под Рождество. Но, конечно, очень плохонькие… (Крутит ручки.) Видите, даже не работает. Вот она, их хваленая техника… (Заходит за телевизор, так, что его лицо оказывается в экране. Начинает что-то быстро-быстро говорить по-английски, пародируя телевизионного комментатора.)
Сол (Глории). Ну, что ты смотришь? Переключи-ка этого зануду…
Глория подходит, переключает ручку. Человек театра запел, задергался в ритме, пародируя выступления джазового певца.
…и этого кретина – тоже убери!
Человек театра (изображая полицейского репортера). А теперь наша телекамера установлена возле дома на 12‑й авеню, где только что произошло убийство. Восемнадцатилетний Ральф Брокс задушил собственного дедушку Стива Брокса восьмидесяти лет… Убийца был схвачен на месте преступления. Вот его выводит из дома комиссар полиции. Комиссар, несколько слов телезрителям… (В образе комиссара.) «Обычное убийство, ребята! Ничего интересного. Парень хотел получить страховку, а получит бесплатное сидячее место на тот свет…»
Сол. Выключи этот маразм!
Глория выключает телевизор.
Человек театра (читает ремарку). «Глория выключает телевизор, экран гаснет…» (Обиженный, уходит.)
Сол. Безобразие! Как можно бесконечно показывать по телевизору насилие и убийства? Это развращает молодежь.
Глория. Нервничаешь?
Сол. Я?! Ничего подобного. Спокоен, как философ. Помнишь, что сказал Сенека?
Глория. Кто это?
Сол. Один умный джентльмен. Жил в Древнем Риме.
Глория. Итальяшка?
Сол. В общем-то, да. Так вот, он сказал: «Спокойствие – это фундамент, на котором возводится здание успеха».
Глория. Откуда ты все знаешь?
Сол. Когда-то я работал в типографии. Там печатали массу книг. Когда по восемь часов делаешь оттиски – поневоле запоминаешь всякую всячину… (Закончил пилить.) Ну вот! Готово! (Оглядел балку.) Подпилено идеально… Господи, почему я не стал лесорубом? (Выходит на середину сцены, примеряется к потолку.) Я думаю, основная тяжесть рухнет здесь… (Делает мелом знак на полу.) Значит, объект ставим сюда.
Глория (со страхом следя за его действиями). Сол, а может быть, не сегодня?
Сол. Почему?
Глория. Сегодня сочельник. День ее рождения.
Сол. Ну и хорошо. Совместим даты. Я бы, честно говоря, тоже хотел умереть в день своего рождения. Лишнее доказательство гармоничности природы. Человек как бы совершил круг бытия и вернулся в день, откуда появился…
Глория. Я купила ей подарок. (Достала коробку.) Рождественские свечи.
Сол. Замечательно! Они же «за упокой души».
Глория. Замолчи, мерзавец! Не смей говорить про душу! И запомни, перед тем, как ты толкнешь балку, я хочу, чтоб она помолилась. Слышишь?
Сол. Разумеется, девочка. Ты плохо знаешь старого Сола! Неужели ты думаешь, что я способен отправить человека на тот свет без покаяния?
Глория. Ты, слава богу, еще никогда никого не убивал.
Сол. Мысленно – много раз! Мысленно я перестрелял половину своих знакомых. (Подошел к Глории, погладил ее по голове.) Ну, девочка! Выше нос! Сейчас уже отступать поздно. Последнее усилие – тр-ра-ах! – и уже послезавтра ты кладешь в карман 25 тысяч! Сразу станешь шикарно выглядеть, выйдешь замуж за богатого.
