ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (умоляюще). Посиди хоть перед дорогой…
ЛЁКА (грустно). Что ж сидеть? Я и так всю дорогу сидеть буду!
(ЛЁКА все же присаживается на стул. ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА достает из шкафа ладанку и смущенно протягивает ее сыну.)
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Вот… Я и сама не верю, а так – на всякий случай… Возьми, ценная вещь. Хранит от горя и недугов. (Ловит насмешливый взгляд сына.) Я за нее двадцатку баксов отдала! За такие деньги халтуру не подсунут!
ЛЁКА (берет в руки ладанку, рассматривает ее.) Говоришь, двадцатку баксов отдала? Ну, спасибо. (Хочет положить ладанку в карман, но передумывает.) Знаешь что? Она тебе нужнее. Возьми. (Пауза.) А ты мне сотенку рублей подкинь. Согласна?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Нет! Бери, бери ладанку!
ЛЁКА. Ну, хорошо: пол-сотни дай. Согласна?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Возьми ладанку. А без денег я тебя не оставлю.
ЛЁКА. Я так и знал! Ты у меня – что надо!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (грустно). Куда там!..
ЛЁКА. Нет, точно! На конкурсе мамаш ты была бы первой!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Дай я тебя поцелую!
ЛЁКА (сдерживая порыв нежности матери). Разойдемся по-английски без прощания. (Окидывает взглядом комнату, словно прощаясь с ней). Ну, я пошёл… (Быстро уходит.)
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (оставшись одна). Лёкочка… Сыночек мой!.. (Медленно подходит к телефону, снимает трубку, набирает номер). Алло… Олега Николаевича, пожалуйста… Ушёл? Жаль… Что передать? (После паузы). Скажите ему, чтобы скорее шёл домой. Кажется, я хочу умереть… (Кладет трубку на место).
(Затемнение.)
(Полдень. ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА завязывает узелок с продуктами – готовит Лёке передачу. Раздаётся звонок в прихожей. ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА вздрагивает, хватается рукой за сердце, затем идёт открывать дверь. Вскоре она возвращается в гостиную, но уже с не одна, а с капитаном АВДЕЕНКО.)
АВДЕЕНКО. Ещё раз – здравствуйте… (Возмущённо). Послушайте, в чём дело?! Нельзя же так! Снова ваш старик у нас. Вы же мне расписку дали, что будете о нём заботиться. А вы?! Деда – в милицию, милиция его – в лечебницу, те – снова к нам… А нам его теперь куда? Ведь он – умный, здоровый человек! Понимаете? Вполне нормальный, здоровый человек, только перенёсший серьёзное, уникальное заболевание. Его беречь надо!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А нас кто беречь будет?! Вчера он всё наше руководство саблей посечь собирался, еле связали, а завтра что учинит?!
АВДЕЕНКО. Нервы, возраст… Это учесть требуется. И потом…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (перебивает). Мы готовы помогать!.. Деньгами. Но жить с ним – избави бог. (Находит отговорку). Сейчас никто со стариками вместе не живёт.
АВДЕЕНКО. Может, найдёте с ним общий язык?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. С ним? Никогда! Он на мировой революции помешался, на контре какой-то. Какая может быть контра в наши дни? Откуда взяться-то ей? Он сам, скорее, контра!
АВДЕЕНКО. Это не моего ума дело. Мне что надо? Старика пристроить. А вы его обижаете.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Опять двадцать пять!.. Да кто его обижал?! Во всё новое одели – отказался, старьё своё надел. На все вопросы честно ответили – взбесился. Пошутили немного за столом – за саблю схватился, рубить людей вздумал! Что ж нам и милицию нельзя вызвать – пусть рубит?
АВДЕЕНКО. Значит, не принимаете его… А ещё интеллигентные люди!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (после некоторого раздумья). Мы его примем… Только пусть он от своих идей откажется (Покрутила пальцем у виска.) А то ведь жить невозможно, за каждым словом следишь, по простоте своей от души и словечка единого боишься вымолвить! (Шёпотом, по секрету). Я его шашку сегодня в музей отнесла. Там обрадовались!..
АВДЕЕНКО. Он-то обрадуется?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. И я того боюсь… Можно будет, если он разбушуется, мы к вам позвоним? В милицию к чужим людям, вы правы, как-то неудобно…
АВДЕЕНКО (протягивая визитную карточку). Вот моя визитка.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Спасибо! Вы его когда привёзете?
АВДЕЕНКО. А я его уже привёз! Внизу, на лавочке дожидается.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (отчаянно махнув рукой). А! Ведите! (АВДЕЕНКО уходит.) Бедному ребёнку поесть отнести некогда!
(ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА относит узелок на кухню, возвращается в гостиную. Раздается звонок в прихожей. ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА впускает АВДЕЕНКО и КАТЕНЁВА в квартиру, проводит их в гостиную.)
АВДЕЕНКО. Вот и мы! Случилось недоразумение – недоразумение развеялось! Теперь всё в порядке. Так, Григорий Калиныч? (В ответ – молчание.) А вы, Ольга Николаевна, как считаете?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Конечно, всё в порядке! Мы дедушке очень рады! А о вчерашнем все всё давно позабыли!
АВДЕЕНКО. Вот и отлично. (Быстро подсовывает Ольге Николаевне бумагу и авторучку.) Распишитесь вот здесь. (ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА подписывает бумагу, АВДЕЕНКО прячет документ в папку.) Вот и хорошо. (Всем). Всех со свиданьицем и всем до свиданьица!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. До свидания, товарищ капитан!
(АВДЕЕНКО уходит, ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА, проводив участкового, возвращается в гостиную и замечает, что взор Катенёва устремлён на то место, где раньше висела сабля.)
Рапиру вашу я в музей отнесла. Теперь её место там. И почётно, и безопасно.
КАТЕНЁВ (задыхаясь от гнева). Да как ты посмела… Моё именное оружие… От самого товарища Дзержинского… Да я тебя за это… (Шарит рукой по боку, пытаясь найти ножны.)
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не пугайте, не пугайте! Потому и отнесла, чтобы попусту не хватались. Тут хрусталь, полировка, а вы с чепухой какой-то носитесь. Ну, вы сами посудите, что дороже: ваша ржавая шашка…
КАТЕНЁВ (с гневом и болью). Сабля! Наточенная!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не спорю, не спорю… Тем более: ваша сабля… наточенная или этот гарнитур? А? Вот то-то! А в музее ей будет хорошо. Народу нужны исторические экспонаты.
КАТЕНЁВ. О народе вспомнила… А обо мне ты подумала? Я ж без сабли моей как без рук. Ты это понимаешь?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ради блага общественного нужно уметь поступаться благом своим. Отдал на благо – и радуйся!
КАТЕНЁВ. За меня ты порадуешься. Вон зубы-то как скалишь!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Эх, деда, деда! Был ты мужиком, мужиком и остался. Мы, как-никак, интеллигенты.
КАТЕНЁВ. Это – вы?! Интеллигенты?!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. (гордо). Мы.
КАТЕНЁВ. Я интеллигентов видел, и ты из меня дурачка не делай. Знаю, какие интеллигенты бывают!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (искренне удивляясь). А кто же мы, по-вашему?
КАТЕНЁВ. Нету вам имени! Не знаю пока! Ишь ты… Интеллигенты…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Хорошо, я согласна: не потомственные мы интеллигенты. Родители наши землю пахали, хлеб сеяли. Что ж, по-вашему, мы – крестьяне?
КАТЕНЁВ. Ты родителей своих не трогай. Они славные были и крестьянствовали на совесть. Им за то – честь и слава.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Аминь! Ну, а мы?..
КАТЕНЁВ. Смеёшься? Конечно, не крестьяне!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А кто же? Кто?
КАТЕНЁВ. Спроси у лешего. Он знает, я не знаю. (После паузы.) Одно меня мучает, не даёт покоя: таких, как вы, большинство или меньшинство?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Каких это «таких»? Да у меня, если хотите знать, почётных грамот побольше вашего! Мне начальство ответственные дела поручает, потому что доверие ко мне испытывает!
КАТЕНЁВ. Влезла в доверие и рада? Ты же молодёжь разлагаешь мнениями своими!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Это какими мнениями?
КАТЕНЁВ. Да про жизнь. Что жить не для других надо, а для себя, для брюха своего. Что… (Сердито махнув рукой). А, да ты сама прекрасно понимаешь, о чём я говорю!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Что я дома говорю – это моё дело. А когда я за порог переступила – тут я поидейней вас буду, вот так!
КАТЕНЁВ. Это меня и страшит… (После паузы.) Я снова встретил сейчас Петра Ивановича… Он прожил счастливую жизнь, я ему завидую…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Сошкину?! Этому босяку?! Да он даже к пенсии ничего не скопил, однокомнатной квартиры для себя старика не смог выбить, а вы говорите… Господи!.. (Мгновенно придумывает). Недаром от него жена ушла. (Еще придумывает). И дети.
КАТЕНЁВ. Его жена умерла…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Значит, с голода!
КАТЕНЁВ. Да, в блокаду.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (уже помягче). А дети?
КАТЕНЁВ (с трудом выговаривая). Трое сыновей… вместе с матерью…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Есть кому завидовать…
КАТЕНЁВ. Он жил! Его жизнь била, ломала, в бараний рог гнула – а он жил!.. А я почти всю свою жизнь проспал… Хорошо, могу молодость добрым словом вспомнить: она у меня яркой была!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Уж не знаю каким ваш дружок был раньше, зато сейчас всем известно – бомж!
КАТЕНЁВ. Слушай, Ольга… Ты меня не выводи… Я за друга этого – жизни не пожалею. (После паузы). Он ко мне нынче придёт – ты его не трогай. Хоть у меня сабли и нет, а вступиться сумею. Кстати, принеси-ка саблю обратно. А то, если сам пойду, как бы скандала не вышло.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (с бессильной злобой). Эх!.. Вас бы там вместе с саблей вашей оставить!..
КАТЕНЁВ. Жив я ещё, меня не спрячешь. Ступай!
(Затемнение.)
(Полдень. В городском саду на лавочке сидят ЛЁКА и МУРКА. На этой же лавочке, свернувшись калачиком, спит пьяненький ВЕНИК.)
