Ольга Лазорева
Григорий Грег «Капли крови»
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
* * *
Писать стихи я начал с раннего детства, а оно было так давно, что даже страшно называть эти даты. Понимаю, что многие хотели бы узнать, кто я, как меня зовут, сколько мне лет. Но разве не лучше понять душу поэта через его стихи? Разве не лучше познавать чужой интимный мир через творчество!
Хочу в предисловии ответить на главный вопрос, который мучает всех, кто знаком с моими стихами. Да, я был вампиром. Все мы проходим определенный путь, мой – именно таков. Проклятие нашего рода существует по сей день, и все самоубийцы рода становятся вампирами. Этого не изменить.
И я был таким. Я не просто умер в той петле и оказался навеки в аду, куда попадают все самоубийцы, меня ждала другая участь. Я стал вампиром и существовал в таком облике больше ста лет. Если бы не любовь Лады, то, по всей видимости, я по сей день оставался бы живым исчадием ада. Но я сделал все возможное и невозможное, чтобы вернуть себе человеческий облик и мою бессмертную душу.
Несомненно, после обратного превращения я уже не тот юный Григорий, который жил больше ста лет назад, но я стараюсь существовать в гармонии с миром.
И главное – я снова могу писать стихи. А это единственное мое предназначение в жизни. И еще любовь к моей жене Ладе. Только эти два вектора направляют меня.
В сборник я решил вставить кое-что из моих дневников, чтобы непосвященным читателям были более понятны некоторые мотивы моих творений.
Григорий Грег
Часть первая. Черная вязь готики.
Из дневниковых записей начала XXI века:
«Я больше не вампир. Но пройти такой жуткий вековой опыт бесследно не мог. Моя психика пытается освободиться от многого, и я понимаю этот процесс, принимаю и пытаюсь облегчить его. И лучший способ – стихи. Я живу, люблю, пишу и будто снова обретаю себя. Знаю, что некоторые стихи могут показаться странными обычному человеку, но это мои оставшиеся от вампирской жизни эмоции, облеченные в поэтическую форму. Мне становится легче, когда я изливаю их на бумагу».
Налиты, будто кровью, лепестки.
Бутон алеет, роза дышит страстью.
И крылья черной тянущей тоски
вниз опустились… Но печаль не гаснет.
Пылает роза жизнью огневой.
Вдруг пальцы ледяные отогреет,
и глаз прозрачных мертвенный покой
она наполнить радостью сумеет?
Но нет, душа мертва… И розы цвет
лишь вызовет холодную улыбку,
напомнив яркий красочный рассвет
из прошлого, где жизнь была ошибкой.
Бутон – в кулак. Убита красота.
И кажется, что пальцы кровь пятнает.
И стебель сломан. Болью острота
шипов вонзившихся ладонь пронзает.
Боль отрезвляет. Выброшен бутон.
Прекрасное не оживило холод.
Лишь кровь насытит. Красной розы тон
не утолит обманом вечный голод…
* * *
Как роза яркая, так кровь красна.
И разум мой пылает вновь пожаром.
Но видел я за сотню лет немало.
И лучше – роза! Вот за кровь цена.
Росинок капли отливают алым…
* * *
Из дневниковых записей 20-х годов ХХ века:
«Вампиры… Я знаю, каково это! И главное в подобной сущности – пустота, жестокость, зло и ненасытная жажда убить человека и насытиться его кровью.
И вот я больше не вампир. Однако моя чувствительность после превращения настолько обострена, что я чую среди обычных на вид людей настоящую вампирскую суть. Они бледны, выглядят постоянно вялыми, глаза – мутные и пустые, они редко улыбаются и всегда ищут общества других людей, особенно пышущих здоровьем «живчиков». Они словно приклеиваются к ним и странно оживляются через какое-то время общения, даже румянец на бледных щеках появляется. А вот «живчики» наоборот как-то тускнеют. Кстати, многие чуют на подсознательном уровне опасность и стараются избегать общения с энергетическими вампирами. Но настоящая беда, когда создается пара, в которой один из партнеров – вампир. Он (или она) непременно высосет все жизненные соки из любимого. Обычно такие беззащитные источники энергии чувствуют себя все хуже, бледнеют, худеют, начинают болеть. Часто такой союз заканчивается для них смертью».
Ты так легко берешь чужое:
чужой румянец ярких щек,
сиянье взгляда золотое,
и кожи юной нежный шелк…
Все впитываешь, словно губка
в безумной жажде – взять, вобрав.
Смотреть в глаза твои так жутко!
В них горький яд и черный ад.
В них закрутились злые вихри,
чужие души унося.
А чувства сжались и затихли,
и стынет кровь, любовь гася…
И вновь легко берешь чужое.
Но не горит огонь не твой,
не греет сердце ледяное.
И ты наполнен… пустотой.
И вновь смертельно затоскуешь,
шелк разорвешь. Жизнь – маята!
Охота вечная впустую.
Твоя душа мертва, мертва…
«Что ранит нас сильнее? Не любовь!..»
Что ранит нас сильнее? Не любовь!
Мы не выносим милых равнодушье.
Их холодность для нас сродни удушью.
Но, задыхаясь, мы готовы вновь
отдать им все: и кровь, и жизнь, и душу…
* * *
Из дневниковых записей начала ХХI века:
«У меня сейчас особое отношение к розам. И это сказывается на творчестве. Символ розы меня безумно привлекает.
Когда я был вампиром, то странно мучило это проклятие: нельзя касаться роз, особенно алого цвета. Это причиняло жгучую боль. А если шипы вонзались в кожу, то раны от их проникновения не заживали долго, словно под кожу попадал смертельный яд.
А все потому, что роза – божественный цветок.
Я изучил христианскую символику:
Божья Матерь всегда сидит в розовом саду или в розовых кущах;
крест в сочетании с пятью лепестками розы – символ Воскресения и радости;
«Розовый Сад» – символ рая и место мистического брака;
красная роза – христианский символ земного мира;
шип розы – страдание, смерть; христианский символ греха;
вместе с лилией занимает место восточного лотоса – мистическая роза – его символический аналог;
цветок розы на надгробии мученика – это знак надежды на воскресение из мертвых».
Я часто вижу странную картину:
твое лицо как будто в рамке льда,
и изморозью, словно паутиной,
покрыты щеки, губы, гладкость лба…
Меня виденье странное тревожит.
Что растопить застывший образ сможет?
Вниз голова опущена устало,
на русых прядях иней серебрит…
Дарю я розу. В мертвой стуже ало
она у губ твоих огнем горит.
Меня виденье странное тревожит.
Но я надеюсь – розы жар поможет!
Ты поднимаешь влажные ресницы,
вдыхаешь алой розы аромат.
И лед бесследно тает. И искрится,
теплом сияет твой оживший взгляд.
Меня виденье больше не тревожит.
Я знаю – жар любви тебе поможет!
Любовь такая алая,
любовь такая нежная,
как роза бархатистая,
раскрытая и свежая.
Так греет, так ласкается,
так манит клятвой вечности.
И сердце раскрывается
в доверчивой беспечности.
Душа в восторге тянется
к бутону ярко-алому.
Но о шипы вдруг ранится,
измучена, обманута.
Зачем такая яркая?
Зачем такая нежная?
Любовь – как роза алая,
цветет мгновенье в вечности.
«Я так давно забыл о солнце…»
Я так давно забыл о солнце,
не манят звезды, лунный свет.
Никто не тешит злое сердце,
ничто не вызывает смех.
Я так давно забыл о доме,
где мы с любимою вдвоем
в душевном мире и покое…
Но мира в сердце нет моем.
Я позабыл и страсть и верность.
Утратил на любовь права.
Во мне лишь пустоты безмерность,
бездонный ранящий провал.
Ты видишь тьму, она пугает,
но жжет тебя любви костер.
И жажда страсти нарастает,
а страх твой будто кто-то стер.
И глаз моих так манит бездна!
Любви неодолима власть.
Сопротивляться бесполезно.
Лететь в ад, в пропасть. И – пропасть!
И ты летишь во мрак колодца.
Любовь толкает за черту…
Но в бездне глаз ты видишь – солнце,
горящее сквозь черноту.
Твоя ошибка в том, что ты не понял,
не разглядел в пришедшем ничего.
А дар небес упал тебе в ладони.
Ты подержал и выпустил его.
Ты вдруг решил, что это просто мячик
для новой увлекательной игры.
Тебе ведь скучно! Пусть в руках поскачет,
тебя поразвлекая до поры.
И поиграв любовью так недолго,
ее ты ненароком отпустил.
Стал жить, как прежде, «одиноким волком».
Но пустоту внезапно ощутил.
Исчезли радость, легкость и беспечность.
В глазах погасли искорки огня.
Ты понял все. Но безвозвратно Вечность
ушла, лишив бессмертия тебя.
* * *
Из дневниковых записей 20-х годов ХХ века:
