Нет-, ты не заспалася,
Не сердишься на Яся
В живых тебя не стало,
Ушла под бугорочек.
Вернуться не удастся!
Тоскует твой дружочек!
Коль засыпал я прежде - одни мечты
манили:
Проснусь я утром рано, да и пойду к
Марыле.
И сны мне сладки были.
Ах, здесь, от всех далекий, засну я,
одинокий.
Авось тебя увижу, когда сомкну я веки,
Быть может, и навеки.
Счастлив я был, трудился,
Соседи уважали,
Старик отец гордился.
Теперь отец - в печали.
Ни людям я, ни богу,
Зачем мне урожаи?
Да пусть в полях - ни стогу,
Да пусть бы волчьи стаи
Весь скот передавили!
Нет, нет моей Марыли!
Сулил отец мне хату,
Да с утварью богатой:
Пора хозяйку взять бы!
Уж приходили сваты...
Но нет моей Марыли!
Нет, не уговорили!
Жениться силы нету.
Отец мой, вместо свадьбы
Пойду по белу свету.
Сбегу я, прочь уеду
Да так скрываться стану,
Что не найдете следу.
Я к москалям пристану,
Чтоб сразу бы убили.
Нет, нет моей Марыли!
Мать
Ах, снова проспала я!
Уж в поле добры люди.
Нет, нет тебя, родная,
И кто ж меня разбудит?
Всю ночь я прорыдала,
Заснула - рассветало.
Мой Шимон, видно, в поле
Ушел еще до света;
Не разбудил, моей не тронул боли,
Не ел с утра, голодный косит где-то.
Коси, покуда в силе.
Я лягу на могиле.
Зачем домой стремиться?
Ей там не домовничать
К обеду не покличет!
Ах, с кем за стол садиться?
Пока у нас была ты,
Был рай под кровлей хаты
У нас и вечеринки,
И пареньки и девки;
Веселые зажинки
И шумные досевки.
Теперь наш дом - пустыня,
Его обходят ныне.
Петли ржавеют, зелен
Мох лезет из расщелин.
Господь и люди нас забыли.
Нет, нет моей Марыли!
Подружка
Бывало, мы встречались
Вот здесь, на бережочке,
И о моем шептались
И о твоем дружочке.
Шептались-говорили!
Нет, нет моей Марыли!
Чью выслушаю повесть?
С кем толковать на совесть?
Коль радостью и горем
С тобой нам не делиться
Мы горя не разгоним
И радости не сбыться!
Чужой человек
Это слыша, прослезился
Человек чужой проезжий,
И вздохнул, и в путь пустился
Он от этих побережий.
[Ноябрь 1820 г.]
ДРУЗЬЯМ
При посылке им баллады "Люблю я!"
Бьет раз, два, три... удар за ударом.
Уж полночь. Все глухо во мраке,
Лишь ветер шумит по развалинам старым
Да воют уныло собаки.
Почти до конца догоревший огарок
Мерцает в подсвечнике медном,
На миг огонек раздувается, ярок,
И меркнет миганием бледным.
Мне страшно! И ночь не приносит покоя
И ласки, как было когда-то:
В мечтах вспоминается время другое!
Прочь!., сгинуло все без возврата.
Забвенья ищу я, уткнувшись в страницы,
Иль, книгу отбросив, мечтаю
И вижу любимые, милые лица;
Очнусь вдруг и снова читаю.
А то вдруг почудится мне на мгновенье
Любимая входит иль братья;
Вскочу и стою перед собственной тенью,
Ко мне протянувшей объятья.
Нет, лучше, пока еще светится пламя,
Стихами, запевшими звонче,
Беседовать буду с моими друзьями,
Начну, но, наверно, не кончу.
Быть может, согрею весенним порывом
Стих зимний, полночный, унылый;
Хочу написать что-нибудь о любви вам,
Об ужасах и о Марыле.
Кто кистью прославить решил свое имя
Пусть пишет с Марыли портреты,
Пусть имя Марыли стихами своими
Навек обессмертят поэты.
Хотя сознаю я все это прекрасно,
Но я ведь пишу не для славы;
Отом расскажу вам, что в вечер ненастный
Марыле читал для забавы.
Марыля любовь отмеряла так скупо,.
Была равнодушна ко вздохам;
Ни разу не скажут "люблю" ее губы
На сто раз ей сказанных "кбхам".
За это вот в Руте, как полночь звонили
И тени бродили по саду,
Не раз перед сном на прощанье Марыле
Читал я вот эту балладу.
27 января [1819 г], Ковно
ЛЮБЛЮ Я!
Баллада
Ты видишь, Марыля, у края опушки
Направо, там заросль густая,
Налево долина, где вьется речушка,
Горбатится мост, нависая.
Вон старая церковь и сруб колокольни,
Там ухает филин уныло,
Малинник густой там разросся привольно,
В малиннике ж этом - могилы.
Душа ль там заклятая, бес ли в безлюдье,
Но в полночь по этой дороге,
Наскблько запомнили старые люди,
Никто не пройдет без тревоги!
И чуть только полночь покров свой набросит,
Вдруг храм открывается с треском
И ветер трезвон похоронный разносит,
Кусты озаряются блеском.
Вдруг вспыхнет, как молния, бледное пламя,
И громы подземные грянут,
МОГИЛБ! в кустах зашевелят горбами,
И призраки страшные встанут.
То труп по дороге ползет безголовый,
А то голова, но без тела,
Ощеривши рот искривленный, лиловый,
Таращит глаза остеклело.
То волк-нетопырь свои крылья раскинет,
А кто отогнать его хочет,
Скажи только: "Сгинь, пропади!" - и он сгинет,
Но дьявольски вдруг захохочет.
И каждый, кто ездит, со злобой покинет
Проклятую эту дорогу:
Тот дышло сломает, тот воз опрокинет,
Иль конь его вывихнет ногу.
Не раз я с Анджеем беседовал старым
Про это заклятое место:
Смеясь над чертями, не верил я чарам,
Там ездил всегда без объезда.
Однажды, когда ехал ночью я в Руту,
На самом мосту, там, у кручи,
В упряжке вдруг вздыбились лошади круто.
"Гей!" - крикнул, стегая их, кучер.
И кони, рванувшись из всей своей мочи,
Сломали оглоблю тугую.
"Остаться здесь в поле, к тому же средь ночи,
Сказал я, - вот это люблю я!"
И только промолвил, как призрак девицы
Вдруг выплыл из вод серебристых:
Вся в белой одежде, как снег, белолица,
В венке из мерцаний лучистых.
И замерло сердце, застынуть готово,
От ужаса вздыбился волос.
Кричу: "Да прославится имя Христово!"
"Во веки веков!" - слышу голос.
"Кто б ни был ты, путник, будь счастьем отмечен,
Меня ты избавил от муки.
В довольстве, в покое живи, долговечен,
Пусть чтут тебя дети и внуки!
Ты видишь здесь образ души моей грешной,
Теперь уж ее не сгублю я:
Меня от чистилища - ночи кромешной
Избавил ты словом: люблю я!
Пока еще звезд не померкло сиянье,
Еще петухи не пропели,
Тебе расскажу, - и другим в назиданье
О грешном поведай ты деле!
Когда-то беспечно жила я на свете,
Марылей звалась я когда-то;
Отец мой был первый чиновник в повете,
Всесильный, вельможный, богатый.
При жизни он справить хотел мою свадьбу:
К богатой, красивой невесте
Поклонников много съезжалось в усадьбу,
И я привыкала к их лести.
Вниманием их я надменно кичилась.
Толпа их под музыку бала
За мною, как шлейф по пятам, волочилась,
Но всеми я пренебрегала.
Приехал и Юзек; двадцатое лето
Встречал он, правдивый и скромный,
Не требовал он на признанья ответа
Вздыхал лишь, застенчивый, томный.
Напрасно вздыхал он и таял всечасно:
Влекло меня к странным утехам,
Меня забавлял лишь страдалец несчастный,
Ему отвечала я смехом.
"Уйду!" - говорил он. "Ступай себе с богом!"
Ушел он со вздохом влюбленным;
Погиб от любви, - на прибрежье отлогом
Лежит он под кровом зеленым.
С тех пор стала жизнь для Марыли постылой,
. Раскаялась я, только поздно;
Того, кто навеки взят темной могилой,
Вернуть ли мольбою мне слезной!
Однажды, когда забавлялась я дома,
Раздался вдруг грохот ужасный
И Юзек явился, средь свиста и грома,
Как признак пылающий, красный.
Схватил и унес и в удушливом дыме
В чистилище бросил, в потоки.
Средь скрежета, стонов, словами такими
Он вынес мне суд свой жестокий:
"Ты знала, что бог сотворил из мужчины
Жену как венец мирозданья.
Чтоб в жизни тяжелой смягчала кручину,
Для радости, не для страданья.
А сердце твое из куска ледяного,
Никто, преклонясь пред тобою,
Не выпросил с губ твоих нежного слова
Признаньем, слезами, мольбою.
В чистилище долгие годы за это,
Терзать тебя будут здесь, злую,
Покуда мужчина живой с того света
Тебе не промолвит: люблю я!
То слово вымаливал Юзек твой бедный,
Лил горькие слезы, несчастный;
Пусть молит о том же и призрак твой бледный,
Терзаемый мукой ужасной!"
Сказал, и схватили меня злые духи
И вот - уже скоро год сотый
Днем мучат, а ночью скитаюсь я глухо
По зарослям топким болота;
Близ церкви у Юзя сижу на могиле,
И долу и выси чужая,
Пугаю прохожих, чтоб ночью спешили,
Подальше тот мост объезжая.
Болотом веду или темною чащей
Иль порчей коня погублю я;
И каждый клянет меня руганью мстящей,
