какой-то очередной его шуткой, прикрывая свою улыбку ладошкой. Эфиоп был на голову выше нее. Как и говорила Фрида, он действительно был худощав. Но его худоба была скорее интеллигентной, привлекательной, нежели отталкивающей. Прическа у него была короткая, но из-за кучерявых волос казалась куда объемней, чем могла бы быть. Большие темные глаза с большой любовью смотрели на Мелани. От всей этой картины Филиппа воротило.
– Прошу прощения, – Лавуан как мог пытался скрыть, что пьян, обращаясь к рядом стоявшему зрителю, – кто вон там стоит? – Филипп самым наглом образом ткнул указательным пальцем в эфиопа.
– Как можно этого не знать? – вопросительно вылупился на Лавуана толстый мужичок, к которому не был обращен вопрос писателя, но который обладал, по всей видимости, хорошим слухом и недюжинной наглостью. – Это Александр Негаш! Эфиопское дарование, знаете ли.
– И кто его даровал? – Филиппу самому стало стыдно за свой глупый, откровенно издевательский вопрос, но рот как назло не слушался и жил своей жизнью.
– Господь Бог, полагаю, – поморщился собеседник. – Негаш мало того, что у себя на родине чемпионом стал, еще и английский чемпионат осилил. Весь Лондон поражался юному таланту. Теперь, видно, решил покорить и нашу Францию.
– Много кто пытался покорить нашу с Вами Францию, – пробурчал Лавуан.
– На военном поприще, разумеется, нам никто ничего противопоставить не может, – согласился мужчина, – но вот в шахматах, боюсь, Александр всех наших гроссмейстеров на лопатки положит и не вспотеет.
– Да, смотрю француженок он уже на эти самые лопатки укладывает легко, – отметил Филипп, не отводя взгляда от Мелани.
– Это Вы здорово подметили, мсье! – расхохотался собеседник. – Вот точно также он и шахматистов наших победит. Ясным умом и природной расчетливостью!
Все эти дифирамбы, что пели Александру Негашу, порядком злили Филиппа. Сам того не ведая, милого вида мужичок лишь подлил уйму масла в огонь того гнева, что и без того бурлил в Филиппе. Сдерживать агрессию писателю становилось все сложнее. Единственное, что останавливало Лавуана – тактичность, к которой его приучила мать, сдержанность, к которой его приучил отец, и кротость, к которой его приучила жизнь. Филиппа разрывало от желания набить морду самодовольному эфиопу и посмотреть, как он будет валяться на грязной мостовой.
– Ему наверняка еще и лучший отель предоставили, – буркнул писатель.
– Насколько я знаю, – вид у мужичка сразу же сделался до невозможности важный, – ему власти города оплатили комнату вон в том отеле, – палец указывал на большое здание по ту сторону площади. – Мне б так жить, чтоб страна сама оплачивала проживание в таком-то месте! Там же живет тот британский репортер… Как же его… Дэвис! Точно! Ему вот тоже выделили комнатушку. Якобы шахматный турнир для английской газеты обозревать будет. Наверняка у него комната поменьше, чем у Негаша, но все равно место весьма статное, а стало быть приятно, что к твоей персоне проявляют столько внимания.
Филипп, снедаемый гневом, заинтересовался местом пребывания иностранца. Ему стало невыносимо интересно узнать, как живется важному приезжему во Франции, и на что его, большого писателя, так легко променяла Мелани. Площадь Филипп пересек быстро, пусть народу было много, а сам француз то и дело покачивался из стороны в сторону, пытаясь удержать равновесие и периодически врезаясь-таки в прохожих. Двери гостиницы были невероятно аккуратными. Швейцар, зевавший широко открытым ртом, заметив Лавуана, оценил его взглядом. Было видно, что одет был Филипп явно не как постоялец, потому швейцар не спешил открывать ему дверь, как обычно он это делает в отношении остальных гостей. Тем не менее, понимая, что на кону репутация гостиницы, швейцар, с явным недовольством, открыл большие ворота здания.
Холл был просторным и ярким. Здесь к гостям относятся уважительно. Цена в таком отеле наверняка переваливает за мою зарплату в театре. Даже в самые сытные времена я едва ли смог бы себе позволить номер здесь. А шахматист еще как может. Филипп сразу поймал на себе подозрительные взгляды работников заведения. Они видели в нем потенциальную заразу, инородное тело, которому здесь совершенно не место. Казалось, что они готовы напасть на Лавуана, как лейкоциты на вирус.
– Добрый вечер, – довольно четко и ясно поздоровался Лавуан с милой девушкой, сидящей за стойкой.
– И Вам хорошего вечера! – девушка явно была рада любому гостю, в отличие от швейцара, или прекрасно отыгрывала роль радушного гостеприимства. – Чем я могу Вам помочь?
– Я принес бумаги, – с абсолютно серьезным видом ответил Филипп.
– Бумаги? – недоумевала девушка.
– Да, для мсье Дэвиса, – Филипп достал кипу листов из своей сумки и стал с важным видом сотрясать ею воздух.
– Ах, мсье Дэвис… Он не предупреждал о доставке в столь поздний час… Я позвоню ему, спрошу готов ли он принять Вас…
– Не стоит! – вырвалось у Лавуана. – Не думаю, что стоит тревожить мсье Дэвиса в такое время суток…
– Вы правы, мсье…?
– Дюбуа, – солгал Лавуан.
– Мсье Дюбуа, Вы правы, однако я обязана оповестить постояльца о пришедшем госте. Так предписано регламентом!
Душа Филиппа ушла в пятки. Стоило напасть на один из немногих отелей, где проведен телефон! Что за невезение! Рука писателя немного подрагивала, пока девушка настойчиво пыталась дозвониться до владельца номера. С каждой секундой становилось все страшнее и страшнее.
– Полагаю, его нет в номере, – заключила девушка, положив трубку на место.
– Или он крепко спит, – добавил Филипп. – Позвольте я отнесу бумаги сам. Подсуну тихонько под дверь, чтобы не нарушать покоя ваших гостей.
– Ну хорошо, мсье Дюбуа. Только никому не слова о том, что Вы тут были! А то меня уволят, – легонько улыбнулась девушка.
– Конечно, – сказал Лавуан следуя к лифтам, ведущим наверх, – я буду нем, как могила. Мне открывать свой рот еще опасней, чем тебе, дорогуша.
Возле трех лифтов стоял еще один швейцар. В отличие от своего коллеги, околачивающегося снаружи, этот был весьма приветливым и улыбчивым. Вместе с Филиппом они зашли в левый лифт.
– Какой этаж? – вежливо поинтересовался швейцар.
Понятия не имею.
– Сказать по правде, я здесь впервые, – оправдался Филипп. – Мне нужно в номер к мсье Дэвису.
– В таком случае, нам на шестой этаж, – завел лифт швейцар.
– Я слышал, тут еще и шахматист известный номер арендовал, – начал выпытывать информацию Лавуан.
– И не один, – ухмыльнулся швейцар. – Британца расположили на четвертом этаже, немца на пятом, на шестом эфиопа и русского.
В кой-то веке повезло!
– Наверняка отличный номер дали, – сказал Филипп. – Должно быть с видом на площадь, чтобы можно было наблюдать партии, не выходя из номера.
– У мсье Дэвиса именно такой, – закивал швейцар. – Как раз в конце зала увидите дверь. Последняя – Ваша, – лифт как раз доехал
