Том 1. Стихотворения
В. Сажин. Судьба литературного наследия Хармса
Самые ранние сведения о творческих занятиях Хармса известны из письма от 3 марта 1916 года его тетки, Наталии Ивановны Колюбакиной, к постоянно отсутствовавшему дома по делам службы его отцу: «Даня сидит рядом со мной и пишет какую-то сказку <…>» (см. прим. 1). Скорее всего, это было не единственное его «произведение собственной фантазии» (см. там же), но ни одного из таких текстов Хармса мы не знаем. Первые творческие автографы поэта – семь рисунков (тетрадь), сделанные в 1919 году в Детском Селе. Они уже содержат – в зашифрованном виде – многие из мотивов и символов последующего словесного творчества Хармса (обстоятельную интерпретацию их см.: Ершов. С. 20–33). Первый известный литературный текст Хармса относится к 1922 г. – им открывается настоящее собрание. Творческая сторона этого текста не так уж существенна – принципиально важно здесь наличие подписи – литературного псевдонима, свидетельствующего об оформившемся у Хармса сознании себя писателем. В этом году он поступил в Детско-сельскую школу.
Следующий по времени стихотворный текст Хармса с датой 12 июня 1924 г. известен лишь в списке художника Б. Семенова, по которому и опубликован (РЛ. 1992. № 3. С. 156–157). Осенью этого года Хармс поступил в Ленинградский электротехникум, который, недоучившись, бросил в конце 1925. К весне 1925 г., по-видимому, у Хармса уже был некоторый творческий репертуар. Известна его дневниковая запись этого времени: «Это вполне логично пригласить меня почитать стихи. Боже, сделай так, чтобы там были люди, которые любят литературу, чтобы им было интересно слушать. И пусть Наташа будет повежливей к моим стихам. Господи, сделай то, о чем я тебя прошу. Сделай это, мой Боже» (Jaccard, Устинов. S. 159; подлинник по-немецки). В комментариях к публикации этого текста среди так называемых «дневниковых записей Даниила Хармса» он интерпретируется, в связи с наличием у Хармса к тому времени обширного списка произведений разных поэтов, которые он знал наизусть, – как некое актерское чтение (Устинов, Кобринский. С. 522). Но все-таки сомнительно, чтобы выражение «к моим стихам» означало чьи-то чужие произведения, читаемые декламаторски, а взволнованная тональность этой записи более приличествует волнению начинающего поэта.
Таким образом, за отсутствием более ранних свидетельств о его творческих выступлениях, следует согласиться, что весна 1925 г. – дата появления нового писателя Даниила Хармса (Jaccard, Устинов. S. 159). Это подтверждается и другими обстоятельствами.
В марте 1925 г. А. Туфанов основал «Орден Заумников» (DSO), о котором писал: «В ядро группы входят трое: я, Хармс и Вигилянский – ученики, постоянно работающие в моей студии» (Туфанов. С. 176). Это была действительно «школа» для Хармса: его стихи 1925-нач. 1926 гг. решительно отличны от того (хоть и немногого), что мы знаем о его более раннем творчестве. «Расширенное восприятие пространства и времени», пропагандировавшееся А. Туфановым, было творчески осмыслено Хармсом: в отличие от культивирования учителем «звукового жеста» («что делают заумные стихи, а не что изображено в них»), Хармс пропагандировал «русско-национальную красоту» зауми (Jaccard, Устинов. S. 160, 162–163). Каковы были плоды творческого ученичества Хармса у Туфанова, можно судить по значительному объему его текстов: это две тетради стихотворений, представленные им в Союз поэтов 9 октября 1925 г. и, вероятно, чуть позже этой даты.
Но сначала отступим на шаг назад.
Весной или летом этого, 1925, года уже названный поэт Е. Вигилянский устроил у себя дома на Васильевском острове чтение стихов. Выступал и Хармс. Среди слушателей были давние приятели, соученики по гимназии Л. Лентовской (190-й советской трудовой школы им. Л. Лентовской) Леонид Липавский, Яков Друскин и Александр Введенский. В эту пору все трое были уже студентами университета: Друскин и Липавский учились на философском отделении факультета общественных наук, Введенский – на китайском отделении восточного факультета. В 1922 г. они основали тройственный союз, назвав его (себя) «чинари».
Наименование придумано А. Введенским. Друскин полагал, что оно произведено от слова «чин» в значении духовного ранга (Друскин. С. 103); А. Стоун-Нахимовски возводит значение этого слова к славянскому корню «творить» (Stoun-Nakhimovsky. S. 10); возможны и другие интерпретации, вплоть до ассоциации со словом «чинарик» – маленький окурок: свое маргинальное положение в литературе они могли уже предвидеть. Во всяком случае, неочевидность происхождения и значения наименования, по-видимому, можно счесть принципиальной и совершенно органичной, если учитывать фундаментальные свойства поэтики писателей этой группы.
После своего выступления у Вигилянского, Хармс был признан чинарями «своим» и принят в их сообщество в качестве «чинаря-взиральника» (так он стал подписывать тогда некоторые свои произведения).
(В конце 1925 г. к «чинарям» присоединились Н. Заболоцкий и Н. Олейников: «Олейников почти сразу вошел в наше сообщество. С Заболоцким наши отношения были иного рода. Уже осенью следующего года у нас возникли с ним серьезные теоретические расхождения. Поэтому связи с ним у „чинарей“ были, во-первых, чисто дружескими, и, во-вторых, деловыми – имею в виду здесь совместные выступления обэриутов». – Друскин. С. 105–106. Обстоятельное рассмотрение истории чинарей и их творческих связей см. в готовящейся к изданию книге «…„сборище друзей, оставленных судьбою“. Чинари в их творческом наследии, переписке, документах»).
Итак, заполнив анкету Союза поэтов, Хармс сдал «на экспертизу» свои стихи, которые благополучно в их подлинном виде сохранились (ИРЛИ) и представляют собой наиболее полный репертуар его самого раннего творчества.
В марте 1926 г. Хармс был принят в Союз поэтов.
Этот год ознаменовался для него первой публикацией: в коллективном Сборнике Ленинградского отделения Всероссийского Союза поэтов «Собрание стихотворений» напечатан «Случай на железной дороге» (другая – и последняя – прижизненная публикация Хармса вне «детского» контекста: «Стих Петра Яшкина» в следующем Сборнике Ленинградского Союза поэтов «Костер» – Л., 1927). В январе задумывался выпуск сборника «Положа руку на сердце» с участием Хармса, Введенского, С. Спасского, Г. Шмерельсона и др., но он не осуществился (Jaccard, Устинов. S.179).
3 апреля 1926 г. Хармс с Введенским обратились к Б. Пастернаку с просьбой о содействии в напечатании своих стихотворений, приложив к письму какие-то тексты – их судьба неизвестна.
Осенью 1926 г. Хармс впервые выступил на поприще театральной драматургии – вместе с Введенским он сочинял текст представления «Моя мама вся в часах» – синтез литературно-драматического, музыкального, циркового и изобразительного спектакля в театре «Радикс», основанном студентами театрального отделения Института истории исскуств Кацманом (псевд.
