«Рядом шагая дорогой одною…»
Рядом шагая дорогой одною,
Возле него расцвела ты душою.
Время — и счастью, и грозным недугам.
Возле нее укрепился ты духом.
А за окошком то солнце, то вьюга…
Как вы растете возле друг друга!
«Лифт запоздалый громыхнул…»
Лифт запоздалый громыхнул,
Расплывчатые тени шатки.
И женщина, заслышав гул,
Выходит к лестничной площадке.
Так, ничего не говоря,
Пройдя росистою поляной,
При бледном свете фонаря
Ждут на платформе деревянной.
Вечерний лифт гудит, дрожа,
Озарена его изнанка.
И снова — мимо этажа,
Как скорый мимо полустанка.
«И вдруг узнала: у него…»
И вдруг узнала: у него
Уже два года есть другая.
Не понимая ничего,
В письмо смотрела, не мигая.
То поражало наповал,
Что шли вчера, сияла зелень,
А он шутил и напевал,
Лишь был чуть более рассеян.
Вдруг вспоминала, бог ты мой,
Его задумчивые ласки,
Приходы поздние домой
И взор спокойный, без опаски…
…И чем друг другу не потрафили?
Прощаясь, глазом не моргнули.
Они друг другу фотографии,
Теперь ненужные, вернули.
Она ему подарки прежние —
Колечко с брошкой — возвратила.
А он — ее записки нежные,
Давно утрачена их сила.
Вот так в минуты расставания
Они в пустынных гулких стенах
Те давние завоевания
Меняли, как военнопленных.
«Она ушла, и в гулкой глубине…»
Она ушла, и в гулкой глубине
Большого дома лифт замолк устало.
А он сидел с собой наедине,
Вдруг ощутив, как тихо в мире стало.
И так смотрел он в глубь своей души,
Как раненый, что вышел на поляну
И с ужасом, в неведомой глуши,
Чуть сдвинув бинт, рассматривает рану.
Когда-нибудь взгрустнешь
Ты обо мне немножко.
Когда-нибудь всплакнешь
У мутного окошка.
В холодной ряби луж
Девчонки моют боты.
И твой — как странно! — муж
Идет уже с работы.
Дождливым серым днем
Войдет и плащ свой сбросит.
— Ну что? Опять о нем? —
Тебя с обидой спросит.
Посреди ночного мира,
В тишине, издалека,
По асфальту — мимо, мимо —
Два точеных каблучка.
И на миг всего, не боле,
Отзывается в груди
Отголосок смутной боли,
Той, что будет впереди.
До сих пор та ночь хранима,
Словно сердцем новичка.
По асфальту — мимо, мимо —
Два точеных каблучка.
Что поделаешь, за годы
Расставаний и разлук
Не убавилось заботы,
Но остался этот звук.
Над водой полоска дыма.
Тают в небе облачка.
А по жизни — мимо, мимо —
Два точеных каблучка.
И на миг всего, не боле,
Отзывается в душе
Отголосок давней боли,
Нами прожитой уже.
Какой прекрасный, чистый цвет
Выдавливается из тубы!
Здесь женский пишется портрет
Глаза, и волосы, и губы.
А сам художник хмур и стар
И на припеке мерзнет летом.
Но разве бы ты спорить стал,
Что есть и он в портрете этом?
«Не снимала с пальцев кольца…»
Не снимала с пальцев кольца
На короткий даже срок,
Чтоб случайно муж-пропойца
Не нарушил свой зарок.
Не снимала на ночь перстни..,
А снаружи, где темно,
Все накатывали песни
На закрытое окно.
НАДПИСЬ, ВЫСЕЧЕННАЯ НА КАМНЕ В ГОРАХ
Упаси вас бог познать заботу —
Об ушедшей юности тужить,
Делать нелюбимую работу,
С нелюбимой женщиною жить.
Свое еще не отлюбя
И ожидая в жизни смуту,
Не отпускала от себя
Она его ни на минуту.
Предчувствуя его уход
Или предвидя долю вдовыо,
Его любила целый год
Захватническою любовью.
Вспоминается сквозь сон —
Как смеялась, что болтала,
Беспрерывный сладкий звон
Телефона и бокала.
Мужа верные друзья
И ее друзьями были.
Не какие-то князья:
Что давала — ели-пили.
Он ушел — хватило сил
Жизнь начать ему сначала.
Ни один не позвонил,
Ни одна не забежала.
Не осталось ничего, —
С прошлым прочно распростилась,
Ибо облако его
Вместе с ним переместилось.
Сквозь новые внезапные заботы,
Сквозь многие возникшие дела —
Вдохнула ощущение свободы
И голову бесстрашно подняла:
Дорога, уносящая отлого,
Дома и перелески без конца.
И белый след как будто от ожога
На месте обручального кольца.
Давно ли на скамье
В обнимочку сидели?
Вернулся он к семье
В начале той недели.
Вернулся наконец.
Пять лет сравнялось сыну.
Стоит его отец
И ровно держит спину.
Высокий и прямой.
Прошла его измена.
Негаданно домой
Вернулся как из плена.
Не чувствуя вины,
Стоит себе у входа.
Вернулся как с войны —
Через четыре года.
«Там, где люди не спеша…»
Там, где люди не спеша
Выходили на прогулку,
Продвигался не дыша
По вечернему проулку.
Вдруг увидел, в землю врос,
Будто стукнулся о стену.
Что, вернулся? — свой вопрос
Выбросила как антенну.
— Не хочу тебя, враля,
Не люблю и не ревную… —
Словно зонд из корабля —
Прямо в сферу неземную.
«Не ушла, но сказала: «Уйди!»…»
Не ушла, но сказала: «Уйди!» —
С этой точки отсчета
Позади и уже впереди
Словно выжжено что-то.
«Уходи!» — прозвучала над ним
Наивысшая сила.
Навсегда этим словом одним
Жизнь ему занозила.
Был в душе запечатлен,
Как при магниевой вспышке,
Головы ее наклон,
Снег, налипший на пальтишке.
Я все думал лишь о ней,
Даже чаще, чем вначале, —
Посреди летящих дней
И бессонными ночами.
Так я жил в наш трудный век,
Занят этим важным делом…
И очнулся… Падал снег.
Поле было белым-белым.
Мир стоял совсем иной,
Ровным светом душу полня.
Я подумал: «Что со мной?
Я ее совсем не помню!»
Взгляд, шагов летящий звук,
Смех среди морозной пыли —
Стерлось все, как будто вдруг
Фотопленку засветили.
«Ты добрая, конечно, а не злая…»
Ты добрая, конечно, а не злая,
И, только не подумавши сперва,
Меня обидеть вовсе не желая,
Ты говоришь обидные слова.
Но остается горестная метка, —
Так на тропинке узенькой в лесу
Товарищем оттянутая ветка,
Бывает, вдруг ударит по лицу.
