Гийом Аполлинер
Бестиарий, или Кортеж Орфея с примечаниями Гийома Аполлинера
ОРФЕЙ
Что может быть сильней, глубинней
И благородней этих линий?[1]
Как будто свет зовет на свет из тени мглистой,
Как мы читаем у Гермеса Трисмегиста.[2]
ЧЕРЕПАХА
Из Фракии волшебной[3] миру
Как волшебство явил я лиру.
Спешит зверье, оставив страхи,
На зов струны — и черепахи!
КОНЬ
Хочу тебя взнуздать! И мне так часто снится,
Что триумфальная грохочет колесница,[4]
И что в мои стихи вцепился хваткий Рок,
Как в вожжи, свитые из лучших в мире строк.
ТИБЕТСКАЯ КОЗА
Шерсть этих коз и то руно, мой друг,
Что стоило Язону стольких мук{2},
Поверь, не стоят даже завитка
Тех кос, к которым льнет моя рука.
ЗМЕЙ
Красоту не ценишь ты нимало.
Сколько же прелестных женщин стало
Жертвами безжалостного жала!
Ева, Клеопатра… Видит Бог,
Я еще прибавил бы двух-трех.
КОШКА
Хочу, чтобы со мной жила
Благоразумная жена
В уюте, с книжками и киской,
И чтоб душа была жива
Теплом души — живой и близкой.
ЛЕВ
О лев! Не лев — одно название:
Монарх, бессильный воцариться.
Теперь ты в Гамбурге, в Германии,
Царишь — за прутьями зверинца.
ЗАЯЦ
У зайцев и влюбленных две напасти:
Они дрожат от страха и от страсти.
С них не бери пример. Его бери
С зайчихи — и твори, твори, твори![5]
КРОЛИК
Вот братец-кролик в закутке
Он от меня бежит в поспешности.
Живет он в кроличьем садке
В саду Любви и в царстве Нежности.
ВЕРБЛЮД
Дон Педро, принц, на четырех
Верблюдах в дальний путь пустился,
Мир осмотрел — и восхитился.[6]
И я бы мог… А чем я плох?
Еще б верблюдов. Четырех!
МЫШЬ
Мелькают дни друг другу вслед,
Как мыши времени, — и что же?
Я прожил двадцать восемь лет.
До крошки сгложен я, о Боже!
СЛОН
Мои слова — иным забава:
Они как бивни у слона.
О мертвый пурпур!.. Бремя славы
Лишь вы окупите, слова.
ОРФЕЙ
Взгляните на тысячи ножек
И глазок — кого ни возьми:
Клещей, коловраток и блошек
Все будут чудесней семи
Чудес на земле и чудесней
Дворца Розамунды из песни![7]
ГУСЕНИЦА
Трудись, поэт, не предавайся сплину
Дорога к процветанью нелегка!
Так над цветком гнет гусеница спину,
Пока не превратится в мотылька.
МУХА
На севере есть мухи-божества,[8]
И с ними наши, местные, поладили
И часто распевают вслух слова,
Которые услышали в Лапландии.
БЛОХА
Блоха, возлюбленная, друг
Все любят нас. Жестокий круг!
Вся наша кровь до капли — им!
Несчастен тот, кто так любим.
АКРИДА
Была акрида неспроста
Едой святого Иоанна.[9]
Будь также, лирика, проста
И только избранным желанна!
ОРФЕЙ
Пусть будут небеса — водой, приманкой — сердце.
В речную ли волну, в морскую ли всмотреться
Кто сыщется среди кувшинок иль медуз
Божественный, как Ты, Спаситель, ИИСУС?{3}
ДЕЛЬФИН
Дельфин резвится — но волна
Всегда горька и солона.
Где радость? Встречусь ли я с нею?
Все горше жизнь, все солонее.
СПРУТ
Чернила выпустит — и вот
Со смаком кровь друзей сосет.
Такого лакомку видали?
Кто се чудовище? Не я ли?
МЕДУЗА
О бедные медузы, с бурой
Растрепанною шевелюрой,
Вы ждете не дождетесь бури
А это и в моей натуре!
РАК
Сомнение, моя отрада,
С тобой, как раки, мы вдвоем,
Идя вперед, ползем назад, а
Назад идя, вперед ползем.
КАРП
Живете вы в садке, в запруде,
Подоле, чем иные люди.
Вы так печальны, что, поверьте,
Вас, карпы, жаль — и нам, и смерти.
ОРФЕЙ
Зимородок, Купидон
И Сирены — как споют нам,
Отзовется сладкий звон
Стоном смертным, страхом смутным.[10]
Нет, не слушай пенье их
Слушай ангелов благих.
СИРЕНЫ
Откуда эта грусть, Сирены, и печаль,
Когда ваш нежный плач плывет в ночную даль?
Я полон отзвуков, я схож с морскою тьмою.
О эхо, мой корабль, зовущийся Судьбою!
ГОЛУБЬ
О голубь, нежность, дух святой,
Был сам Христос рожден тобой.
И я люблю Марию{4} — с ней
Дай обручиться мне скорей.
ПАВЛИН
Хвост распуская, эта птица
Всем демонстрирует наряд:
Своей красой она кичится,
При этом обнажая зад.
ФИЛИН
Как филин, сердце ухает в груди
Все ух да ух… Так в крест вбивают гвозди.
Все пыл, все кровь — хоть душу изгвозди.
Любимые, лишь вы меня не бросьте!
ИБИС
И я сойду, в тумане зыблясь,
В подземный мир — да будет так!
И на латыни мертвой ибис
Укажет мне мой путь во мрак.
БЫК
Вот херувим, рожденный бездной:[11]
Друзья, он славит рай небесный,
Где мы сойдемся, наконец,
Когда позволит нам Творец.[12]
Примечания Гийома Аполлинера
Что может быть сильней, глубинней
И благородней этих линий?
Похвала относится к линиям, из которых созданы иллюстрации превосходный орнамент этого поэтического дивертисмента.
Как будто свет зовет на свет из тени мглистой,
Как мы читаем у Гермеса Трисмегиста.
«Вскоре, — читаем мы в „Пимандре“ Гермеса Трисмегиста, — сгустилась тьма… и он пошел на невнятный возглас, казавшийся голосом света».
Рисунок, то есть линия — вот он, «голос света», не правда ли? Стоит свету выразить себя полностью — и все обретает свет. В сущности, живопись это речь света.
Орфей был уроженцем Фракии. Этот возвышенный поэт играл на лире, которую ему вручил Меркурий. Лира состояла из панциря черепахи, обклеенного в виде мембраны бычьей кожей, из двух рогов антилопы, подставки и струн, свитых из овечьих кишок. Такие же лиры Меркурий подарил Аполлону и Амфиону. Когда Орфей играл, навевая, даже дикие звери приходили послушать его шины. Орфей стал родоначальником всех наук, всех искусств. Созданный волшебством, он мог прорицать будущее и, словно христианин, предсказал пришествие СПАСИТЕЛЯ.
Хочу тебя взнуздать! И мне так часто снится,
Что триумфальная грохочет колесница…
Первым, кто оседлал Пегаса, был Беллерофонт{5}, когда он отправился на бой с Химерой. И в наши дни их немало, этих химер, но, прежде чем сразиться с той из них, кто самая большая ненавистница поэзии, следует взнуздать и даже запрячь Пегаса. Весьма ясно, что я хочу сказать.
…Его бери
С зайчихи — и твори, твори, твори!
Известно, что самки зайцев отличаются излишней плодовитостью.
Дон Педро, принц на четырех
Верблюдах в дальний путь пустился,
Мир осмотрел — и восхитился.
В знаменитом описании путешествия, озаглавленном «Historia del Infante D. Pedro de Portugal, en la que se reflete lo que le sucedio en le viaje que hizo cuando andivo las siete partes del mundo, compuesto por Gomez de Santistevan, uno de los doce que Uevo en su compania el infante»{6}, говорится, что Португальский принц дон Педро д'Альфарубейра посетил с двенадцатью спутниками семь частей мира. На четырех верблюдах путешественники проехали по Испании, добрались до Норвегии, а оттуда отправились в Вавилон и на Святую Землю. Португальский принц посетил также родину первосвященника Иоанна и через три года и четыре месяца вернулся домой.
