Квартирант: Одна живёшь?
Подруга: Бабушка ещё… глухая.
Квартирант: Сойдёт.
Квартирант и Подруга уходят. Младшая, скорчившись, остаётся лежать на полу.
ЗанавесДесять лет спустя.
Тот же дом. В нём практически ничего не изменилось, только нет ширмы и кровати. Сильно хромая, входит Барабанщик. На плече у него — связанный Морфинист с кляпом во рту, не подающий признаков жизни. Барабанщик тащит его по лестнице на 2-й этаж. Навстречу ему выходит Младшая. Она явно беременна, измучена, неопрятна и выглядит гораздо старше своих лет. Единственное, что не изменилось в её облике, — халат. Барабанщик заносит Морфиниста в комнату. Младшая стоит в дверях, «контролируя обстановку».
Младшая (понизив голос): В уголок его клади, в угол! Накрой чем-нибудь.
Барабанщик (выходит из комнаты, запирает дверь): Кусался, гадёныш, (показывает ей руку) Как бы он заразным каким не оказался.
Младшая (обнимает его): Бедный ты мой, намучился.
Барабанщик: Спиртику бы мне — продезинфицировать.
Младшая (спускаясь): Только наружно.
Барабанщик (спускаясь следом): И наружно тоже. Смотри, как глубоко грызанул. Если только наружно — не проймёт. Изнутри надо тоже поддержать.
Пока Младшая прикладывает вату к его ранам, он прихлёбывает из бутылки.
Младшая (обиженно): Слушай, ну ты как маленький!
Барабанщик: Кстати, как он там?
Барабанщик гладит её живот, обнимает её и, напевая мелодию танго, они танцуют. Входит Старшая с букетом цветов, бросает его на стол. Она совсем не изменилась, даже одета в тот же костюм.
Старшая: Привет, голубки! Есть нечего, а они безмятежны, аки пташки. Смотрите! (демонстрирует им кольцо в шкатулке) Нравится?
Барабанщик (без зависти): Здорово! (Младшей) Смотри, какая огранка интересная.
Младшая: И стоит, наверное, тоже интересно?
Старшая: Я не спрашивала.
Барабанщик: И за что он тебя так балует, а? Ну за что?
Старшая: А что, совсем не за что, что ли?
Барабанщик: Ну, мне не понять… Да шучу я, шучу!
Из комнаты Младшей раздаётся шум.
Барабанщик: Сквозняк. Пойду, окно закрою. (ковыляет наверх)
Старшая (суёт шкатулку в руки Младшей): Возьми себе.
Младшая: Зачем оно мне?
Старшая: А мне зачем? Куда я его тут носить буду?
Младшая: А я куда?
Старшая: Бери! Продашь. Он мне ещё подарит.
Младшая: Спасибо… (прячет шкатулку в карман)
На 2-м этаже появляется Мать.
Мать (Старшей): Что за шум у них в комнате?
Старшая: Сквозняк.
Мать: Неудивительно. (Замечает бутылку на рояле) Он что, опять пил?
Старшая: Я не знаю, мама. Я только пришла.
Мать: А в этом доме никто ничего никогда не знает… Кстати, Аполлона сегодня не кормить. Пока не попросит.
Младшая: Что? Возвращение блудного Алы? Его выпускают уже сегодня? И его примут родные пенаты?
Старшая: Мама, это правда?
Мать: Его ценят в конторе. Небольшой, но верный доход он приносит.
Младшая: А с чего ты взяла, что он вернётся сюда? Что он здесь забыл? Ему, в отличие от Старшего, есть куда идти. Вот увидишь, он пойдёт к ней, потому что там его ценят как личность, а не как бухгалтера. Он уйдёт от нас, как Старший, и будет прав. Он заживёт новой жизнью… Да он просто, наконец, заживёт! И все тогда увидят, какой у нас сильный, добрый и красивый был папка!
Мать (Старшей): Уже пять часов. Открой ему дверь.
Старшая неуверенно идёт к двери, отворяет её. На пороге — печальный Аполлон с узелком в руках. Помявшись, он неуверенно входит в комнату, робко кланяется каждой, шепча при этом «Простите…», и замирает, глядя снизу вверх на Мать. Младшая с досады топает ногой и идёт к своей комнате.
Мать (Аполлону): Врач сказал, что мы должны быть ближе к тебе. Поживёшь пока в комнате Старшего. Ничего там не трогай, в шкафы не лазь…
Аполлон: Понял, понял…
Младшая: Опомнилась! Десять лет пыль сдуваешь! Думаешь, он вернётся когда-нибудь? Да ни в жизнь! Под забором подыхать будет, а не вернётся. Он, к счастью, не Аполлон. (Уходит в свою комнату)
Мать: Мебель не двигай…
Аполлон: Ясно, ясно. (Семенит в комнату Старшего)
Мать (вдруг, сорвавшись): Под забором… Да, наверняка, уже подох где-нибудь! Был бы жив — пришёл бы уже, приполз. А подох, — и ладно! Вам наука. Думаешь, легко одному среди людей, среди чужих? Думаешь, не страшно?
Младшая (выбегая из комнаты): Да мы ему чужие были! Мы! У него родных и не было никогда. И уж лучше под забором, чем под твоей подошвой!
Мать: А что ж вы тогда не бежите? Заборов на свете много! Всем хватит. Бегите! Все бегите! Держать не буду.(Уходит к себе)
Младшая: И побежала бы! Гены не дают.
Младшая пинает дверь, за которой скрылся Аполлон, и уходит к себе. Тут же выглядывает Аполлон и проворно протирает дверь тряпочкой. В комнате остаётся одна Старшая. Во время перепалки она готовила себе чай и теперь сидит одна за роялем с полной чашкой чая. Посидев так немного, она встаёт и уходит к себе — в комнату возле кухни. Распахивается входная дверь. На пороге — Старший. На нём смокинг, яркое кашне на шее. Некоторое время он стоит на пороге, как бы не решаясь войти. Потом входит. За ним идут Мария и Секретарь. Мария — молодая женщина такой красоты, что окружающие её, вероятно, должны испытывать муки осознания собственной неполноценности. Держится она чрезвычайно прямо, с высоко поднятой головой. На ней вечернее платье. Секретарь — нечто серое и неконкретное.
Старший: Неладно что-то в Датском королевстве. Обычно все в это время пили чай. Живы ли? Господи, почти ничего не изменилось! Я раньше жил в той комнате. Здесь спали сестры, Аполлон — при кухне, угнетённый класс… (замечает чашку на рояле) О! Кто-то ещё теплится. (гладит рояль) Его всё так же используют в мирных целях. До сих пор для меня загадка — как его занесло в наш дом. И барабаны, и скрипку. Чьи они были раньше? Где жили? И всех их я однажды взял и бросил среди равнодушных к ним людей… Зачем, спрашивается, ушёл, куда? Дурак. Ни дома теперь, ни семьи, ни друзей. (Гладит рояль)
Секретарь: Не забывайте: у вас особняк на побережье.
Старший: Да не об этом речь! Не стоило всё это… (берёт с барабанов папку с отчётностью, вчитывается, захлопывает папку) Стоило!
На 2-м этаже появляется Младшая.
Младшая (в комнату): Да боюсь я его!.. Я здесь постою. Мне вообще нельзя волноваться. (замечает Старшего, который смотрит на неё снизу) Ты знаешь, мне совершенно нельзя волноваться. (издаёт восторженный визг и мчится вниз по лестнице, перепрыгивая через ступени).
Все, кроме Аполлона, выбегают из своих комнат. Сестры виснут на Старшем, Барабанщик смущённо топчется рядом. Мать тоже стоит в стороне. Марию и Секретаря никто не замечает.
Старший (хохоча): Да задушите, девчонки! Пустите! (Младшей) Тебе нельзя волноваться! Да что ж вы делаете? (Барабанщику) Ты? Здесь? Ну, молодец! Здорово! Чувства, значит, возобладали-таки над разумом…
Наконец освободившись от сестёр, он подходит к Матери. Некоторое время они молча смотрят друг на друга, потом Мать обнимает его.
Мать: Вернулся… Слава Богу, вернулся… (поправляет его кашне) Ненадолго?
Старший: Ненадолго. Вот, кстати, познакомьтесь: это мой секретарь, импресарио, шофёр, телохранитель и т. д., и т. п., а это… Мария — моя жена.
Секретаря никто не замечает, все смотрят на Марию. Она с высокомерным равнодушием выходит вперёд, позволяя рассмотреть себя.
Младшая (только теперь замечает смокинг и кашне брата): Ну ты… слов нет! Какой ты стал! Запижонился! С шарфиком… Нет, а что мы стоим? Надо всех позвать: пусть посмотрят, пусть обзавидуются, сволочи! Или нет. Все сюда не влезут. Пойдёмте гулять! Пройдём по всему городу! (Марии) Это недолго.
