8 июня 1895
«Покрыла зелень ряски...»
Покрыла зелень ряски
Пустынный старый пруд, —
Я жду, что оживут
Осмеянные сказки:
Русалка приплывет,
Подымется, нагая,
Из сонной глади вод
И запоет, играя
Зеленою косой,
А в омуте глубоком
Сверкнет огромным оком
Ревнивый водяной...
Но тихо дремлет ряска,
Вода не шелохнет, —
Прадедовская сказка
Вовек не оживет...
6 апреля 1889, 11 июля 1895
«Как бессвязный рассказ идиота...»
Как бессвязный рассказ идиота,
Надоедлива жизнь и темна.
Ожидаю напрасно чего-то, —
Безответна ее глубина.
Перепутаны странно дороги.
А зачем-то куда-то бреду.
Предо мною в багряном бреду
Терема золотые, чертоги.
31 июля 1895
«В амфоре, ярко расцвеченной...»
В амфоре, ярко расцвеченной,
Угрюмый раб несет вино.
Неровен путь неосвещенный,
А в небесах уже темно, —
И напряженными глазами
Он зорко смотрит в полутьму,
Чтоб через край вино струями
Не пролилось на грудь ему.
Так я несу моих страданий
Давно наполненный фиал.
В нем лютый яд воспоминаний,
Таясь коварно, задремал.
Иду окольными путями
Вдали от всех, чтоб кто-нибудь
Неосторожными руками
Не пролил яда мне на грудь.
23 июля 1887, 9 мая 1893, 12 сентября 1895
«Нет, не одно только горе...»
Нет, не одно только горе, —
Есть же на свете
Алые розы, и зори,
И беззаботные дети.
Пусть в небесах догорают
Зори так скоро,
Пусть наши розы роняют
Скоро уборы,
Пусть омрачаются рано
Властию зла и обмана
Детские взоры, —
Розы, и зори, и дети
Будут на пасмурном свете.
24 сентября 1895
«Истомил меня пасмурный день...»
Истомил меня пасмурный день,
Извела одинокая скука.
Неотступна чуть видная тень,
Повторений томящих порука.
Впечатлений навязчивых сеть...
Разорвать бы постылые петли!
Не молитвой ли сердце согреть?
О веселых надеждах не спеть ли?
Но молитвы забыты давно,
И наскучили песни былые,
Потому что на сердце темно,
Да и думы – такие все злые!
19 ноября 1894, 5 октября 1895
«Словно бусы, сказки нижут...»
Словно бусы, сказки нижут,
Самоцветки, ложь да ложь.
Языком клевет не слижут,
Нацепили, и несешь.
Бубенцы к дурацкой шапке
Пришивают, ложь да ложь.
Злых репейников охапки
Накидали, не стряхнешь.
Полетели отовсюду
Комья грязи, ложь да ложь.
Навалили камней груду,
А с дороги не свернешь.
Пo болоту-бездорожью
Огоньки там, ложь да ложь, —
И барахтаешься с ложью,
Или в омут упадешь.
10 октября I895
«Шум и ропот жизни скудной...»
Шум и ропот жизни скудной
Ненавистны мне.
Сон мой трудный, непробудный
В мертвой тишине,
Ты взлелеян скучным шумом
Гордых городов,
Где моим заветным думам
Нeт надежных слов.
Этот грохот торопливый
Так враждебен мне.
Долог сон мой, сон ленивый
В мертвой тишине.
26 октября 1895
«Покоряясь жажде странной...»
Покоряясь жажде странной,
Овладевши кучей книг,
Как тигрица на добычу,
Ты набросилась на них.
Не учись по этим книгам,
Что лежат перед тобой, —
Лицемеры их писали,
Вознесенные толпой.
Что прилично, что обычно,
Что вошло уже в закон,
Лишь тому их жалкий лепет
Малодушно посвящен.
А тому, что в темном сердце
Подымает бунт страстей,
Не могли они ответить
Речью косною своей.
6 декабря 1895
«Хорошо бы стать рыбачкой...»
Хорошо бы стать рыбачкой,
Смелой, сильной и простой,
С необутыми ногами,
С непокрытой головой.
Чтоб в ладье меня качала б
Говорливая волна,
И в глаза мои глядели б
Небо, звезды и луна.
На прибрежные каменья
Выходила б я боса,
И по ветру черным флагом
Развевалась бы коса.
6 декабря 1895
«Приучив себя к мечтаньям...»
Приучив себя к мечтаньям,
Неживым очарованьям
Душу слабую отдав,
Жизнью занят я минутно,
Равнодушно и попутно,
Как вдыхают запах трав,
Шелестящих под ногами
В полуночной тишине,
Отвечающей луне
Утомительными снами
И тревожными мечтами.
7 декабря 1895
«Мне страшный сон приснился...»
Мне страшный сон приснился,
Как будто я опять
На землю появился
И начал возрастать,
И повторился снова
Земной ненужный строй
От детства голубого
До старости седой:
Я плакал и смеялся,
Играл и тосковал,
Бессильно порывался,
Беспомощно искал...
Мечтою облелеян,
Желал высоких дел, —
И, братьями осмеян,
Вновь проклял свой удел.
В страданиях усладу
Нашел я кое-как,
И мил больному взгляду
Стал замогильный мрак,
И, кончив путь далекий,
Я начал умирать, —
И слышу суд жестокий:
«Восстань, живи опять!»
12 декабря l895
«Кинул землю он родную...»
Кинул землю он родную
И с женой не распрощался.
Из одной земли в другую
Долго молодец шатался.
Наконец в земле литовской
Счастье парню привалило
И удачей молодцовской
Вдосталь наделило.
Был он конюхом сначала,
Полюбился королеве,
И она его ласкала, —
А потом повис на древе,
Потому что проследили,
Донесли и уличили!
Суд был строгий и короткий:
Королеву заточили,
Парня в петле удавили
Под ее окном с решеткой.
7 января 1896
«Нa гулких улицах столицы...»
Нa гулких улицах столицы
Трепещут крылья робкиих птиц,
И развернулись вереницы
Угрюмых и печальных лиц.
Пол яркой маской злого света
Блестит торжественно глазет.
Идет, вся в черное одета,
Жена за тем, кого уж нет.
Мальчишки с песнею печальной
Бредут в томительную даль
Пред колесницей погребальной,
Но им покойника не жаль,
28 – 29 января 1896
«Вдали, над затравленным зверем...»
Вдали, над затравленным зверем,
Звенит, словно золотом, рог.
Не скучен боярыне терем,
И взор ее нежен и строг.
Звенит над убитым оленем,
Гремит торжествующий рог.
Коса развилась по коленям,
И взор и призывен, и строг.
Боярин стоит над добычей,
И рог сладкозвучен ему.
О, женский лукавый обычай!
О, сладкие сны в терему!
Но где же, боярин, твой кречет?
Где верный сокольничий твой?
Он речи лукавые мечет,
Целуясь с твоею женой.
1 – 2 февраля 1896
«Расцветайте, расцветающие...»
Расцветайте, расцветающие,
Увядайте, увядающие,
Догорай, объятое огнем, —
Мы спокойны, не желающие,
Лучших дней не ожидающие,
Жизнь и смерть равно встречающие
С отуманенным лицом.
25 февраля 1896
«Дорогой скучно-длинною...»
Дорогой скучно-длинною,
Безрадостно-пустынною,
Она меня вела,
Печалями изранила,
И разум отуманила,
И волю отняла.
Послушен ей, медлительной,
На путь мой утомительный
Не жалуясь, молчу.
Найти дороги горные,
Веселые, просторные,
И сам я не хочу.
Глаза мои дремотные
В виденья мимолетные
Безумно влюблены.
Несут мои мечтания
Святые предвещания
Великой тишины.
9 – 10 марта 1896
Вывески цветные,
Буквы золотые,
Солнцем залитые,
Магазинов ряд
С бойкою продажей,
Грохот экипажей, —
Город солнцу рад.
Но в толпе шумливой,
Гордой и счастливой,
Вижу я стыдливой,
Робкой нищеты
Скорбные приметы:
Грубые предметы,
Темные черты.
18 марта 1896
Имена твои не ложны,
Беспечальны, бестревожны, —
Велика их глубина.
Их немолчный, темный шепот,
Предвещательный их ропот
Как вместить мне в письмена?
Имена твержу, и знаю,
Что в ином еще живу,
Бесполезно вспоминаю
И напрасно я зову.
Может быть, ты проходила,
Не жалела, но щадила,
Не желала, но звала,
Грустно взоры опускала,
Трав каких-то все искала,
Находила и рвала.
Может быть, ты устремляла
На меня тяжелый взор
И мечтать не позволяла
Про победу и позор.
Имена твои все знаю,
Ими день я начинаю
И встречаю мрак ночной,
Но сказать их вслух не смею,
И в толпе людской немею,
И смущен их тишиной.
19 марта 1896
