Алексей Бабий - Стихи

Как умру, похороните
На седьминской горке.
На могилу положите
Три тетрадных корки.
После смерти вспомяните:
Жил, мол, был мальчишка.
Задружился, простудился,
Подвело сердчишко…

Деревня, где скучал Евгений,
Была красивый уголок.
Там друг рыбацких наслаждений
Благословить бы небо мог.
Тут, мой читатель удивлённый,
Пред градом сим уединённым,
Мы остановимся. Вдали
Пред мной пестрели и цвели
Поля и нивы золотые.
Дома мелькали. Здесь и там
Стада ходили по лугам,
И ветви простирал густые
Огромный лес. То бишь тайга.
Но здесь была уже нога!

Служа в охране у тоннеля,
Охотник был его отец.
К тому же был приучен Женя,
И стал охотник наконец.
Сызмала плавал в лодке он,
Ловил «торпедой», сети ставил..
Сам был к воде он приучён,
А также и меня заставил…
Учил меня веслом он гресть,
И править лодкой на теченьи,
Ловить то краткое мгновенье,
Когда ко брегу её свесть.

Допрыгался…Открылись очи,
И я подумал, что влюблён.

Сначала я с глухой досадой
За сим событием следил.
Но вскоре я уже увлёкся
И по наклонной поволокся…

Смеюсь теперь я над вниманьем,
С которым я за ней следил.
Воспринимаю с диким ржаньем
Стихи, что ей я посвятил…

Двадцатый век,
Е-е
Квартира номер шесть…
И человек,
Е-е
Там интересный есть:
В штаны одет,
Е-е,
Нечесан и немыт,
Его завидев, даже Жека
В свой интернат бежит…
Е-е-е, человече!
Е-е-е, или нет?
Е-е-е, покалечен?
Е-е-е, не задет…

Как взглянешь на меня, так сразу
Лишаюсь духа я, как атом электронов.
Твой взгляд… Твой взгляд подобен плазме,
Прорвавшейся сквозь поле плазмотрона.
От взгляда этого я поднимаюсь
На высший уровень, на дальнюю орбиту
И, как фотоны, вирши испускаю.
Ион я — дух мой возврати ты!

Иногда я бродил один,
Вечерами, когда смеркалось…
Все дороги ведут в Рим,
Все тропинки ведут к вокзалу…
Я тебя никогда не любил,
Не ходил за тобой по пятам.
Все дороги ведут в Рим,
Все тропинки ведут на вокзал…
Мне плевать, любишь ли ты:
Было б раздолье стихам.
Все дороги ведут в Рим,
Все тропинки ведут на вокзал…
С кем захочешь, с тем и ходи.
И всегда на моих глазах.
Все дороги ведут в Рим,
Все тропинки ведут на вокзал…

— Смотри, звезда, устав светить, упала — сквозь Орионово плечо!
— Чо?
— Ты слышал? Люди на Луне?
— Не.
— Гляди-ка, звёзды. Много их…
— Псих!

Я — не поэт. Я — виршеплёт,
Который только ради рифмы
Из слов конструкции плетёт
Без выражения и смысла.

Стихи — это кванты душевной энергии:
Когда от души меня вдарит что-нибудь,
Я излучаю не вольты, не эрги:
Я излучаю рифм мегатонны…

Быстрый вечер. И костёр.
День в хождениях прошёл.
Хорошо!
Пламя лижет бок ведра,
Все кружочком у костра…
И пора!

Не хочется и хочется влюбиться,
И есть кого, и некого любить.
Не хочется и хочется добиться,
Чтоб для кого-то самым нужным быть.
Не хочется и хочется рвануться,
Одним прыжком барьер покоя взять.
Я даже не боялся бы споткнуться,
Я даже не боялся бы страдать…
Не хочется и хочется метаться,
Гореть мечтой о встрече, ревновать,
Надеяться, томиться, волноваться,
И волосы родные целовать…

Фильм идёт про цинизм и подлость
Идёт обвинение грязи и злу
А в зале слышен (подумать только)
С седьмого ряда — гитары звук.
Сидят, ухмыляясь, встречают смехом
Души отцовской отчаянный крик.
И в их сердцах не слышится эхо
Чужих волнений, чужих обид.
Для них основное — они сами,
Сомнения в себе их не грызут.
Им всё бы смотреть за чужими глазами,
Не видя бревна в своём глазу.
А если упрямый, а если строптивый,
А если кинул правду в лицо,
«А ну-ка выйдем, щенок паршивый,
Сейчас мы тебе покажем кинцо!»
Послушайте, люди! Ведь эта зараза
Самим вам, ну вам же мешает жить!
И стыдно, и больно тому, кто ни разу
Её не пытался остановить.

Глупое положение — тет-а-тет,
Или вроде того:
У меня подходящих слов нет,
Чтоб описать его…
Хочешь сказать о том, что в душе,
О том, что волнует ум,
Но речь зашла далеко уже
От этих заветных дум…
И трепешь о лестницах, фонарях,
Про вечер на Новый год.
О разных прочих дурацких вещах,
И шиш закроешь рот.
Закрыл. Гнетущая тишина,
И только снега скрип.
В мозгу — холодная война.
Кто победит?
И снова лестницы, фонари,
И снова Новый год…
И снова откуда-то кучи бери
Натянутых острот.

Барабан мой, барабан,
Мой зелёненький пузан!
Только ты один мне верен,
И в тебе лишь я уверен!
Не обманешь, не продашь,
Не возьмёшь на карандаш…
Не зарежешь, не разлюбишь,
Вечным другом моим будешь.

Вот уже который раз
Я вам спою про десятый класс.
Как известно, лучше нет
Класса
И это — не секрет.
Как по школе он идёт,
Всё бушует и ревёт
Стулья в щепы, сумки в прах,
Ах!
Десятый класс — на педсовет,
Десятому классу дают советы:
«Десятый класс! Подавай пример!
Десятый класс не знает меры!
Десятый класс — могучая рать!
Десятому классу нужно встать!»
Ай!
Только мы не знаем меры,
Не хотим давать примеры,
Знаем, что мы — могучая рать,
Только нам неохота вставать!
Мы уж лучше
Посидим,
И в окошко
Поглядим.
А за окошком играют в снежки,
А ты печально стоишь у доски,
Смотришь на класс с немою тоской.
Ой!

Я мозоли набил авторучкой,
И на сердце мозоли набил…
Мне осталось — лишь снимков кучка,
Да стихи о том, что любил…

Горе, радость или боль,
Всё своё ношу с собой.
Никому не расскажу,
Ничего не покажу.
Если скучно — буду ржать,
Если весело — скучать.
Если горько — улыбаться,
Если худо — не сдаваться.
Чтоб никто не догадался,
Кем я был и кем остался.
Чтобы все вокруг забыли,
Что с тобою мы любили.

Я иногда, уткнувшись
Дома в стекло оконное,
Вспоминаю, как рушилось
Счастье, двоим дарёное,

Рушилось в громе молчания,
В треске взглядов случайных…
В горечи непонимания
Вещей совсем тривиальных.

А мне всё хотелось крикнуть:
«Я не могу так больше!»
А я надевал улыбку
И корчил веселые рожи.

А я хохотал натужно,
Строил рубаху-парня,
Душу себе поганя.
…Всё это было не нужно.