Джон Мильтон - Стихотворения

Джон Мильтон

Стихотворения

Переводы Ю. Корнеева

К ШЕКСПИРУ

К чему тебе, Шекспир наш бесподобный,

Величественный памятник надгробный?

Над местом, где твой прах святой зарыт,

Не надо строить вечных пирамид

Заслуживаешь большего по праву

Ты, первенец молвы, наперсник славы.

В сердцах у нас себе воздвиг ты сам

Нетленный и слепящий взоры храм.

Тебя не обессмертило ваянье,

Но множатся твоих трудов изданья,

И глубиной дельфийских строк твоих

Ты так дивишь всех, кто читает их,

Что каменеем мы от восхищенья,

И мрамор нашего воображенья

Идет тебе на монумент такой,

Под коим рад бы спать монарх любой.

ЭПИТАФИЯ УНИВЕРСИТЕТСКОМУ ВОЗНИЦЕ

Здесь Хобсона почтенного могила.

Смерть в грязь его на отдых уложила,

Не то б старик в ней все равно увяз

Дороги развезло теперь у нас.

Ловчее мир не видел человека,

И ведай смерть, что чуть ли не полвека

Меж Кембриджем и "Буллом" он сновал,

Однако шею так и не сломал,

Возница наш досель бы жил на свете.

Но прервала чума поездки эти,

И, мня, что прикатил наш вояжер

На свой последний постоялый двор,

Коль не спешит в дорогу, как бывало,

Смерть роль служанки для него сыграла,

Свела его туда, где ждал ночлег,

Раздела - и задула свет навек.

Так пусть ответят всем, кому он нужен!

"Наш Хобсон опочил, доев свой ужин".

ВТОРАЯ ЭПИТАФИЯ ЕМУ ЖЕ

Лежит здесь тот, кто жить и ныне б мог,

Когда бы не покинул облучок:

Он человек был крепкого закала,

Которому судьба предначертала

В пути быть постоянно для того,

Чтоб не сумела смерть настичь его.

Хоть время служит мерою движенья,

Движеньем время мерил он с рожденья

И, как часы, чей прекратился бег,

Остановясь на миг, умолк навек.

Хоть в парадоксы здесь не след пускаться,

Замечу, что от длительных вакаций

Он не набрался, а лишился сил

И дух не перевел, а испустил,

Свое здоровье подорвав бездельем,

От коего лечился добрым элем.

Он рек пред смертью: "Будет хлопотня!

Раз я не еду, пусть несут меня.

Хоть клясться - грех, клянусь: один возница

Не даст шести носильщикам лениться".

От легкой жизни сгрыз его недуг

Настолько в тягость был ему досуг,

И счел он праздность за такое бремя,

Что понял: умирать настало время,

Но и в последний миг твердил одно:

"Грузи смелей - доедем все равно!"

Ах, если б он свое не бросил дело,

Ему б вовек кончина не приспела,

И регулярней, чем отлив идет

Приливу вслед, возил бы взад-вперед

Он пассажиров, письма и пакеты.

А вот теперь его меж нами нету

В земле почиет он спокойным сном.

Лишь эта надпись говорит о нем.

ЭПИТАФИЯ МАРКИЗЕ УИНЧЕСТЕР

Под мрамором, что здесь стоит,

Маркиза Уинчестер спит,

Чей дед был граф, виконт - родитель.

В свою подземную обитель

Она с собою унесла

Ум и таланты без числа

В придачу к красоте и сану.

Увы, пришлось ей слишком рано,

Всего лишь двадцати трех лет,

Навек покинуть этот свет!

Судьба отмерила ей годы

Скупей, чем милости природа,

Не то б досель была она

Везде хвалой окружена.

У той, чей лик пленял все взоры,

Сердечный друг нашелся скоро,

И, вняв желаньям девы, к ней

Бог брака светлый Гименей

С гирляндой свежих роз явился,

Но кипарис меж ними вился,

И факел, что пришлец держал,

Не пламенел, а лишь мерцал.

Едва матроны молодые

Ее поздравили впервые

С наследником, как ей опять

Пришлось Люцину призывать,

Но Атропа, а не Люцина

С небес приспела на родины,

И погубил ее приход

Как древо, так и юный плод:

Был, не родившись, похоронен

Младенец в материнском лоне,

А вслед затем обрел покой

В земле и склеп его живой.

Так иногда побег зеленый,

Морозом зимним пощаженный,

Теряет жизнь лишь оттого,

Что невзначай пастух с него

Сорвет бутон полураскрытый,

Дождями первыми омытый.

Как будто насмерть поражен,

Бессильно поникает он,

И кажется роса, что утром

На нем сверкала перламутром,

Следами горьких слез, о нем

Пролитых помрачневшим днем.

Пусть, леди милая, в гробнице

Твоим останкам мирно спится!

Твой труд безмерно был тяжел:

Чтобы другой в сей мир пришел,

До срока ты сошла в могилу,

Где сладость отдыха вкусила.

Горюет о тебе, стеня,

Не только знатная родня

Весь Геликон рыдает ныне,

Услышав о твоей кончине,

И к месту, где почила ты,

Приносим вешние цветы

Мы с берегов родного Кема,

От безысходной скорби немы.

А ты теперь в раю живешь

С той, чей удел на твой похож;

С той, что страдала от бесплодья,

Пока не дал на свет господь ей

Иосифа произвести

И вновь от мужа понести;

С той, чьи вторые роды были

Так трудны, что ее убили,

И вознеслась она туда,

Где мир и свет царят всегда,

Где ты, маркиза, вместе с нею,

Подругой новою своею,

В лучах немеркнущей зари

Пребудешь выше, чем цари.

ПО СЛУЧАЮ СВОЕГО ДВАДЦАТИТРЕХЛЕТИЯ

Мне двадцать три, и Время, этот вор,

Неуловимый, дерзкий, быстрокрылый,

Уносит дни моей весны унылой,

Так и не давшей всходов до сих пор.

Но лишь в обман ввожу, быть может, взор

Я внешностью ребячливой и хилой,

Превосходя в душе сокрытой силой

Иного, кто на мысль и дело скор.

И все ж - спешить иль медлить я обязан,

Иду к высокой цели иль ничтожной

И близок от нее или далек

По воле провиденья непреложной

Благословен мой путь: он предуказан

Тем, кем мне задан мой земной урок.

ЛАТИНСКИЕ СТИХИ

ЭЛЕГИИ

ЭЛЕГИЯ I

К Карло Диодати

Вот и утешен я, друг, твоим долгожданным посланьем!

Весть о тебе наконец строки его принесли

Из достославного Честера, гордо вознесшего стены

Там, где, на запад катясь, в море вливается Ди.

Рад я, что жив и здоров в краю, столь далеком отсюда,

Юноша, чья голова мне, как своя, дорога,

Тот, чье сердце меня и в разлуке по-прежнему любит,

Тот, с кем свидание мне вскоре пошлют небеса.

Крепко прикованный к городу над многоводною Темзой,

Не стосковался ничуть я по родной стороне,

Не тороплюсь возвратиться на Кем, тростниками поросший,

В келью мою не прошу доступ мне вновь разрешить.

Скудны там тенью поля, и видеть их нету желанья:

Фебовым худо сынам в этих унылых местах!

Мне постоянным брюзжаньем угрюмый наставник наскучил,

Больше придирки его я не намерен терпеть.

Если зовется изгнанием жизнь под отеческим кровом,

Где удовольствиям я волен досуг посвящать,

Доля изгнанника мне завидною кажется долей,

Имя его предпочту я всем другим именам.

О, если б древле Овидию в ссылке томийской суровой

Был ниспослан судьбой столь же счастливый удел,

Он бы в искусстве своем затмил ионийца Гомера,

Большую славу стяжал, чем мантуанец Марон!

Снова теперь я время нашел для служения музам

И целиком поглощен книгами, жизнью моей.

Если ж устану, меня привлекают шумливая сцена

И рукоплещущий зал в пышно убранный театр,

Где предстают нам с подмостков скупец или алчный наследник,

Воин в мирные дни или влюбленный юнец.

Там крючкотвор, раздобревший от тяжбы, ведомой лет десять,

Варварской речью своей с толку сбивает невежд;

Там в увлеченьях любовных хозяйскому сыну потатчик,

Водит слуга продувной за нос тирана-отца;

Там, вся горя, но понять не в силах, что это за пламя,

Дева уже влюблена, хоть и не знает любви;

Там потрясает Трагедия яростно скиптром кровавым,

Дико глазами водя и волоса разметав.

Стражду я, но смотрю, и смотреть мне отрадно, страдая.

Сладкой печали своей выход в слезах я даю,

Видя, как мальчик несчастный, чья страсть не встречает ответа,

Гибнет, еще не успев в жизни утехи познать;

Как из-за Стикса к живым является мститель жестокий,

И леденит их сердца факел зловещий его;

Как воздается Креонту за кровосмешение предков;

Как карает детей Ила с Пелопом судьба.

Только сидеть взаперти мне и дома и в городе скучно.

Быстротекущей весной я насладиться спешу,

Целыми днями гуляя под вязами в парке соседнем

Иль в благородной тени рощ подгородных бродя.

Часто мне там на пути встречаются девушки, звезды,

Чье дыханье и взор пламенем полнят мне грудь.

Ах, сколько раз я, как чуду, дивился их формам прелестным,

Могущим юность опять старцу Крониду вернуть;

Блеску очей-самоцветов; румяным ланитам, чьи краски

Ярче светил, что вокруг полюсов мира бегут;

Шеям, своей белизной плечо превзошедших Пелопа

Или нектар, что разлит в небе на Млечном Пути;