Константин Бальмонт - Птицы в воздухе. Строки напевные

Мы уйдем на закате багряного дня

В наш наполненный птичьими криками сад.

Слушай их, меж ветвей. Или слушай меня.

Я с тобой говорю — как они говорят.

Миновала зима. И в воздушность маня,

Это — сердце душе говорит через взгляд.

Эти птицы поют о дрожаньях Огня.

Их понять торопись. Пропоют, улетят.

Мы вольные птицы, мы дважды рожденные,

     Для жизни, и жизни живой.

Мы были во тьме, от Небес огражденные,

     В молчаньи, в тюрьме круговой.

Мы были как бы в саркофагной овальности,

     Все то же, все то же, все то ж.

Но вот всколыхнулась безгласность печальности,

     Живу я — мой друг — ты живешь.

Мы пьяность, мы птицы, мы дважды рожденные,

     Нам крылья, нам крылья даны.

Как жутко умчаться в провалы бездонные,

     Как странно глядеть с вышины.

Душа откуда-то приносится Ветрами,

     Чтоб жить, светясь в земных телах.

Она, свободная, как вихрь владеет нами,

     В обманно-смертных наших снах.

Она как молния, она как буревестник,

     Как ускользающий фрегат,

Как воскрешающий — отшедших в смерть —

                               кудесник,

С которым духи говорят.

Душа — красивая, она смеется с нами,

     Она поет на темном дне.

И как приносится, уносится с Ветрами,

     Чтоб жить в безмерной вышине.

Летом, в месяце Июле,

В дни, когда пьянеет Солнце,

     Много странных есть вещей

     В хмеле солнечных лучей.

Стонет лес в громовом гуле,

Молний блеск—огонь червонца.

     Все кругом меняет вид,

     Самый воздух ум пьянит.

Воздух видно. Дымка. Парит.

Воздух словно весь расплавлен.

     В чащу леса поскорей,

     Вглубь, с желанною твоей.

В мозге нежный звон ударит,

Сердце тут, а ум оставлен.

     Тело к телу тесно льнет.

     Праздник тела. Счастье. Вот.

Ночь приходит. Всем известно,

Ночь Иванова колдует.

     Звездный папоротник рви.

     Миг поет в твоей крови.

Пляшет пламя повсеместно.

Мглу огонь светло целует.

     Где костры сильней горят,

     Ройся глубже, вспыхнет клад.

Хорошо цветут цветы, украшая сад.

Хорошо, что в нем поспел красный виноград.

Был он красным, темным стал, синий он теперь.

Хорошо, что вход раскрыт — что закрыта дверь.

Чрез раскрытый вход вошел жаждущий намек.

И расцвел, и нежно цвел, между нас цветок.

Виноград вбирал огни. Будет. Суждено.

Счастье. Дверь скорей замкни. Будем пить вино.

Пчела летит на красные цветы,

Отсюда мед и воск и свечи.

Пчела летит на желтые цветы,

На темносиние. А ты, мечта, а ты,

Какой желаешь с миром встречи?

Пчела звенит и строит улей свой,

Пчела принесена с Венеры.

Свет Солнца в ней с Вечернею Звездой.

Мечта, отяжелей, но пылью цветовой,

Ты свет зажжешь нам, свечи веры.

Пусть Хаос хохочет и пляшет во мне,

Тот хохот пророчит звезду в вышине.

Кто любит стремительность пенной волны,

Тот может увидеть жемчужные сны.

Кто в сердце лелеет восторг и беду,

Тот новую выбросит Миру звезду.

Кто любит разорванность пляшущих вод,

Тот знает, как Хаос красиво поет.

О, звезды морские, кружитесь во мне,

Смешинки, рождайтесь в рассыпчатом сне.

Потопим добро грузовых кораблей,

И будем смеяться над страхом людей.

Красивы глаза у тоскующих вдов,

Красиво рождение новых цветов.

И жизни оборванной белую нить

Красиво румяной зарей оттенить.

Пусть волны сменяются новой волной,

Я знаю, что будет черед и за мной.

И в смехе, и в страхе есть очередь мне,

Кружитесь, смешинки, в мерцающем сне.

Скрипку слушал я вчера

О, как звонко трепетала,

Человечески рыдала

Эта тонкая игра.

В нарастающем ручье,

Убедительном, разливном,

Так мучительно призывном,

Дух подобен был змее.

Бриллиантовой змеей

Развернул свои он звенья,

Вовлекал в свои мученья,

И владел моей душой.

И пока он пел и пел,

Увидал я, лунно-сонный,

Как двойник мой озаренный

Отошел в иной предел.

Был он в море белых роз,

С кем-то белым там встречался,

С ярким звуком оборвался,

И вернулся в брызгах слез.

Золото лучистое я в сказку хороню,

Серебро сквозистое приобщаю к дню.

Золото досталось мне от Солнца, с вышины,

Серебро — от матовой молодой Луны.

Песнь моя — разливная, цветут кругом луга,

Сказку-песнь убрал я всю в скатны жемчуга.

Жемчуг тот — из частых звезд, звезд и слез

                                     людских,

Мысли сердца — берега, сердце — звонкий стих.

Взводень, бурное волненье,

Беломорский ветер встал,

Волны взвел, затеял пенье,

Загудел, зарокотал.

И волну на море Белом

В вал косматый превратил,

В торжестве освирепелом

Взводит стаю водных сил.

Строит город многостенный,

В каждой капле быстрый глаз,

Взводень стал — и с шумом, пенный,

Своды рушил, веселясь.

Я решил своим весельем

Разрушать чужую грусть.

Вы, объятые похмельем,

Я вас знаю наизусть.

Ваши деды были пьяны

Властным хмелем смелых грез,

Знали сказочные страны,

Счастье им не раз зажглось.

Счастье им всегда светило,

Не гнела их мысли мгла,

Оттого, что в сердце сила

Не подавлена была.

Вы же, в хмеле видя зелье,

Видя в грезах только яд,

Скучным обликом похмелья

Заслонили вешний сад.

Сад смеялся вам цветами,

Здесь мы каждый миг в саду,

Но кошмар владеет вами,

В утомительном бреду.

Вы замкнули сердце в клетке,

И дивитесь — нет цветов,

Лист сухой на мертвой ветке —

Символ пасмурных умов.

Мне-то что! Я хмель веселый.

Мне-то что! Я вьюсь и вьюсь

Вкруг меня мелькают пчелы,

С каждой соком я делюсь.

Зыбко светят крылья-краски

Мотыльков и пестрых мух,

Нежный ветер шепчет сказки,

Песней ласки входит в слух,

Эй вы, хмурые, идите,

Уж и вас развеселю,

Хмель прядет цветные нити,

Всех пьяню я, все люблю.

Царь царю послал подарок,

И сказал через посла.

Край твой дальний пышно-жарок,

Мощь твоя светла.

Я же — Северного края

Бранно-льдяный властелин

Буду — данник, только зная

Свет снегов и льдин.

Дар его был мех богатый,

Белый царский горностай,

Три копья, и шлем крылатый,

Брату, в Южный край.

Счастлив был властитель Южный

Слышать слово, видеть дар,

В ожерелье, в круг жемчужный

Вделал символ чар.

Круговой излом рубина

Вделал в жемчуг круговой:—

Два нас, в мире, властелина,

Двое нас с тобой.

Отослал он, благодарный,

Ожерелье в царство льдов,

В дивный край луны полярной,

Царственных снегов.

И свершилося с царями

Чарованье сил иных.

Южный край покрылся льдами,

Говор в нем затих.

Словно копья — льдов изломы,

Южный край воздушно-нем.

Стынут царские хоромы,

Светит царский шлем.

Между тем, как камень красный,

Встал на Севере закат,

Весь — живой, цветочно-страстный,

Встал, как пышный сад.

И под облаком жемчужным

Стынет там другой один,

Дух полярный с сердцем Южным,