Александр Хабаров
Империя зла (Книга стихов)
Темен приют земной
ночь светла
Поговори со мной
Империя зла
Поговори со мной
Родина радио
Встань за меня стеной
Склонись над раною
Утешь меня рука Москвы
Тяжелая
Подай червончик из мошны
Зря что ли шел я
По черным путям
По лесам по окраинам
Сам Окаянным
Каином
Шел сметая следы
Свинцовым веничком
Много беды-воды
высохло времечком
И под ногами
Белым-бела
Кишела врагами
Империя зла
Ночь катится шаром. Под хруст костей
Слюною брызжет служба новостей…
Враг на экране, враг уже повсюду,
Он на дворе скулит среди собак,
Он во дворце примеривает фрак
И водку плещет в царскую посуду.
Сейчас он выйдет вон из тех ворот,
Дыхнет едва — и дерево умрет,
Заикой станет бедная сиротка,
Застрелится у гроба караул,
Ощерится кинжалами аул,
Прольется кровь, и кровью станет водка…
Отделятся: от Марса Колыма,
Душа — от тела, тело — от ума;
Взорвутся терминалы в Эмиратах;
Падет звезда; свихнется конвоир…
Я выключаю этот странный мир,
Где места нет для нас — святых, проклятых
…Ух, как много сытых и красивых,
Вспоенных в креветочных пивных,
Вскормленных в семидесяти силах
Может быть, их больше, чем живых…
Вот они проходят мимо храма,
Исчезая в снежной пелене,
И никто-никто не крикнет: "Мама!
Что за млеко ты давала мне?
Что за песни, страшные такие,
Ты мне пела, пьяненькая тварь?
Задыхаюсь, ма, от ностальгии,
Умираю, бля, туши фонарь!.."
Не кричат. Уходят — мимо, мимо,
Волоча по снегу кашемир.
Вот они проходят мимо Рима,
Кровь чужую сплевывая в мир.
Вот они на берегах Босфора,
Вот они уже у стен Кремля… …
Вот они — присели у забора
Замутить крутые нифеля.
А потом попрыгали в машины
И умчались, Богу вопреки,
Напрягать сиреневые жилы
И сбивать стальные кулаки.
Звякнул колокольчик на разборке,
Клацнула курками борзота:
Вот те, падла, отдых на Майорке
Ошуюю Господа Христа.
Вот тебе, браток, стишок на ёлке
И вальсок на бале выпускном…
Зря тебя любили комсомолки
Те, что стали тёлками потом.
Понесут, жалея братским: "Хули?…
И хирург зашьётся до утра,
Вынимая душу, словно пулю,
Из живого вроде бы нутра…
За четверть зелена винца
Купил я нож у молодца.
Спасал от голода семью
К ноябрьским заколол свинью.
А у соседа — лучше нож…
Таким и Родину спасёшь.
***
Часовые державы уснули,
потому-то она умерла,
и тяжелые братские пули
в черном теле своем обрела.
Положили на светлые очи
неотмытые чьи-то рубли,
и зарыл её пьяный рабочий
в восемь соток бесплодной земли…
Не от тяжких трудов, а от легкой руки
я пальто заложил и продал башмаки;
вот уж тело висит на костях барахлом
приценился какой-то к нему костолом…
В ход пошли пепелище, жилище, трава;
песней звякнула медь — разменял на слова.
Ночь сменял на зарю, а зарю — на пальто.
Ну, и кто я теперь? А теперь я — никто.
Ничего своего, ни лица, ни кольца;
скоро крикнут: вяжите его, подлеца!
Но спроста не возьмешь, я и сам с хитрецой,
голосок обменял на другой, с хрипотцой…
Встану в очередь красно-коричневых лиц,
накуплю вермишели, портвейну, яиц;
когда грянут "Варяг" — подпою втихаря:
нате, братцы, пальто! Вот вам, братцы, заря!
И прикинусь, что нищ, что, как перст, одинок…
А начнут выкликать — обману, что стрелок;
И в секрет попрошусь — меж камней, среди лип…
А как выстрелят в грудь — обману, что погиб…
Русь моя черная
Пьяная битая
Девка оффшорная
Терном увитая
Вот она тащится
С сумочкой нищенской
В камушки плачется
Влагой мытищинской
В белой накидочке
В кофточке плисовой
Легок на ниточке
Крест кипарисовый
Тропки немерены
Ножки исколоты
Ангелом велено
Выйти из города
В горы безлесные
В села с погостами
В Царство Небесное
Слава Те Господи
Эх, лиха беда — начало!
Дайте в руки мне гармонь,
Чтобы душу раскачала
Неумелая ладонь!
Эх, пройдусь, лады терзая,
Отпою кого-нибудь!
Попляши-ка, волчья стая,
Рви клыками белу грудь!
Ночь темнее, круг поуже.
Рвется пташкою душа.
Я за нож, а морда — в луже,
И на откуп — ни гроша.
Ах вы, волки, злые звери,
Отпустите мужика!
Я уйду в другие двери,
Я попал не в те века!
Что за танцы без любови?
Что за песня — грудь в огне?
Что-то, братцы, много крови,
Что-то, волки, страшно мне!
Эх, гармошка, много бзика!..
Волчья шея без креста.
Пропади-ка ты, музыка,
Сгинь-рассыпься, сволота!
Не хочу плясать с волками!
Святый Боже, помоги!
Стукнул в землю каблуками
Расточилися враги.
Затерялся в поле чистом,
Не отыщешь без огня.
Ох, не буду гармонистом
Помолитесь за меня.
Шмон длился три часа. Изъяли, суки,
Часы "Победа", галстук и шнурок,
Чтоб кольца снять — ножом пилили руки,
И вытирали кровь о свитерок.
Изъяли все, что падало со звоном,
Все, что горело и давало свет,
Все то, что поднималось над законом,
Над миром, где, казалось, Бога нет…
Изъяли все, что истинным считалось,
И я взмолился: "Упаси, Господь,
Чтоб не нашли заточенную жалость
И милости надкусанный ломоть".
Поезд шел, как линкор, рассекая Сибирь
На равнины, озера, хребты.
За кирзой голенища точеный снегирь
Всем врагам уготовил кранты.
Вылетали смешки из прокуренных уст.
Шевелилась на полках братва.
Эти полки придумал, конечно, Прокруст…
Несомненно, он был — голова!
По проходу сновал разбитной старшина,
Приросла к автомату рука.
Засыпала в сугробах хмельная страна.
Не сходил матерок с языка.
Поезд шел, отделяя от плевел зерно,
Словно тело от кожи людской.
За спиною — темно; никого — заодно…
Путь далек, и тревожен покой…
Ночь за ночью, как будто уж времени нет…
Стык за стыком — и желтый флажок.
От Москвы до Иркутска — две тысячи лет.
А обратно — в сторонку прыжок.
Зачем, скажи, мне белая рубаха?
В таких идут на смерть, отринув страх;
В таких рубахах, брат, играют Баха,
А не сидят за картами в Крестах.
Пора менять свободное обличье
На черный чай, на сигаретный дым,
Пора сдирать овечье, резать птичье,
Пора обзаводиться золотым.
Пора точить стальное втихомолку
Под скрип зубов, под крики из ночей.
Пора отдать без спора волчье — волку,
А человечье — своре сволочей.
Пора искать надежную дорогу
Туда, на волю — Родину, сиречь…
Пора отдать вон то, святое, Богу,
А это, в пятнах, — незаметно сжечь.
Пора идти, не предаваясь страху,
На острый взгляд и на тупой оскал;
Ведь для чего-то белую рубаху
Я в этом черном мире отыскал?
Я устал от верности словам,
От любви, свершившейся как смерть,
Я устал идти по головам,
Презирая травяную твердь.
Я устал от голода и тьмы,
Беспросветной как любовь, как страх…
Я устал держать святое "мы"
Сигареткой в собственных устах.
Я устал кричать во все концы,
Собирать безликую толпу.
Я устал — так устают жнецы
Убивать собратьев по серпу.
Я устал от города-дыры,
От дорог и от звериных троп;
Я, как волхв, тащу свои дары,
Волчьей мордой падая в сугроб.
Я устал от всех ремней и пут,
Что растерли плечи до костей.
Я устал — так дети устают
Ненавидеть остальных детей.
