Отец. Отправляйся в комнату Лени и запрись там. Я приказываю тебе. Я все улажу.
Франц недоверчиво глядит на него.
Что еще?
Франц. А беглец?..
Отец. Я сказал: все. Этот человек под моей крышей. Ступай.
Франц исчезает, отец садится в кресло.
Иоганна. Они пришли?
Отец. Через сорок пять минут.
В глубине появляются два эсэсовца, позади них стоят ещё двое.
Эсэсовец. Хайль Гитлер.
Отец. Хайль. Кто вы и что вам надо?
Эсэсовец. В комнате вашего сына мы обнаружили беглого заключенного: ваш сын прячет его у себя уже сутки.
Отец. В своей комнате? (Иоганне.) Он не захотел прятаться в комнате Лени, храбрый мальчуган. Решил пойти на риск. И что же?
Эсэсовец. Вы поняли?
Отец. Отлично: мой сын поступил весьма легкомысленно.
Эсэсовец (возмущенный). Что? (Пауза.) Встаньте, когда я с вами разговариваю.
Раздается телефонный звонок.
Отец (не встает). Нет. (Поднимает трубку и, даже не спрашивая кто говорит, протягивает ее эсэсовцу.)
Эсэсовец (вырывая трубку). Алло! О! (Щелкает каблуками.) Так точно... Да. Будет исполнено. (Пораженный, смотрит на отца.) Так точно. Слушаюсь. (Щелкает каблуками. Вешает трубку.)
Отец (жестко, без улыбки). Легкомысленно, не так ли?
Эсэсовец. Так точно. Не более.
Отец. Если вы тронули хоть один волос...
Эсэсовец. Он бросился на нас.
Отец (удивлен и взволнован). Мой сын?
Эсэсовец молча кивает головой.
И вы его ударили?
Эсэсовец. Нет. Клянусь вам. Мы только держали его...
Отец (задумавшись). Он на вас бросился! Это не похоже на него. Вы его вызвали на это. Что вы сделали?
Эсэсовец молчит.
Пленный! (Встает.) На его глазах? На глазах у моего сына? (В исступлении и страшном гневе.) Мне кажется, вы перестарались. Ваше имя?
Эсэсовец (жалобно). Герман Альдрих.
Отец. Так вот, Герман Альдрих! Даю вам слово, что вы на всю жизнь запомните двадцать третье июня тысяча девятьсот сорок первого года. Ступайте.
Эсэсовец исчезает.
Иоганна. И он запомнил?
Отец (улыбаясь). Я думаю. Но его жизнь была коротка.
Иоганна. А Франц?
Отец. Его тотчас же отпустили. С условием, что он пойдет добровольцем в армию. В следующую зиму он уже был лейтенантом на русском фронте. (Пауза.) Что с ним там было?..
Иоганна. Не нравится мне эта история.
Отец. Тут нечему нравиться. (Пауза.) Не забывайте, то был сорок первый год, невестка.
Иоганна (сухо). И что же?
Отец. Надо было выжить.
Иоганна. Поляк не выжил.
Отец (равнодушно). Нет. Но не по моей вине.
Иоганна. Я в этом не уверена.
Вернер. Иоганна!
Иоганна. В вашем распоряжении было сорок пять минут. Что вы сделали для спасения вашего сына?
Отец. Вы отлично это знаете.
Иоганна. Вы позвонили в Гамбург Геббельсу?
Отец. Да.
Иоганна. Сообщили ему, что из лагеря сбежал заключенный и умоляли о снисхождении к вашему сыну.
Отец. Я также просил, чтобы пощадили жизнь беглеца.
Иоганна. Само собой разумеется. (Пауза.) Но когда вы звонили Геббельсу...
Отец. Да?
Иоганна. Вы не могли знать точно, что шофер донес на Франца.
Отец. Он следил за нами без конца.
Иоганна. Да, но возможно, что он ничего не видел и уехал в город по другому поводу.
Отец. Возможно.
Иоганна. И, конечно, вы ни о чем его не спросили
Отец. Кого?
Иоганна. Этого Фрица.
Отец пожимает плечами.
Где он теперь?
Отец. В Италии, под деревянным крестом.
Иоганна (после паузы). Значит, мы никогда не узнаем, кто выдал беглеца. Если не Фриц, то вы...
Вернер (яростно). Я запрещаю тебе...
Отец. Не кричи все время, Вернер.
Вернер умолкает.
Вы правы, дитя мое. (пауза.) Когда я взял трубку, я решил — одно из двух! (Пауза.)
Иоганна. Один шанс из двух, когда речь идет об убийстве еврея... Это никогда не мешало вам спать?
Отец (спокойно). Никогда.
Вернер (отцу). Я полностью согласен с вами, отец. Все жизни равноценны. Но если приходится выбирать, то жизнь сына все же дороже.
Иоганна (мягко). Дело не в том, что ты думаешь, Вернер, а что мог подумать Франц. Что он подумал, Лени?
Лени (с улыбкой). Как-никак вы знаете фон Герлахов, Иоганна.
Иоганна. Замкнулся?
Лени. Уехал, не проронив ни олова, и никогда нам не писал.
Пауза.
Иоганна (отцу). Вы обещали все уладить, и он доверился вам. Как всегда.
Отец. Я сдержал слово: мне обещали, что беглеца пощадят. Как я мог предположить, что его убьют на глазах у моего сына?
Иоганна. То был сорок первый год, отец. В сорок первом благоразумие требовало предвидеть все. (Подходит к портрету Франца и разглядывает его.) Маленький пуританин, жертва Лютера, который ценой жизни хотел искупить ваш грех — продажу вами земли. (Поворачивается к отцу.) Вы все уничтожили. Все оказалось лишь игрой богатого шалунишки. Правда, игра была опасная, смертельно опасная, но только для партнера... Он понял, что ему все дозволено, потому что не несет ответственности за свои поступки...
Отец (просияв). Вот какую ему нужно было жену!
Вернер и Лени резко поворачиваются к отцу.
Вернер (яростно). Что?
Лени. Как это бестактно, отец!
Отец (Вернеру и Лени). Она сразу поняла. (Иоганне.) Не правда ли? Я должен был сторговаться на двух годах тюрьмы. Какой промах! Все было бы лучше, чем безнаказанность.
Пауза. Отец в глубокой задумчивости. Иоганна по-прежнему разглядывает портрет. Вернер встает, кладет руку ей на плечо, поворачивает ее к себе.
Иоганна (холодно). Что с тобой?
Вернер. Не жалей Франца: он из тех, кто и поражение обращает в победу.
Иоганна. Как?
Вернер (указывая на фотографию). Гляди! Двенадцать наград!
Иоганна. Двенадцать поражений. Он гнался за смертью, но ему не везло — смерть бежала быстрее его. (Отцу.) Итак! Он воевал, он вернулся в сорок шестом, а год спустя произошел скандал. Что это было?
Отец. Выходка нашей Лени.
Лени (скромно). Отец очень снисходителен ко мне. Искала случай развлечься. Вот и все.
Отец. К нам поместили американских офицеров. Она увлекала их, а потом, когда страсти разгорались, шептала им на ухо, что она нацистка, а они поганые евреи.
Лени. Чтобы охладить их пыл. Разве не забавно?
Отец. Но иногда они взрывались. Один из них пришел в ярость.
Лени. Обыкновенно если американец не еврей, то антисемит. Случается, что и еврей бывает антисемитом. Тот не был евреем и рассердился.
Иоганна. Что же произошло?
Лени. Хотел меня изнасиловать, Франц прибежал на помощь, они катались по полу. Американец оказался сильнее. Я взяла бутылку и хватила его по голове.
Иоганна. Он умер?
Отец (равнодушно). Где там! Разбилась бутылка. (Пауза.) Но пролежал полтора месяца в больнице. Франц, разумеется, все взял на себя.
Иоганна. И бутылку?
Отец. Все.
В глубине появляются два американских офицера.
(Поворачиваясь к ним.) ...Вследствие досадного недоразумения, простите, я хотел сказать — вследствие тяжелой ошибки. (Пауза.) Прошу вас, поблагодарите от моего имени генерала Хопкинса и передайте ему, что мой сын покинет Германию, как только получит визу.
Иоганна. В Аргентину?
Отец (поворачивается к ней, в то время как американцы исчезают). Таково было условие.
Иоганна. Понимаю.
Отец (небрежно). Американцы вели себя прекрасно.
Иоганна. Как Геббельс в сорок первом году.
Отец. Лучше! Гораздо лучше! Вашингтон собирался восстановить наши заводы и поручить нам создание торгового флота.
Иоганна. Бедный Франц!
Отец. Что мне оставалось? Тут были замешаны крупные интересы. По сравнению с ними разбитая голова капитана весила немного. Даже без моего вмешательства оккупанты замяли бы скандал.
Иоганна. Вполне возможно. (Пауза.) Он отказался уехать?
Отец. Не сразу. Виза была получена. На субботу назначен отъезд. А в пятницу утром Лени сообщила, что Франц больше не выйдет из своей комнаты. (Пауза.) У меня мелькнула мысль, что он умер, но, поглядев в глаза моей дочери, понял: она выиграла.
Иоганна. Что выиграла?
