Режиссер выводит Учительницу из зала.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Кто еще хочет сказать?
РЕФЕРЕНТ (поднимаясь). Я. Мы здесь все о нравственности и мировоззрении. А на самом деле вопрос надо ставить по-другому. Является ли, Олег Викторович Белан умственно дееспособным работником или не является. Даже сегодняшние его ответы свидетельствуют, что у него нет и тени сомнений относительно собственного поведения. В то же время среди всех присутствующих нет ни одного человека, который безоговорочно принимал бы то, что он творит на своем канале. Или такие здесь есть?..
Пауза.
То, чем Белан так искусно жонглирует, называется обратными прописными истинами. Вместо «не убий» говорить «убий», вместо «не укради» — «укради» и так далее. То, что большинство людей не могут его переубедить, свидетельствует только о том, что у большинства людей мозги в порядке и они просто не могут стать на эту вывернутую наизнанку логику Белана. Было бы понятно, если человек признавал, что он хоть иногда бывает неправ. Так нет же! С маниакальным упорством он всем своим поведением говорит, что это мы ничего не понимаем, а он все делает правильно и замечательно. Вывод из этого может быть один: или Белан признает себя не совсем правым и тогда на двенадцатый телеканал должно прийти более здоровое руководство, или мы должны подвергнуть его обследованию в психиатрической лечебнице.
Пауза.
ТАЯ. Минуточку! Я тоже скажу. Неужели никто не видит, как все это напоминает самую настоящую политическую цензуру? Вы только вдумайтесь, что происходит. Кто осудит журналиста, если он напишет, что в соседней деревне родился теленок с двумя головами? Никто даже не подумает писать опровержение. Потому что журналист всегда может сказать, что он пользовался непроверенными базарными слухами. Что мешает Белану ответить точно так же? А то, что в самом начале у него силой вырвали согласие, что все что он когда-либо говорил не было простой шуткой, и теперь вы пытаетесь устроить судилище над его якобы не такими убеждениями как у всех.
РЕФЕРЕНТ. Причем тут политика? Речь идет об умственной вменяемости и все!
ТАЯ. Только в угоду вашему губернатору и его команде.
Шум в зале.
ОФИЦИАНТКА. Это все другие каналы подстроили, у которых никакого рейтинга нет!
Белан поднимается и выходит из зала.
РЕФЕРЕНТ. Э-э, куда? Он куда пошел? Это что же такое?
ОФИЦИАНТКА. Так вам и надо!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Я думаю, необходимо отложить заседание комиссии на завтрашний день. Возражений нет?.. Тогда завтра в двенадцать ноль-ноль мы продолжим наше заседание.
Приемная Белана. Ирина в плаще собирает в большую сумку вещи. Входит Михейчик.
МИХЕЙЧИК. Я распорядился убрать со входа этот дурацкий герб. Может, заберем его себе на память?.. А что это ты?
ИРИНА. Забираю свои личные вещи.
МИХЕЙЧИК. Правильно. Мы тут теперь сделаем генеральную перестановку. Чистая работа, между прочим, получилась. Я даже не ожидал, что эта Мохова с референтом так четко сработают. Я думаю, чета Беланов уже пакует вещи. Бегству храбрых поем мы песню. Эй, ты чего на меня так посмотрела? Я сделал что-то не так? Давай сразу договоримся. Ты даешь мне первых сто президентских дней, когда каждый вечер нежным голосом поправляешь все мои промахи. И только потом будешь смотреть на меня, словно я сел на твою любимую канарейку. Ты же сама все это хотела!
ИРИНА. Я?
МИХЕЙЧИК. Уничтожить его, сломать. Твои же слова. И вот с твоей и моей помощью его сломали. Конечно, без крови, без битья посуды, по-интел-лигентному, но сломали. Ты думаешь, они сами до этого варианта допетрили: или повинная и вон с работы, или дурдом? Это я им подсказал.
ИРИНА. Я не сомневалась.
МИХЕЙЧИК. Не понял. Ты, кажется, еще и чем-то недовольна?
ИРИНА. Ты его лучший друг. Ты, который жил с ним в одной комнате в студенческом общежитии. Ты, кому он доверял получать все свои деньги…
МИХЕЙЧИК. Да, да, да, все это я!
ИРИНА. Как ты мог так его предать?
МИХЕЙЧИК. Из любви к тебе, дорогая. Как ты меня науськивала? Кусь, кусь, кусь. Я и сделал кусь. Или этого не было?
ИРИНА. А ты не мог меня отговорить? Мало ли что тебе в истерике скажет безумная женщина? Ты тут, как тут. Остановить, дать одуматься, отложить на несколько дней, на это у тебя ума не хватило. Ты всегда ему завидовал и ненавидел. Еще бы: читали одни книги, смотрели одни фильмы, слушали одних профессоров, и он извлекал из этого все, а ты ничего. Думаешь, никто не видел на худсоветах, как ты всегда пыжился угадать его мнение и всегда попадал впросак. Еще делаешь вид, как тебе это не выгодно, «не будет ни такого понта, ни таких денег». Да тебе на два-три года за глаза хватит тех наработок, что он сделал, а там еще какого-нибудь умника на себя пахать запряжешь. Как все это противно! Он жениться на мне захотел. Какие мы! Да я готова снова ждать и быть его шестой, седьмой, семнадцатой женой, но только не с такой дрянью как ты!
МИХЕЙЧИК. Дрянью! Я сейчас загоню эти слова тебе обратно в глотку! Ты никуда не уйдешь, ты поняла! Я сказал, что ты будешь моей женой, ты поставила условия, я все выполнил, значит, других вариантов не будет. Стой, я же сказал, ты никуда отсюда не пойдешь. Рабочий день еще не кончился.
ИРИНА. Пусти, Михейчик, ты внушаешь мне физическое омерзение. (Уходит.)
Входит Режиссер с гербом Белана.
РЕЖИССЕР. Пал Палыч, а это куда?
МИХЕЙЧИК. Себе на дачу повесь.
РЕЖИССЕР. Хороший же реквизит. Сгодится для музея.
МИХЕЙЧИК. Какого еще музея?
РЕЖИССЕР. Там народ решил, что если Белана уйдут, то открыть на студии его музей. А что, почти у каждого есть его цитатники. Два человека, я знаю уже и мемуары сели писать.
МИХЕЙЧИК. Ты там не заговаривайся, смотри. Я вам покажу музей.
РЕЖИССЕР. Ну так куда?
МИХЕЙЧИК. На помойку, в печку, в мясорубку. Вон отсюда!
Квартира Белана. Утро. Тая в халате ходит из угла в угол. Входит Белан.
БЕЛАН. Не хотел тебя будить. А в парке так хорошо. Кормил на пруду уток. Они подходили и прямо из рук брали. У меня — и из рук! Представляешь!
ТАЯ. Представляю. Ты сказал, что мы утром поговорим.
БЕЛАН. О чем?
ТАЯ. Еще ты мне вчера разрешил упаковать вещи.
Входит Артемьев.
АРТЕМЬЕВ. Вот два билета в эсвэ. У вас еще целых три часа, чтобы собраться.
ТАЯ. А вы сами не едете?
АРТЕМЬЕВ. Я налегке на самолете. Как раз успею вас встретить на вокзале. Могу помочь вам собрать вещи, если не возражаете?
ТАЯ. Я уже часть вещей собрала.
АРТЕМЬЕВ. Самое главное — не забыть дискеты и кассеты с его программами.
ТАЯ. Они в этой сумке. Я сама их понесу.
БЕЛАН. Я вам не мешаю, у вас такой интересный деловой разговор?
АРТЕМЬЕВ. Олег Викторович, разве вы не понимаете: все было решено еще до начала заседания? Переубедить их ни в чем не получится.
ТАЯ. Тебе предлагают другую работу, другой город, другую жизнь. И самое главное — ты уедешь непобежденным и все это прекрасно знают и даже дают тебе такую возможность. Иначе они точно упрячут тебя в психушку. Даже если ты выйдешь из нее через неделю, все будет уже не так. Одно то, что ты там побывал — пятно на всю жизнь.
БЕЛАН. Как все ординарно и скучно.
ТАЯ. Да не скучно это, не скучно! Не думаешь о себе, подумай обо мне и о своем будущем сыне. Ну что тебя здесь держит?
БЕЛАН. Скажи, счастье мое, ты за чью команду играешь?
ТАЯ. Ты еще спрашиваешь!
АРТЕМЬЕВ. Я могу подождать за дверью.
БЕЛАН. Спасибо. Вы очень деликатны.
Артемьев выходит.
Если ты будешь меня уговаривать бежать, я сделаю все наоборот. Мне нужно самому принять решение, понимаешь?
ТАЯ. Я знаю.
БЕЛАН. Тогда о чем будем говорить?
ТАЯ. О том, что два следующих сына у нас появятся после того, как в психушке тебя напичкают особыми лекарствами.
БЕЛАН. О, ты всегда знаешь, как ко мне подойти! Как просто: взять и поменять работу. А ты знаешь, что я на нее хожу каждый день пятнадцать лет подряд и еще не было ни одного дня, чтобы я шел на нее без радости. Не знаю достигал ли когда-нибудь какой человек, чтобы все его сомнения, комплексы, догадки, предположения перерабатывались в нечто увлекательно придуманное, что становилось интересно миллиону телезрителей, а у меня это получилось.
ТАЯ. С этим никто не спорит. А эти твои вопросы-ответы?
БЕЛАН. Кто мне может указать, что мне следует говорить, а что нет? Кто?
ТАЯ. Ну так пойди в студию, сядь напротив камеры и все это скажи, объясни в прямой эфир. Уверяю: тебя поймут. И это сразу закроет всем рты.
