Меир (с тревогой): Почему?
Хилик: Потому что о туннеле никто не должен знать. Никто и не знает. Теперь ты вот узнал. Но это ничего… ничего… Ты ведь никому не расскажешь. Мертвые, они молчаливые, даже если пацифисты. (берет со стола нож)
Меир: Вы что, собираетесь меня убить? Зарезать, как Авраам Исаака? Я же ваш внук! Внук! Это еще хуже, чем сын!
Хилик: Мне очень жаль, Меир. Но если оставить тебя в живых, ты донесешь о туннеле.
Хилик заваливает Меира на топчан и заносит нож. Из‑за занавески таиландец выволакивает очередной мешок и останавливается, наблюдая за сценой.
Меир: Помогите!
Хилик: Куда ты смотришь? Ищешь подменного барашка, как Исаак? Не найдешь, я их давно уже распродал… (таиландцу) Чук, иди работай!
Таиландец: Я не Чук, я Гек. (уходит)
Меир: Я не донесу!
Хилик: Донесешь.
Меир (отчаянно): Я не донесу! Я не стану доносить на самого себя! Я тоже рою туннель!
Хилик (изумленно, опуская нож): Ты что? Что?
Меир (торопливо): Я давно уже рою туннель из своего дома. Даже продвинулся на десять метров. Идет очень медленно. И песок некуда девать, все как у вас…
Хилик сажает Меира на топчан лицом к себе.
Хилик: Ты — роешь — туннель?! Ты?! Но зачем?!
Меир: У вас свои причины, у меня свои. Чтобы облегчить страдания осажденных полосят. Чтобы прорвать блокаду. Чтобы закончить диплом: у меня тема такая — «Дружба и кооперация с народом Полосы»…
После паузы Хилик перерезает веревки на ногах и руках Меира.
Хилик: Что ж ты раньше молчал, дурило? Я ж тебя чуть не зарезал. Вот что: теперь будешь помогать здесь. Два туннеля нам ни к чему, хватит и одного. Ну, по рукам?
Потерев занемевшее запястье, Меир пожимает Хилику руку.
Хилик: Ну и славно, товарищ! (приобнимает Меира за плечи) Пойдем, покажу тебе, куда мы продвинулись…
Уходят за занавеску.
Картина 9–я. Комната Ами Бергера
Ами, Эстер, Человек-с-лопатой, Шош.
Ами в инвалидном кресле возле стола. Он то и дело поглядывает на часы. Человек-с-лопатой расхаживает по комнате.
Ами: Пять минут первого…
Человек-с-лопатой: А ваши занятия начинаются…
Ами: В полдень по понедельникам… Она не придет! Конечно, она не придет…
Человек-с-лопатой: Да ладно тебе, пять минут — не опоздание. И вообще, полдень понятие растяжимое. Час дня — тоже полдень. Строго говоря, и два, и полтретьего…
Ами: Она не придет. Ну почему я такой дурак? Зачем было распускать руки, зачем? (смотрит на часы) Шесть минут первого!
Человек-с-лопатой (в зал): Ох, как с ним скучно… Теперь так и будет минуты считать… Вот у Эстер я немало повеселился.
На авансцене появляется Эстер — медлительная и задумчивая.
Человек-с-лопатой: Весь вчерашний вечер плюс сегодняшнее утро. Знали бы вы, сколько времени она провела перед зеркалом, примеряя разные платья, брюки и блузки и как минимум двадцать раз приходя к окончательному решению…
Эстер: …чтобы тут же его отвергнуть! Просто нечего надеть. Нечего надеть!
Человек-с-лопатой: Это при полном‑то шкафе…
Эстер: А прическа! Совершенно дурацкая прическа!
Человек-с-лопатой: Вы не поверите, но с утра она полтора часа провозилась с феном, прилаживая волосы то так, то эдак.
Эстер: И ничего не получалось! Ничего!
Человек-с-лопатой: Пока насмешница Шош не сказала, что Ами примет ее в любой прическе и в любой одежде, а если без всего этого, так и вовсе на ура.
Эстер: Это было уже слишком даже для Шош! Подруга называется! Вместо того, чтобы посоветовать…
Человек-с-лопатой: Поэтому пришлось вспылить, и накричать на подругу, и где‑то в середине гневной тирады понять…
Эстер: …что кричала‑то я не на Шош, а на саму себя. На свою растерянность, на свою глупость, на свое неумение справиться… справиться… справиться…
Человек-с-лопатой: С чем? В этом‑то всё и дело: она даже не слишком понимала, с чем и какого черта нужно справляться…
Эстер: Чепуха! Всё я понимала, зачем врать‑то? Понимала, что ничего хорошего из этого сумасшествия получиться не может, а потому хватит порхать, хватит! Встань уже на твердую землю, дура! Встань обеими ногами. Благо, есть чем встать…
Человек-с-лопатой: В итоге, расплакавшись и от этого еще больше рассердившись, она твердо решила никуда не ходить, сунула под кран голову с уже готовой завивкой, переоделась в обычные свои джинсы и футболку и упала на диван с книгой, которую читала примерно три четверти часа, не сходя с одного и того же абзаца и даже, возможно, предложения.
Эстер: Потом, когда радио пропикало полдень…
Человек-с-лопатой: Когда радио пропикало полдень, Эстер попробовала еще раз мысленно повторить весь список правильных резонов, по которым не следует никуда идти.
Эстер: Там было примерно десять пунктов, и я как раз пыталась припомнить самый первый, когда пришла Шош и всё испортила.
Человек-с-лопатой: Испортила?
Эстер: Ну да! Она сказала: «Давно бы так!» Ха! «Давно бы так!» Она сказала: «Дураку ясно, что ничего хорошего из этого сумасшествия получиться не может»!
Человек-с-лопатой: В ответ на это совершенно справедливое замечание Эстер отложила книжку, встала с дивана, посетовала на свою склонность к опозданиям и напомнила подруге, что вернется часа через полтора, как всегда после урока.
Эстер: Привет!
Человек-с-лопатой: На коротком пути до дома Ами Бергера она старалась не думать вообще…
Эстер: …чтобы не позориться перед Шош внезапным возвращением: решила так решила, точка!
Человек-с-лопатой: Но дурацкие, плохие мысли все равно катались в голове, стукаясь друг о дружку, звонкие, как биллиардные шары, и это выглядело так нелепо, так глупо, так неудобно… Полностью они пропали лишь потом, когда завыла сирена и Эстер, взбежав по лестнице, увидела его перед окном на фоне дымного ракетного шлейфа…
Воет сирена. Ами смотрит в окно. Эстер останавливается в дверях.
Эстер: Его стриженую голову и тяжелые плечи, и губы, отсчитывающие секунды полета, и то, как смешно он вывернул шею, отслеживая траекторию, и руки с длинными сильными пальцами…
Человек-с-лопатой: …с теми самыми пальцами, которые она до сих пор словно чувствовала на своем затылке…
Эстер (обращаясь к Ами): Почему ты не спускаешься в подвал?
Звук близкого взрыва.
Ами: По — моему, это где‑то на восточной окраине…
Эстер: Откуда ты так знаешь?
Ами: По траектории сужу: прямо над крышей пролетело.
Эстер (насмешливо): Похвальная чувствительность, господин Бергер. Жаль, что в статистике вы не проявляете столь же выдающихся способностей… Открывайте тетрадку! (присаживается к столу)
Человек-с-лопатой: На самом деле Ами знал статистику едва ли не лучше всех на курсе. Именно поэтому он и выбрал этот предмет для занятий с Эстер — чтобы легче было управлять процессом псевдообучения. Вот уже два месяца он успешно лавировал между проявлениями прискорбной тупости и скромными, но устойчивыми успехами. Главная сложность заключалась в том, чтобы не сорваться и не выдать себя. Объясняя материал, Эстер увлекалась и можно было, ничем не рискуя, пялиться на нее во все глаза, дивясь прихотливой милости природы, создавшей этот подбородок, эту шею, эти губы, волосы и глаза. Ах, статистика, самая увлекательная из всех придуманных человечеством наук!
Эстер: Так. На чем мы остановились? Ты построил график?
Ами: Конечно, госпожа учительница. Полдня потел…
Эстер: Что ж, прекрасно. Ты делаешь успехи.
Ами: Еще бы, с твоей‑то помощью!
Эстер: Не подлизывайся.
Человек-с-лопатой: На самом деле график содержал искусно встроенную ошибку — не слишком грубую, но в то же время требующую подробного разбора. То, что Эстер не обратила на это внимания, несколько обескуражило Ами: похоже, сегодня учительница была рассеянна намного больше обычного.
Эстер: Давай, пройдем следующую главу.
Эстер и Ами склоняются над тетрадью.
