АЛЕКСАНДР ВЕРТИНСКИЙ
(1889–1957)
Я люблю вас, моя сероглазочка,
Золотая ошибка моя.
Вы вечерняя жуткая сказочка,
Вы цветок на картине Гойя.
Я люблю ваши пальцы старинные
Католических строгих мадонн,
Ваши волосы сказочно длинные
И надменно ленивый поклон.
Так естественно, просто и ласково
Вы, какую-то месть затая,
Мою душу опутали сказкою,
Сумасшедшею сказкой Гойя.
Под напев ваших слов летаргических
Умереть так легко и тепло.
В этой сказке, смешной и трагической.
И конец, и начало светло!..
Я люблю ваши руки усталые,
Как у только что снятых с креста,
Ваши детские губы коралловые
И углы оскорбленного рта.
Я люблю этот блеск интонации,
Этот голос, звенящий хрусталь,
И головку цветущей акации,
И в словах голубую вуаль.
Ах, солнечным, солнечным маем,
На пляже встречаясь тайком,
С Лу-лу мы, как дети, мечтаем,
Мы солнцем пьяны, как вином.
У моря, за старенькой будкой,
Лу-лу обезьянкой шалит,
Меня называет «Минуткой»
И мне постоянно твердит:
Ну, погоди, ну, погоди, Минуточка,
Ну, погоди, мой мальчик пай,
Ведь любовь наша только шуточка,
Это выдумал глупый май!..
Мы в августе горе скрываем,
И в парке встречаясь тайком,
С Лу-лу мы, как дети, рыдаем
Холодным и пасмурным днем.
Я плачу, как глупый ребенок.
И, голосом милым звеня,
Ласкаясь ко мне, как котенок,
Лу-лу утешает меня:
Ну, погоди, ну, не плачь, Минуточка
Да ну, не плачь, мой мальчик пай!
Твои слезы ведь тоже шуточка,
Это выдумал глупый май!..
578. Маленькая балерина[584]
Я маленькая балерина…
Всегда нема, всегда нема.
И скажет больше пантомима,
Чем я сама.
И мне сегодня за кулисы
Прислал король
Влюбленно-бледные нарциссы
И лак-фиоль.
И, затаив бессилье гнева,
Полна угроз,
Мне улыбнулась королева
Улыбкой слез.
А дома, в маленькой коморке.
Больная мать
Мне будет бальные оборки
Перешивать.
И будет штопать, замирая,
Мое трико.
И будет думать, засыпая,
Что мне легко.
Но знает мокрая подушка,
В тиши ночей,
Что я усталая игрушка
Больших детей.
579. Прощальный ужин[585]
Сегодня томная луна,
Как пленная царевна,
Грустна, задумчива, бледна
И безнадежно влюблена.
Сегодня музыка больна,
Едва звучит напевно.
Она по-прежнему нежна,
Но холодна безмерно.
Сегодня наш последний день
В приморском ресторане.
Упала на террасу тень,
Зажглись огни в тумане.
Отлив лениво ткет по дну
Узоры пенных кружев.
Мы пригласили тишину
На наш прощальный ужин.
Благодарю вас, милый друг,
За тайные свиданья,
За неизменные слова
В минуты расставанья.
Они, как яркие огни,
Горят в моем ненастье.
О, эти золотые дни
Украденного счастья.
Благодарю вас за любовь,
Похожую на муку,
За то, что вы мне дали вновь
Изведать боль разлуки,
За упоительную власть
Пленительного тела,
За ту божественную власть,
Что в нас обоих пела.
Я подымаю свой бокал
За неизбежность смены,
За ваши новые пути
И новые измены.
Я не завидую тому,
Кто вас там ждет, тоскуя.
За возвращение к нему
Бокал свой молча пью я.
Я знаю, я совсем не тот,
Кто вам для счастья нужен.
А он — иной… Но пусть он ждет,
Пока мы кончим ужин.
Я знаю, даже кораблям
Необходима пристань,
Но не таким, как мы, — не нам,
Бродягам и артистам!
У меня завелись ангелята,
Завелись среди белого дня.
То, над чем я смеялся когда-то,
Все теперь восхищает меня.
Жил я шумно и весело, каюсь.
Но жена все к рукам прибрала.
Совершенно со мной не считаясь,
Мне двух дочек она родила.
Я был против… Начнутся пеленки.
Для чего свою жизнь осложнять?
Но залезли мне в сердце девчонки,
Как котята в чужую кровать.
И теперь с новым смыслом и целью
Я, как птица, гнездо свое вью.
И порою над их колыбелью
Сам себе удивленно пою:
Доченьки, доченьки,
Доченьки мои,
Где ж вы, мои ноченькк,
Где вы, соловьи?!
Много русского солнца и света
Будет в жизни дочурок моих.
И, что самое главное, это
То, что Родина будет у них.
Будет дом, будет много игрушек.
Мы на елку повесим звезду.
Я каких-нибудь добрых старушек
Специально для них заведу.
Чтобы песни им русские пели,
Чтобы сказки ночами плели,
Чтобы тихо года шелестели,
Чтобы детство забыть не могли.
Правда, я постарею немного.
Но душой буду юн, как они,
И просить буду доброго бога,
Чтоб продлил мои грешные дни.
Вырастут доченьки,
Доченьки мои.
Будут у них ноченьки,
Будут соловьи.
А закроют доченьки
Оченьки мои,
Мне споют на кладбище
Те же соловьи.
Моя душечка, моя ласточка,
Взор суровый свой прогони.
Иль не видишь ты, как измучен я?!
Пожалей меня, не гони!
Не лукавьте, не лукавьте!
Ваша песня не нова.
Ах, оставьте, ах, оставьте!
Все слова, слова, слова…
Моя душечка, моя ласточка,
Я нашел в тебе, что искал.
Пожалей меня, не гони меня,
Как измучен я и устал.
Не лукавьте, не лукавьте…
Ты любовь моя, ты вся жизнь моя,
За тебя весь мир я б отдал.
Верь мне, милая, верь, желанная, —
Никогда я так не страдал.
Не лукавьте, не лукавьте…
582. Отцвели хризантемы[588]
В том саду, где мы с вами встретились,
Ваш любимый куст хризантем расцвел,
И в моей груди расцвело тогда
Чувство яркое нежной любви.
Отцвели уж давно
Хризантемы в саду,
Но любовь всё живет
В моем сердце больном.
Опустел наш сад, вас давно уж нет,
Я брожу один весь измученный,
И невольные слезы катятся
Пред увядшим кустом хризантем…
583. «Я не вернусь, душа дрожит от боли…»[589]
Я не вернусь, душа дрожит от боли,
Я страсти призраком, поверь, не обманусь…
Достойным быть мне хватит силы воли,
Ты так и знай, я не вернусь.
В чужом краю, ко всем страстям холодный,
Страдальцем дни скорей влачить решусь.
Оковы прочь, хочу я быть свободным.
О, не зови, я не вернусь.
Не посылай своих мне писем милых,
Я этих строк любви, лукавых строк боюсь.
Не обещай, чего ты дать не в силах,
Да-да, мой друг, я не вернусь.
Ведь я ушел, тебя не проклиная,
А сделать зла тебе не соглашусь.
Покоя ждет душа моя больная.
О, пощади… Я не вернусь.